От заката до рассвета (СИ) - Артемов Александр Александрович

— Не шутишь? — заинтересовалась ведьмочка. — Настоящая? Не из таких, с которыми всякие любительницы балуются?

— Ну… — задумался Игриш. Он был ни в зуб ногой, какие метлы считаются у нее настоящими, а какими любительскими. — Он меня как-то спас, сидя на метле, так что думаю настоящая.

— Уважаемо, — кивнула она. — Он колдун? Ведьмак?

— Вроде того…

— Интересные люди тебя окружают. Поедешь со мной?

— Куда?..

— Как куда? Тебе же нужна мазь? Вот.

— Нет… — замотал головой Игриш. — Я не могу.

— Почему?

— Я… не знаю, где искать твою мазь.

— Почему это мою, глупый? — прыснула девушка. — Искать мазь нужно нам. Ты не знаешь, а я знаю.

— Эмм, — замялся Игриш. — Извини, но я всего лишь искал лошадь.

— Ага. Но ведь ты ее уже нашел, так ведь?

— Так.

— Нет, не так! — покачала она пальцем у него перед носом. — Вернее это я ее нашла, да? И привела к тебе, так?

— Ну, да…

— А раз так, то ты у меня в долгу.

— Послушай…

— Не хочу я ничего слушать! — наклонила она голову и хитро поглядела на стушевавшегося мальчишку. — Запрыгивай в седло и поехали. Мазь точно где-то здесь. Я ее нутром чую.

* * *

— Малаша, старая ты проплешина! — воскликнул Кречет, когда они подошли к шинке, которую еще добивало пламя. — Ты чего это с пленным удумала! Не можно так с пленным обращаться, не можно!

Сначала Каурай не понял, что такое сотворила Малаша с несчастным разбойником, но подойдя ближе, он увидел мертвое тело, измочаленное и разрубленное топором на несколько частей. Кому-то из казаков такое зрелище показалось чересчур резким — и он всласть проблевался.

— А шинку мою огню предавать можно разве? — только заметив казаков, бросилась к ним шинкарка с окровавленным топором в руке. — Кто мне теперь за хозяйство заплатит, а? Ты что ли, Кречет?!

От конюшни к тому моменту остались лишь несущие балки, но им стоять считанные мгновения. Пока казаки препирались с шинкаркой, конструкция покосилась и оглушительно рухнула, взметнув в горячий воздух гущу искр и пепла. Трактир оказался куда крепче, однако и ему скоро предстояло последовать за подругой.

— Ну ты… — грозил ей пальцем голова. — Скверная ты баба, Малашка! Скверная! А за шинку тебе пан воевода заплатит. Как узнает, сколько мы сегодня разбойничков пощелкали, так сразу расщедрится.

— Гляди, пан воевода расщедрится! Держи карман шире! — махала на него руками зареванная старуха. — Мне шинка от мужа досталась, а ему от деда с бабкой. Двести лет стояла шинка, Запустение пережила, ни единым бревнышком не покосилась, когда здесь шатранцы хозяйничали, и на тебе — пришла ватага Кречета горилки попить!

— Да че-ты разоралась, старая! — прикрикнул на нее пан Рогожа. — Избу сколотить дело-то нехитрое. Завтра как огонь погаснет — кликнешь мужичков, они тебе новую сколотят, получше прежней!

— Ага, спасибо, дурак. Забесплатно мне сделают, ага!

— Ну, это другой разговор, — смутился Рогожа. — Ты баба богатая, от тебя не убудет. Краем нальешь им горилки, чтоб было чем промочить горло.

— Дурень ты, — всхлипнула она и уткнулась лицом в передник. — Откуда ж я им горилки возьму?.. Так оно же все в огне и погибло, эх!

— Ну-ну, Малаша, душа наша, не плачь, — обнял шинкарку пан Кречет и прижал ее сморщенное лицо к своему плечу. — Я замолвлю словечко пану воеводе. Будет у тебя новая шинка.

— Обещаешь?..

— Обещать не могу, но словечко замолвлю.

Глава 18

— Смотри! Смотри же. Вот она, мазь.

Игриш сидел на спине Красотки прямо перед ней и чувствовал себя ужасно неуютно. Больше всего мальчика смущало то, что ведьмочку совсем ничего не смущало, но его новой знакомой было плевать: она без умолку трещала ему в ухо и постоянно норовила прижаться Игришу, словно он был подушкой. А это заставляло его постоянно смахивать пот со лба и без конца сглатывать слюну.

