Вспомни меня (ЛП) - Бобульски Челси

— Шесть?

Он кивает.

— Самое то.

Мы сидим в тишине несколько минут, пока едим, пока я не могу больше этого выносить и не задаю вопрос, который крутится у меня в голове уже несколько часов.

— Что ты думаешь о реинкарнации?

Он моргает.

— Вопрос задан случайно?

— Не совсем. Я подумала, может быть, ты мог бы включить это в свой сценарий.

Раньше я не была такой хорошей лгуньей. Мама всегда знала, когда я лгу, потому что мои уши краснели, глаза начинали бегать, а мои слова выходили совершенно сбивчивыми. Но каким-то образом за последние четыре года, когда доктор Роби постоянно задавал все эти вопросы, а папа всегда наблюдал за мной, как ястреб, я научилась скрывать свои эмоции за ложью, которая слишком походила на правду.

Макс морщит лицо.

— Я никогда по-настоящему не думал об этом.

Моя ложка царапает дно миски.

— Но ты думаешь, это возможно?

— Первое правило рассказывания историй, — говорит он с блеском в глазах. — Всё возможно.

ГЛАВА 39

ЛИЯ

СЛЕДУЮЩАЯ НЕДЕЛЯ — САМАЯ ДЛИННАЯ В МОЕЙ ЖИЗНИ.

Я посвящаю себя планированию свадьбы и встречам в бридж-клубе, общению с новыми друзьями матери и семьями деловых партнёров Лона, веду себя, как подобает дочери и невесте. Я так хорошо справляюсь с этим, отталкивая боль всякий раз, когда она возникает, что если бы не железные оковы, всё туже и туже сжимающие моё сердце, заставляющие меня чувствовать головокружение и одышку в самые неподходящие моменты, я бы даже не заметила тот факт, что я потеряла половину своей души.

Я улыбаюсь, пока мама обсуждает наших приглашенных гостей и подходящие места для рассадки. Я скромно смеюсь, когда одна из её новых подруг спрашивает о моём приданом. Я не могу сдержать слёз, наворачивающихся на глаза во время первой примерки платья, но мама и мои помощницы ошибочно предполагают, что это из любви к Лону, и я их не поправляю.

По ночам я лежу без сна и пытаюсь обмануть себя, думая, что брак станет величайшим приключением в моей жизни и что я, возможно, даже полюблю Лона или, по крайней мере, буду заботиться о нём каким-то образом. Я делаю всё, что в моих силах, чтобы забыть Алека Петрова, но каждое слово, каждое прикосновение, каждый поцелуй, который мы разделили, преследуют меня. Фрагменты жизни, которую я могла бы иметь, если бы только родилась кем-то другим.

Любовь сделала меня одержимой женщиной.

Не помогает и то, что я сталкиваюсь с Алеком минимум раз в день. Он работает посыльным, лакеем, садовником, клерком. Его присутствие течёт по артериям отеля, как кровь, и его невозможно игнорировать. Но я знаю. Всякий раз, когда наши взгляды встречаются, всякий раз, когда моё сердце жаждет сократить расстояние между нами и умолять его передумать, провести каждый последний момент, который у нас есть вместе, прежде чем узы брака навсегда закроют меня от его мира, я поворачиваюсь на каблуках и ухожу.

В самые слабые моменты я задаюсь вопросом, действительно ли он когда-нибудь волновался обо мне так, как я волновалась о нём, или это были просто слова, которые легко произнести под звёздами, но невозможно удержать при свете дня. Если я так сильно хотела верить в настоящую любовь, что просто воображала, что он влюбляется в меня так же быстро, как я влюбляюсь в него. Единственный ответ, который я могу придумать на это:

Я глупая девчонка.

Потому что очевидно, что он не мог заботиться обо мне так глубоко, как я забочусь о нём, иначе он никогда бы не смог уйти. Я глупая девочка, потому что, понимая это, как я могла подумать, что смогу попрощаться с Алеком в конце лета? Как я могла подумать, что моя душа не разлетится на миллион осколков в тот момент, когда я поклялась быть верной Лону и покину остров Уинслоу с его обручальным кольцом на пальце? Это было ошибкой, всё это, с самого начала. Алек был прав.

Я никогда не была его, а он никогда не был моим.

