Антон Грановский - Обитель Тьмы
Они вышли на улицу. Газарские воины сидели вокруг костров и, тихо переговариваясь, ели мясо. Судя по тому, что из многих кусков по подбородкам газаров стекала кровь, воины ели мясо непрожаренным, почти сырым.
Спутники Глеба расположились за отдельным костром, и вид у них был неважный. Шесть стрельцов и воевода Бранимир, жуя черствый хлеб, опасливо косились на свирепые, испачканные кровью физиономии газаров. Один лишь Рамон был спокоен и невозмутим. Его грустные черные глаза были устремлены на затянутое тучами небо, а губы едва заметно шевелились, словно он беззвучно декламировал какие-то печальные стихи.
Завидев вышедших из шатра, ратники тут же уставились на Глеба и Алтука, и в глазах их, наряду с тревогой, появилось и что-то вроде облегчения. Должно быть, они не ожидали увидеть Глеба живым и невредимым.
– Вели своим спутникам подойти сюда, – небрежно сказал нойон Глебу. – А ты, – обратился он к одному из своих телохранителей, – принеси сюда Барабан Судьбы.
Затем нойон велел позвать глашатая и сухо ему что-то сказал. Выслушав Алтука, глашатай – кривоногий, лысоватый газар с изможденным лицом – перевел взгляд на Глеба и слегка приподнял бровь. Если взять в расчет необыкновенную сдержанность газарских воинов, жест этот должен был свидетельствовать о величайшем изумлении глашатая.
«Неужели на земле нашелся безумец, готовый биться с нашим лучшим воином?» – как бы говорил этот взгляд.
Вскоре глашатай уже кричал, вскарабкавшись на высокий и широкий пень в центре лагеря:
– Гости нашего нойона хотят получить право голоса и право власти! Они готовы испытать судьбу и сразиться с неистовым Фаркуком! По завету, данному нам отцами и дедами, мы не можем помешать им сделать это!
Газар-толмач перевел все это Глебу и его товарищам. Те вскочили на ноги, подошли к Первоходу и остановились рядом, с любопытством глядя на глашатая.
– Что все это значит? – хрипло спросил у Глеба воевода Бранимир. – О какой судьбе он орет? И что это за «неистовый Фаркук»?
– Газары согласны отпустить нас и дать нам в провожатые десять воинов, – пояснил Глеб. – Но для этого один из нас должен сразиться с их лучшим воином.
– Вот оно что, – пробасил воевода. – Ну, так пускай ведут этого воина сюда! Я быстро выбью из него душу! Если, конечно, у оборотней есть душа.
Глеб отрицательно качнул головой и сказал:
– Драться с газаром будет тот из нас, на кого укажут боги.
– Боги? – Бранимир нахмурился и провел мозолистой ладонью по растрепанной бороде. – Это как же?
– С помощью жребия.
– Какого жребия?
Глеб окинул взглядом лагерь газаров с пылающими тут и там кострами и ответил:
– Наберись терпения, Бранимир. Я знаю не больше тебя.
5
Пять минут спустя нойон Алтук, толмач, несколько телохранителей нойона, Глеб и его спутники сидели на сильно потертом ковре, расстеленном прямо на земле, в двух шагах от шатра Алтука. Сидели они полукругом, а в центре этого полукруга стоял странный предмет, отдаленно похожий на барабан. Впрочем, больше он напоминал небольшую коробку для пожертвований, обтянутую потертой коричневой кожей, с прорезью на крышке.
Со всех сторон пленников обступили газарские воины. На лицах некоторых из них все еще темнела засохшая кровь. Воины тихо переговаривались друг с другом на своем гортанном языке и со свирепым любопытством разглядывали гостей.
– Что мы должны делать? – спросил Глеб у нойона Алтука.
Предводитель дикарей прищурил свои глаза-прорези и сказал:
– Протяни мне свою руку, ходок.
Глеб протянул. Нойон вытащил из-за пояса кинжал, рукоять которого была украшена потускневшим жемчугом, и полоснул лезвием по ладони ходока.
Глеб отдернул руку и сцепил зубы, чтобы не выругаться и не зашипеть от боли.
– Теперь поднеси руку к Барабану Судьбы и выдави немного крови в щель, – распорядился нойон.
Первоход, не говоря ни слова, протянул руку, сжал над коробкой ладонь в кулак и выдавил в щель несколько капель крови.
Газары затихли, уставившись на ящик. Несколько секунд прошло в напряжении, затем Алтук шумно вздохнул и сказал:
– Ты не интересен богам, ходок. Им нужен другой.
Воевода Бранимир выслушал перевод толмача и резко протянул нойону свою мозолистую, широкую, как лопата, ладонь.
– Попробуй меня, газар! – прорычал он. – Можешь мне поверить: я размажу твоего лучшего воина по земле таким тонким слоем, что его не смогут отскрести!
Нойон усмехнулся, вытер клинок грязной тряпицей, а затем провел острым лезвием по ладони Бранимира. Тот покосился на Глеба и пробурчал:
– Будь спокоен – я прикончу этого гада.
Воевода поднес ладонь к Барабану Судьбы и сжал ее в кулак. Дождавшись, пока кровь упадет в щель, он убрал руку и уставился на коробку. Еще несколько секунд прошло в напряженном молчании, после чего Алтук сказал:
– Ты не подходишь, батыр. Богам нужен другой. – И перевел взгляд на Рамона. – Теперь твоя очередь.
Итальянец перекрестился и протянул нойону руку. Когда тот делал надрез, Рамон прикусил губу и слегка поморщился, чем вызвал усмешки на лицах некоторых газарских воинов.
Выдавив несколько капель крови в щель кожаного короба, Рамон достал из кармана застиранный носовой платок и быстро перетянул кровоточащую ладонь.
Газары снова выжидающе уставились на кожаный короб. Ждать пришлось недолго. Кожаный короб вдруг легонько дрогнул, словно кто-то ударил по нему изнутри. Затем еще раз. И еще. И вдруг невидимый пленник, запертый в кожаной коробке, ритмично замолотил по стенкам, будто и впрямь бил в барабан. А потом коробка поднялась над ковром и замерла в воздухе.
Алтук взволнованно облизнул плоские губы и хотел что-то сказать, но тут коробка рухнула наземь, а из щели вырвалось облако не то пара, не то серого дыма. Облако стало стремительно расти, а в глубине его, подобно сверкающим иглам, заискрились маленькие молнии.
– Кайрам баласам рабакаль! – хрипло выговорил нойон и повалился лицом на землю.
Газары, стоявшие вокруг, упали на колени, а затем, так же, как их предводитель, повалились на землю ничком.
Рамон слегка отшатнулся от короба и побледнел. Глеб недовольно сдвинул брови. Бранимир хмыкнул, а стрельцы машинально потянулись за мушкетами, хотя никаких мушкетов у них за плечами уже не было.
Облако серого пара, продолжая увеличиваться, выросло до размеров небольшого дерева и замерло. Затем внутри него вновь неистово заполыхали искорки, и форма облака начала меняться, пульсируя и обретая отчетливые человеческие черты.
И вот уже не просто облако, а сотканная из дыма и пара человеческая фигура стоял перед павшими ниц газарами и растерянными пленниками.
