Светлана Багдерина - Люди и монстры
Фалько взмахнул топором, рассекая зеленое рыло, покрытое шипами и слизью. Монстр взвыл, замотал башкой, попятился — но отталкивая его, ко входу уже лезли другие.
— Закрывай!!! — рявкнул Фалько Мугуру, исступленно работая топором.
Рука графа метнулась к рычагу — и замерла: по спинам монстров неслись два запоздавших гвардейца. Внезапно под ногами второго чудище взвилось на дыбы, он с криком покатился по его шипам и пропал из виду. Первый, вопя что-то безумное, перемахнул через крутанувшегося под ним зверя, другого, третьего… и поскользнулся на чешуе гребнястой твари в каких-то двух клозах от входа. Пытаясь удержатся, он извернулся, взмахнул руками… и повалился ничком. Морда ближнего чудища метнулась к нему, и он вскинул палицу, кроша ему зубы, но другое рыло уже тянулось к его ногам…
— Ветер и во… — оборвался отчаянный клич.
Граф молнией обернулся, вырвал из-за пояса Найза топор, с ревом «Ветер и волки!!!» нырнул под руку гардекора, проскочил под длинной шеей ломившегося в потерну чудовища и бросился на помощь гвардейцу.
— Идиот!!! — прорычал Фалько. Ловким ударом он отсек монстру полголовы, запрыгнул на рухнувшую склизкую тушу и побежал по ней к хвосту, где кипел жестокий, но неравный бой.
Упавшему волку подмога пришла слишком поздно, и если бы твари не толкались, мешая друг другу, Мугура тоже было б уже не спасти. Отбиваясь топором от лап монстров, Фалько вцепился в ворот графского камзола, рванул, и оба человека покатились с бугристой спины к стене. С десяток лап и шипастых хвостов устремился туда, где они только что стояли, но люди уже неслись к укрытию. Клацнувшие за спиной гардекора челюсти вырвали кусок куртки и рубахи, оставляя на плече алые полосы. Под ноги беглецам, сбивая, ударил зазубренный хвост, и Фалько покатился, увлекая за собой графа — к проему тоннеля.
Едва беглецы оказались под сводами, Найз повис на рычаге, и массивная панель — камень и сталь — двинулась на место. Задержать ее не смогла даже просунувшаяся рогатая башка и копыто с выпущенными когтями.
Привалившись к стене рядом друг с другом и тяжело дыша, Мугур и Фалько переглянулись.
— Треклятое быдло… — прохрипел са Флуэр.
— Безмозглый индюк… — вернул любезность гардекор и мотнул головой во мрак потерны, откуда доносились звуки далекого сражения: — Кончай прохлаждаться! Пошел!..
* * *Тишина подкралась исподволь, размывая краски и запахи, сковывая тело и ум. Затухли и пропали яростные вспышки магии, рев чудищ, крики людей, дрожь камней под ударами заклинаний, боль — чужая и своя, и даже память теряла минуту за минутой, отступая в подползавшую блеклую муть.
Где-то на самой грани слышимости кричал знакомый голос — исступленно, страшно, но чей это был голос и отчего человек кричал, девочка сказать уже не могла. Она растерянно глянула направо, налево, пытаясь расслышать, вспомнить, понять — и к изумлению своему увидела вокруг не изуродованные стены в кляксах вспышек магии, а строгий шлифованный гранит, покрытый изысканной паутинкой узоров. Они стелились по матово отблескивавшим камням пола, взбегали по стенам, кружили под потолком, сплетаясь в высокий ажурный купол, и дух перехватывало и хотелось плакать от их совершенной красоты и гармонии. Благородного черного и королевского алого.
Слабое ощущение неправильности шевельнулось в душе Белки, но она не успела над ним задуматься.
— Здравствовать тебе и процветать, любезная Эмирабель фамилии Ронди.
Послышались шаги, и прямо из стены, раздвинув узоры, как портьеру, выступил человек в бело-кремовом камзоле, расшитом кружевами и жемчугом. На боку его висел короткий меч в золотых ножнах, инкрустированных перламутром. Высокого роста, с аккуратно подстриженными усами и бородкой, щегольски уложенными рыжеватыми волосами и ленивым прищуром, он показался Белке знакомым. И только спустя несколько секунд она поняла, что знаком был не он, а его голос: бархатистый покровительственный баритон. Девочка попятилась, лихорадочно вспоминая, где и когда она его слышала, но память твердила одно: этот человек — ее повелитель, и она должна угождать ему всеми силами.
Бородатый подошел к ней и учтиво поклонился:
— Рад нашей новой встрече, Эмирабель фамилии Ронди.
— Мы… были знакомы, мой господин? — не зная, отчего, Белка напряглась и отступила еще на полшага.
— Недолго, — улыбнулся он.
Девочка сконфуженно прикусила губу:
— Извините. Я запамятовала ваше имя.
— О, это такие пустяки! — отмахнулся гость. — В любом случае, я заскочил к тебе ненадолго. Завершить небольшое дельце, засвидетельствовать свое почтение и благодарность — и дальше в путь.
— Дельце? Какое? Благодарность? За что? — она наморщила лоб. Тошнотворное ощущение неправильности сбивало теперь даже с тех мыслей, что еще оставались в голове. Она должна была узнать его, этот голос, должна была вспомнить его имя — но в проклятой дырявой памяти не осталось ничего! Забыть своего повелителя, потерять даже имя его, какой позор!..
— Если ты не помнишь — значит, неважно. Как тебе мое последнее приобретение, Эмирабель фамилии Ронди? — бородатый обвел широким жестом стены донжона, и в глазах его за полуопущенными ресницами заплясали веселые демоны. — Посмотри! Послушай! Это чудо!
Не в силах противиться завораживающему баритону, точно один лишь его звук лишал воли и разума, Белка задрала голову под кружевной купол, куда указывал повелитель — и услышала музыку, торжественную и тяжелую, словно накатывающийся катафалк. Мелодия одновременно пугала и завораживала, притягивала и отталкивала, бросала в дрожь и успокаивала, и девочка потерянно замерла, не понимая противоречий, страшась их — и наслаждаясь.
— Разве она не прекрасна? — Эмирабель ощутила на виске дыхание бородатого — ледяное. По коже ее побежали мурашки, и она, не понимая, что с ней происходит, прошептала:
— Да, мой господин.
— Вот за это я тебя и благодарю, — проговорил бородатый. — Это неповторимо. Это великолепно. И это было бы совершенным, если бы…
Он указал рукой ей за спину. Она повернулась — и отпрянула: всего в десятке шагов гармония черного и алого кружева и вплетавшихся в них созвучий рвалась, как гнилая пряжа. Грязные чернильно-бурые клочья валялись на полу ровным кругом, внося тревожный диссонанс. Наверное, тот самый, что заставлял ее содрогаться. А в середине тошнотворным блеклым нарывом маячил какой-то шар размером с арбуз.
При виде его все чувства девочки зашлись криком — ужас, отвращение, паника смешались в одно ощущение непоправимого, пронзившее грудь ледяными когтями. Она охнула, покачнулась, всем существом стремясь бежать…
