Лесса Каури - Золушки из трактира на площади
— Ты? — хрипло спросил он Кая. — Тебя не должно здесь быть! Ты…
— Замолчи! — негромко сказал тот.
Сказал так, что назвавшийся Аркеем отступил на шаг, легко поклонился и скрылся в толпе.
Бруни испуганно взглянула на Кая.
— А… кто он такой?
— Этот жеребец? — задумчиво посмотрел ему вслед Кай. — Известный дворцовый ловелас. Из тех, что не пропустят ни одной юбки и ни одного увеселения. Забудь о нем.
— Но я… — набралась духу Матушка, желая признаться, что ехала с ним на лошади и даже, кажется, согласилась танцевать в паре.
— Забудь! — тем же тоном, что говорил с блондином, приказал Кай. — Ты — моя! Все остальное — прах!
И отступил на шаг. И поклонился. И подал ей руку, приглашая на менуэт.
Незадолго до полуночи шафера разыскали новобрачных, уснувших, трогательно обнявшись, на пустой телеге, растолкали и с пением псалмов начали собирать свадебную кавалькаду в порт.
— Тебе обязательно ехать? — поинтересовался Кай.
Они с Бруни сидели за одним из импровизированных столиков, утоляя голод и жажду.
Матушка, с удовольствием отпивая из кружки легкое осеннее вино и заедая жареным мясом, помотала головой и пожаловалась:
— У меня ноги гудят!
Кай засмеялся.
— Я предупреждал!
— Ты мне ни разу не наступил на ногу! — отметила она и уважительно добавила, вспомнив слова Ваниллы: — Настоящий мужик! А знаешь, — Бруни поставила кружку, — я бы с удовольствием посмотрела на фейерверк, если бы так не устала!
Кай поднялся, запахивая плащ.
— Вид с моря еще лучше. Идем со мной!
— Куда? — заинтересовалась Матушка.
Он загадочно улыбнулся.
— Подожди! — спохватилась Бруни. — Я только провожу молодых!
Изрядно потрепанный экипаж выглядел так, будто лошадки самостоятельно распряглись, знатно поужинали астрами и хризантемами, а потом вернулись в упряжь. Шафера как раз загружали молодых, когда подошла Матушка. Взглянув на Ваниллу, она поняла, что говорить сейчас подруге что-либо вообще бесполезно. А вот его светлость Андроний Рю Дюмемнон держался молодцом и даже умудрялся связывать слова в предложения!
Поймав шута за рукав, Бруни поцеловала его в щеку и шепнула:
— Спасибо тебе!
— А? — он перевел на нее осоловевшие глаза. — А-а-а! Дык не за что, маменька!
— Ты едешь? — спросила, проходя мимо, Персиана. — Мы с Мархом и детьми будем во-он в той телеге, давай с нами? Или, — она хихикнула, — останешься с кавалером?
— Останусь, — улыбнулась Матушка и направилась назад.
— Готова? — спросил ее Кай, когда она вернулась.
— К чему? — удивилась Бруни.
Он обнял ее и, крепко прижав к себе, укрыл плащом. А потом что-то сделал со своим кольцом, которое носил, не снимая, на среднем пальце правой руки — то ли повернул, то ли надавил на камень. Мгновенная вспышка скрыла площадь с уже угасающими кострами. Матушке показалось, что она падает в пропасть. Вскрикнув, она уцепилась за любимого и прильнула к его груди. Затем она почувствовала знакомый запах — йода, водорослей, соли, и услышала мерный шум моря. Бруни распахнула глаза и развернулась — перед ней была та самая пристань, где стояла яхта Кая. Судно сонно покачивалось на волнах, белея в темноте кормой.
В тишине, наполненной Матушкиным изумлением и нарушаемой лишь свистом ветра и шумом волн, Кай провел ее на корабль, усадил, а сам занялся швартовыми.
— Это была магия? — наконец нашла в себе силы спросить Бруни.
Кай поднял парус и встал у штурвала. Ответил коротко:
— Да.
Потом, увидев, что она ждет продолжения, пояснил:
— В перстень вставлен портальный камень, настроенный на те места, где я бываю чаще всего. Дорого, но сильно бережет время!
— И много таких мест?.. — заинтересовалась Матушка и тут же оборвала себя: — Ой, прости! Это не мое дело!
— Казармы, магистрат, — спокойно начал перечислять Кай, будто не услышал ее последних слов, — дворец, мое загородное поместье и охотничий домик, а также трактир некоей почтенной Матушки Бруни… Вроде все!
«Почтенная Матушка» подошла к нему сзади, обняла и прижалась щекой к широкой, теплой и уютной спине. Ей захотелось уснуть стоя, лишь бы не отрываться от плотной шерсти его плаща.
Так они и плыли: он закрывал ее от сильного свежего ветра, а она грела его спину, бездумно глядя на черные волны.
Спустя некоторое время Кай развернул яхту носом к слабо светящейся подкове побережья и закрепил штурвал.
Вишенрог засыпал. С земли в небо поднимались лишь несколько столпов света — от дворца, от башни Ласурского Архимагистра и от обоих университетов. Неярко тлели, словно уголья, подернувшиеся пеплом, храмы и трактиры — эти две крайние точки векторов человеческих судеб. Как вдруг в небо над портом порхнула стая золотых голубей с розами в клювах. Море заглушало приветственные крики участников свадебной кавалькады, но Бруни не сомневалась, что те, кто «дожил» до фейерверка, не оставшись лежать на площади и не потерявшись по пути, вопили во все глотки.
Голубей сменила белая кошка с голубыми глазами — любимица Индари, несущая на хвосте обручальные кольца. Она важно прошествовала с востока на запад, и в звездных следах ее лап вырастали тюльпаны и маргаритки: алые, желтые, бордовые, малиновые, белые. Затем последовал классический залп магического салюта — огненные колеса, катящиеся по небу и рассыпающие драгоценные искры, пальмы светящихся лучей, мерцающие облака, будто вуали, скрывающие чью-то лукавую улыбку.
Кай в небо не смотрел: ласкал взглядом профиль любимой, отмечая тени усталости под глазами и у висков, нежность чуть вздернутой верхней губы, густоту пушистых ресниц, завиток темных волос у маленького ушка.
— Завтра мне надо будет уехать из Вишенрога, — прошептал он, сожалея, что приходится портить удовольствие, — на несколько недель по делам службы.
Матушка тут же обернулась, позабыв о фейерверке. Прямо над яхтой вырастал в небе разноцветный шутовской колпак, с бубенцов которого срывались шипящие искры и падали в море.
— Зачем?
— Принц проводит ежегодную инспекцию пограничных гарнизонов. Офицерам гвардейских полков положено сопровождать его.
На глазах Бруни показались слезы. Небесные огни блестели в них, будто стая серебряных рыбешек.
— Не хочу… — прошептала она. — Не хочу тебя отпускать!
Кай прижал ее к себе.
— И я не хочу быть без тебя. Знаешь, я вернусь и…
Он вдруг замолчал.
— Что? — она подняла на него несчастные глаза. — Ты — что?
…Из шутовского колпака, как апофеоз любви новобрачных, появилась гигантская морковка со сверкающей ботвой…