— Где? — попытался он вглядеться в темноту, но как обычно не увидел ничего, окромя этой самой темноты.

— Да, вон же, слепой что ли? — хмыкнула она ему в ухо. — Впереди, в траве. Живой еще!

С этими словами она легонько шлепнула сапогами Красотку по бокам, и та охотно прибавила шагу. Кобыла не успевала удивлять Игриша — даже с Каураем она не была настолько покладистой и спокойной, точно ее подменили. Без поводьев, уздечки и стремян Красотка выполняла не просто каждое желание девицы, но, казалось, читала ее мысли. Стоило только девице захотеть, погладить ее по шее и слегка направить сапогом, как скакунья самозабвенно пускалась бежать в нужную сторону. О том, чтобы по ее обыкновению нагло фыркнуть, взрыть копытами землю, боднуть наездника или укусить, она вообще думать забыла.

Чудеса, от которых Игришу было не по себе.

Еще больше мальчика беспокоил тот факт, что после того, как ведьмочка таки затащила его на лошадь, он окончательно потерялся и уже мало представлял себе, где они сейчас находятся. Наездники долго скакали куда-то, принюхиваясь и прислушиваясь к каждому лесному шепотку — то неслись во весь опор через подлесок, то петляли по каким-то ухабам и ущельям, то наоборот двигались нарочито не спеша, непрестанно оглядываясь и вздрагивая от каждого шороха. И вот наконец кривая дорожка привела их к…

Да, Игриш определенно что-то видел. Оно лежало в траве. И стонало.

Малунья легко спустилась со спины Красотки, не успел Игриш осознать, что прямо перед ними, привалившись спиной к холодному камню, на земле сидел чернявый молодой казак, одетый в пушистые меха. Он широко раскрыл глаза и задрожал, стоило только сапогам ведьмочки щелкнуть каблучками и застыть перед ним. Слипшийся искусанный рот слегка приоткрылся, он попытался что-то сказать.

— Бедненький, — пролепетала ведьмочка, оглядывая страдальца с головы до пят. Одну руку ему отсекло по локоть. Одежда была вся пропитана кровью. — Недолго тебе осталось мучиться.

— Постой… — слетело с дрогнувших губ, когда она опустилась перед ним на колени, приподняла окровавленную рубаху и посмотрела прямо в бегающие глаза.

— Нечего ждать, — уверенно бросила ведьмочка, вынула из-за голенища длинную спицу и сунула парню в пупок. Казак вскрикнул от чудовищной боли, когда она разорвала ему живот — из страшной раны потоком хлынула кровь. Он попытался оттолкнуть ведьмочку, но оказался слишком слаб, чтобы ей помешать. Она отмахнулась:

— Не мешай!

Как ни странно, но человек подчинился, и позволил ей ковыряться у него в кишках. Казак обреченно откинул голову на камень, затрясся всем телом и застонал, пока Малунья копалась у него в животе, словно в сундуке, отыскивая нечто важное.

Игриш наблюдал за этой мерзкой операцией со все возрастающим омерзением. На мгновение он поймал взгляд юноши — абсолютно животные пустые глаза, в которых плавала лишь мука и стонало страстное желание, чтобы эта пытка побыстрее закончилась. Малунья, тем временем, вытащила окровавленные руки из раны и критически осмотрела ладони. Попробовала языком.

— Да, оно, — довольно улыбнулась она и повернулась к Игришу, не смевшему даже пальцем пошевелить.

— Мазь! — торжественно провозгласила ведьмочка, поднимая руки к небу и показывая сверкающую кровь то ли своему спутнику, то ли растущему месяцу, гарцующему высоко в небе. — Давай же, слезай и иди сюда — тут ее еще много!

И с блаженной улыбкой на бескровном лице она приложила ладони к губам, принявшись слизывать кровь. Игриша замутило от такого зрелища и едва не стошнило.

— Что такое? — подняла брови Малунья. — Что за вид, Гриш?

— Ничего, — булькнул Игриш с нового приступа тошноты, когда бросил взгляд ей за плечо и увидел там бледное лицо, по которому ручьем струились слезы.

— Слезай, а то тебе ничего не достанется! — поманила его ведьмочка, а потом повернулась к раненому. В ее пальцах блестела какая-то темная бутылочка, которую она, не мешкая, приложила к бледной щеке — несколько слезинок скатилось в горлышко.

— Слезы умирающего, — удовлетворенно произнесла она. — Редкая удача. У тебя же, наверное, и невеста есть? Любишь ее?