Тамара Воронина - Приносящая надежду
— Заключение… в клетке.
— Пока не кончится магия?
— Да.
— А потом? Разве не может некромант восстановить утерянное?
— Когда магия кончится — нет.
— Ошибаешься, — усмехнулся Гарвин. — Дарю это знание вашей Гильдии. Достаточно неких манипуляций, чтобы вернуть себе чуток магии, а дальше, сам понимаешь, дело техники.
— То есть, — переспросил потрясенный Балинт, — это может сделать и человек, лишенный Дара?
— Может. Если его кто-то научит. Это не самая страшная опасность, Балинт, потому что человек, не обучавшийся магии, не может быть неукоснительно точен в исполнении обряда. Так что Крона вы лучше не выпускайте, если он еще жив. А меня вы и подавно не выпустите из-за Аиллены. Так?
— Так, — сокрушенно признался Балинт. — Конечно, может быть, магия, восстановленная Светлой, очищается, проходя через ее Свет, но никто этого не знает. Мы не можем рисковать.
— Подарю еще одно знание вашей Гильдии, — усмехнулся Гарвин, а усмешечка у него та еще, невольно отступить хочется да рукой прикрыться. — Магия по определению чиста. Некромант — личность, а не темный маг. Тот, кто готов стать некромантом, может это повторить, и магия не запачкается и не потемнеет. Вот что будет делать с ней некромант — другой вопрос.
— Спасибо тебе, Гарвин.
— Не за что. Значит, только заключение? А нельзя ли милосердно заменить его на нормальную смертную казнь?
Балинт помялся, но кивнул. Карис-то знал, что как раз смертная казнь, причем без особенных рассусоливаний, и положена, просто и Гильдии хочется знать, что такое некромантия, вот и запирают пойманных в эту клетку — древнейший артефакт, еще вроде бы даже доэльфийский. И изучают. Правда, безуспешно, но все-таки…
— Может, я хорошим поведением заслужил казнь? Буду откровенен, Балинт. Я сильнее всей вашей Гильдии вместе взятой, и в этой клетке мне придется провести не один десяток лет, пока не иссякнет магия. И не меньше десятка лет потом, пока я благополучно не помру, как всякий выжженный великий маг. Правда, я думаю, что существенно раньше сойду с ума, потому что… потому что эта клетка сведет меня с ума. Лучше уж иссушающий огонь. Владеет кто этим заклинанием? Если нет, спросите Милита, он научит, штука несложная. Как казнить-то положено?
Балинт даже испугался.
— Зачем иссушающий огонь? Нет, казнят просто, без затей…
— Тем более. Скажи там своим. Скажи, что я прошу о казни. А заодно попугай свихнувшимся некромантом. Мало ли на что я окажусь способен.
— Гарвин…
— Мне никогда не было так плохо, Балинт, — тихо сказал эльф. — Она тянет из меня магию… сосет. Выпивает жизнь. Душу. Это непрекращающаяся пытка, дружище. Некроманту труднее расставаться с магией. Можешь мне поверить. Я, эльф Гарвин, прошу казни как милости.
— Я немедленно сообщу Гильдии, — с болью в голосе произнес маг. — Поверь, Гарвин, мне очень жаль. Очень жаль.
Гарвин вроде как и поверил, кивнул. Выглядел он просто жутко, Карис и не предполагал, что такое может произойти за считанные месяцы со здоровым и цветущим красавцем-эльфом. Карис не хотел бы и на минуту оказаться на его месте, потому что он прекрасно понял, что значит «выпивает жизнь». Они держались от решетки подальше, да и действует она в основном внутрь, но Карису и эха хватило, чтоб его потом, пардон, рвало два часа и вообще жить не хотелось. Может, чем сильнее маг, тем страшнее действие клетки.
В Гильдии их выслушали и даже не стали рассуждать насчет того, что можно бы поизучать некромантию, раз Гарвин секреты раскрывает. Готов, так сказать, к сотрудничеству. Карис, очень хорошо зная Гильдию, был готов услышать предложение пообещать Гарвину казнь в обмен на это самое сотрудничество, однако никто даже не заикнулся об этом. Помнили, что он все-таки сын Владыки, и тот, хотя и признал правомочность ареста, на всякие опыты может и обидеться, а стоит ли обижать этакую силищу… Потому вечером и собрали суд Гильдии. Магические дела всегда решает только Гильдия. А утверждает король… ну и с недавних пор Владыка — король так решил, чтобы справедливо было. Кариса тоже позвали, хотя пока и без права голоса, в качестве тренировки. Магам ведь приходится не только бабочек для развлечения запускать, но и вопросы жизни-смерти обсуждать. Именно Карис и сопровождал Гарвина в зал суда. Ну вроде как давние знакомцы, даже чуточку приятели… пили вместе, во всяком случае, не раз.
Стража была серьезная — десяток гвардейцев с жезлами, гасящими магию, однако Гарвину все равно приказали подойти к решетке и повернуться спиной. В голосе офицера было сочувствие — все знали, что магам невыносимо тяжело находиться близко к прутьям. Но Гарвин все понял, он заставил себя подойти и ведь даже на ногах удержался, руки через решетку просунул, чтоб надели наручники, а потом клетку подняли, тут он на колени и упал. Когда внезапно сильная боль проходит, такая слабость… На него еще ошейник надели такой… ну вроде того, что надевали на шута и Маркуса когда-то. А наручники эти и ошейник сделаны из того же металла, что клетка, не позволяют магией пользоваться, ну и сосут ее тоже, только не так сильно.
Гарвин вовсе и не сопротивлялся, даже голову наклонил, чтоб ошейник удобнее застегивать было: волосы-то длинные, мешают. Гвардейцы ему встать помогли, хотя вообще-то не положено — мало ли, Гарвин силен, мог, наверное, каверзу какую учинить, да ведь не собирался. Улыбался даже — облегчение-то какое. Шел ровно, спокойно, останавливался, когда говорили, не заговаривал ни с кем, только Карису кивнул приветливо. Зал суда осмотрел — там всяких штучек магических наставлено немерено, увидел, одобрил, нормальные, говорит, меры безопасности, только вот «синий шаг» лучше рядом со «звонком» не ставить, они друг друга гасят, если одновременно срабатывают. Черт возьми, сколько же всего он знает, уму непостижимо, с ним сотрудничать надо, а не судить… То есть, в общем…
А суд он всегда суд и есть. Как всякий другой. Ничего хорошего, даже когда судьи совсем неплохо относятся к обвиняемому, но закон есть закон.
— Эльф Гарвин, ты обвиняешься в некромантии, что по законам Сайбии является тяжким преступлением. Признаешь ли ты, что являешься некромантом?
— Признаю.
Запереглядывались. Слово произнесено. Признание есть. Он и раньше признавал, но не перед всей Гильдией. Подумали. Пошептались. Гарвин ждал. Худющий, словно месяц не ел, серый весь, глаза вообще никакие, тусклые, бледные, как вода в собачьей миске, волосы ни на что не похожи. Тут Верховный и спросил:
— Ведь некромантия была запретна и в твоем мире, и не только по законам людей, но и по законам твоего народа?