* * *

— Поторопись, Аурелия, — зовёт мама в дверях. — Мы не хотим заставлять вон Ойршотов ждать.

— Иду, мама, — отвечаю я, закрепляя волосы на место.

По приказу матери я надела изумрудное вечернее платье с накладкой из чёрного кружева, хотя я отчаянно пыталась спрятать его в глубине своего сундука после того, как в последний раз надевала его, когда Лон сказал мне, что это платье создано для разрывания.

— Спускайтесь без меня.

— Мы, конечно же, этого не сделаем, — отзывается мамин голос.

Я закатываю глаза, пока ищу подходящие к платью туфли, которые тоже были засунуты куда-то, где, как я надеялась, они будут забыты, и чьё местонахождение я никак не могу вспомнить.

Я хорошо поработала.

Я говорю единственное, что, как я знаю, порадует отца, который уже двадцать минут расхаживает по прихожей.

— Я встречу вас у лифта.

Сегодняшний вечер станет самым важным ужином, который мы проводили за столом вон Ойршотов, поскольку на нём будет присутствовать группа инвесторов, которые намекнули на возможную деловую сделку с отцом. Это не снимет с нас долг — и даже близко к тому не подводит, — но это ступенька, которая в сочетании с моим браком с Лоном почти гарантирует моей семье возможность продолжать наслаждаться тем образом жизни, к которому они привыкли. Не говоря уже о том, чтобы вернуть имя Сарджент в центр внимания.

Моя ставка сработала. Отец звучит почти весело при мысли о том, что я наконец-то преодолела свой «страх» перед лифтом.

— Очень хорошо. Пойдём, Маргарет, — говорит он маме.

Дверь закрывается за ними, они уходят.

Я нахожу туфли в чемодане Бенни и надеваю их, а затем выбегаю за дверь. Я отстаю от родителей всего на минуту, но моя шаги длиннее, чем у мамы, и я ожидаю, что догоню их за следующим углом.

Внезапно чья-то рука хватает меня за руку и тащит в короткий коридор. Я ахаю.

Другая рука прикрывает мне рот.

— Это я.

Алек.

Мои глаза расширяются, когда он разворачивает меня в своих объятиях.

— Что ты делаешь?

— Мне нужно с тобой поговорить.

Я бросаю взгляд на два сьюта в конце коридора, затем позади себя, на оживлённый коридор второго этажа.

— Ты понимаешь, насколько это опасно?

— Встретимся вечером, — говорит он. — У бельевого шкафа.

— Я должна идти…

— Лия, пожалуйста.

И вот оно. Моё имя на его губах ломает мою решимость, как будто она сделана из зубочисток.

— Я не знаю, смогу ли я уйти.

— Я буду ждать всю ночь, если придётся, — отвечает он.

Я смотрю в его глаза ещё мгновение.

— Я посмотрю, что могу сделать.

С этими словами я подхватываю юбки и выхожу обратно в коридор, моё сердце колотится о грудную клетку. Так или иначе, я знаю, что сегодня вечером что-то изменится. Я знаю, что всё, что Алек скажет мне, определит курс на моё будущее, и эта мысль пугает меня больше всего на свете, потому что я понятия не имею, к чему это приведёт.

Но я не могу удержаться от того, чтобы не выяснить это.

ГЛАВА 40

НЕЛЛ

МАКС ПРИХОДИТ С ПИЦЦЕЙ В ШЕСТЬ ЧАСОВ, КАК И ОБЕЩАЛ.

Я так погружена в свои мысли, что подпрыгиваю, когда он стучит в дверь, и на мгновение забываю, зачем он вообще здесь. Я хмурюсь, оценивая его внешность. Он сменил одежду, в которой был раньше, на пару чёрных узких джинсов и серый свитер поверх белой рубашки на пуговицах. Красная шапочка бини натянута на затылок. От него пахнет одеколоном и стиральным порошком.

Он сутулится, смотря на мою тщательно продуманную «мне-явно-всё-равно-как-я-выгляжу» растрёпанность.

— Ты забыла.

— Нет, — вру я.

Я думаю о том, чтобы прогнать его, сказать ему, что мне снова плохо, но мой мозг болит от попыток разобраться во всём, что произошло сегодня, и, по крайней мере, Макс отвлечёт меня. Я указываю на свой конский хвост, лицо без макияжа и ту же одежду, в которой я была этим утром.