Маргит Сандему - Весеннее жертвоприношение
Особенно отчетливо тишина ощущалась наверху, на чердаке. Никогда он не слышал такого зловещего безмолвия, исходящего оттуда, сверху. Оно представлялось ему даже хуже, чем в прошлую ночь, но это, конечно, игра воображения.
Снивель лежал неподвижно и слушал. Не может же он быть абсолютно глухим.
Но ведь даже глухие, вообразил он, должны слышать больше, чем он сейчас. Шорох или нечто подобное. Он не слышал ничего. Словно на дом, на всю землю кто-то наложил огромную перину и заглушил все звуки.
Комната слабо вращалась. Видимо он перехватил спиртного. Кровать поднялась и начала качаться. Приятно, приятно. Все поплыло, закружилось.
В ушах зашумело. Так бывает, когда примешь слишком много лекарства, или, если человека мучает какой-то звук. Но здесь же нет никаких звуков.
У него закружилась голова. Нет, это уже неприятно, жужжание стало слишком сильным! Остановись, остановись!
И в этот момент он обнаружил, что кровать действительно качалась! Он вынужден был крепко держаться за нее руками. Вся комната сильно вращалась.
Галлюцинации, конечно. Сейчас ему надо не потерять разум и не смешивать иллюзии и реальные факты!
Но вот началась вибрация. Кровать стало трясти и из огромной тяготящей тишины возник звук. Сначала слабый-слабый, глухой, но вот сила его стала нарастать, глубокий звук, который, казалось, мог разбить все стеклянное в доме. Он становился все сильнее и сильнее. Снивелю хотелось даже зажать уши, но он не мог оторвать рук от кровати, которая вибрировала в унисон с этим невыносимым звуком. Звук… Он хочет разорвать его? Изнутри?
Снивель уставился вверх в темноту, широко раскрыв глаза и разинув рот. Он пытался крикнуть, но давление воздуха перехватило горло, а кровать вращалась и крутилась… Или это двигалась комната? Он не мог понять. Звук рвался изнутри, а давление воздуха давило снаружи.
Ларсен! Он должен слышать это и наверняка скоро прибежит.
Но Ларсен спал и ничего не слышал.
Снивель почувствовал в легких боль. Давление воздуха было столь сильным, что лицо его, как ему показалось, стало плоским, кровать все время тряслась, словно хотела разделаться с ним, но он судорожно держался за нее.
Наконец, спустя некоторое время, продолжительность которого он определить не мог, сила звука стала спадать, в такт с этим уменьшилась и вибрация. Комната прекратила вращение, и все медленно стало возвращаться в нормальное состояние.
Снивель сделал глубокий выдох. Потребовалось много времени, прежде чем он полностью пришел в себя. Сердце, легкие работали под высоким давлением, руки, оцепеневшие от крепкого держания за края кровати, тряслись.
Что же произошло на самом деле?
Сегодня он был осторожен с едой.
Но не с напитками! Сначала приличная стопка водки перед обедом, не считая того, что пил раньше еще днем. Потом вино, пунш, опять водка…
Да, но не больше же того, что может выдержать крепкий мужчина?
Может немного перебрал?
Если только не?.. Да!
В голове Снивеля зародилась мысль и получила быстрое развитие. Если только кто-то не отравил еду?
Ясно! Какой-нибудь дьявол в его доме связан с Элистрандом и сейчас пытается отравить его!
Но Снивель ведь не обыкновенный юрист. Он быстро обнаружит преступника. Заменить подозреваемого будет просто.
А потом через несколько дней можно пригласить и пастора. Это никогда не повредит.
11
В Элистранде во всю ягнились овцы. Винга и Хейке последние сутки непрерывно проводили в овчарне. Овцы были самой существенной частью хозяйства, в которую Винга вложила большие средства, когда начала восстанавливать Элистранд после довольно экстравагантного хозяйствования адвоката Сёренсена. Он в основном стремился к собственному удовольствию, был пресыщен и не думал о будущем. За какое-то мгновение, как говорится, «высосал» из поместья все, что мог. Не думая о будущем, вырубал леса, продавал урожай и скот, чтобы получить сиюминутный выигрыш. Это нанесло урон Винге, но Хейке и работники были хорошими советчиками. Сколько Хейке помогал ей материально, она никогда не узнает, но помочь он ей хотел. Конечно, его беспокоило то, что у него не будет таких больших возможностей, когда он вернет себе Гростенсхольм.
Если когда-нибудь вернет!
По правде говоря, им не нужно было проводить в овчарне дни и ночи, но они оба любили животных и им нравилось находиться там. Конечно, это было утомительно, требовало много сил, но в то же время чувствовали они себя превосходно. И как часто говорили работники, помощь от них была большая. Все шло прекрасно, никаких несчастных случаев, но все же они проявляли осторожность. Работать с животными — хорошо вместе. Это придает особую теплоту их отношениям. Кроме того, в этом было то преимущество, что, смертельно устав, они заваливались спать, каждый в свою постель, без нежелательных мыслей. Нежелательные — слово довольно глупое. Сейчас они думали прежде всего о детях жителей уезда. Свои же желания они знали слишком хорошо.
Хейке был в овчарне вместе с одним из работников, когда Винга вбежала туда с бумагой в руке.
— Письмо! — радостно воскликнула она. — Письмо от Арва Грипа.
Хейке выпрямился:
— Что же он пишет?
— Гунилла наконец вышла замуж за Эрланда из Бакка. К Рождеству они ждут появления ребенка. Разве это не радостная весть?
— Да, действительно хорошие новости! Значит, она покончила со своими трудностями. Эрланд хорошо поступил!
— Не она ли испытывала страх… — Винга бросила взгляд на работника и закончила тихо, — перед мужчинами?
— Да. Она прекрасная девушка. Желаю ей всего хорошего.
Как всегда, когда упоминалось имя Гуниллы, глаза Винги становились слегка зелеными. Хейке был неосторожен, рассказав ей о том, что он вынужден был прибегнуть к траве, заколдованной Суль, чтобы изгнать Гуниллу из своих мыслей.
Этого не следовало бы делать. Молчать о своей прежней влюбленности полностью не стоит, но о ней следует говорить легко. Словно она не имеет никакого значения. В противном случае своей искренностью можно навредить.
Хейке залился счастливым смехом.
— Значит Арв будет дедом! Можно представить себе, как он рад!
— Да, об этом он тоже пишет. Ах, Хейке, не удивительно ли, как вдохновляют такие новости? Появляется желание самой родить ребенка.
Работник прокудахтал что-то о том, что у Хейке появился шанс.
Но Хейке смотрел на Вингу и думал, что это невозможно. Она сейчас не может иметь ребенка, ибо сама еще дитя.
Потом, когда она и работник осматривали очередную овцу, ему пришло в голову, что многие ошеломляющие причуды Винги, даже опасная для ее жизни неуправляемость — вовсе не ребячество. Просто она такая! Она более зрелая, чем он мог себе представить, и на всю свою жизнь останется со своими причудами и сумасбродством; во всяком случае, с сумасбродством по житейским нормам.
