Олаф Бьорн Локнит - Посланник мрака
– В деревню, в Алгиз. Я всего-то хотел поиграть в кости, а госпожа Клелия утверждает, будто в моем положении это неприлично и, мол, я непременно обыграю всех, кто сядет со мной за один стол.
Естественно! По-моему, кроме меня и Конана, никто не знает, что под оболочкой Аластора скрывается воплощенный дух Бела-Обманщика, одного из самых почитаемых божеств Полудня и Восхода. Надо же, сами боги заинтересовались закрутившимся в Немедии водоворотом! Конан строго-настрого запретил мне говорить кому-нибудь, что Аластор – это на самом деле Бел, а я бы и без его предупреждений промолчал. Все равно не поверят.
– Конечно, обыграешь, – хорошо поставленным грудным голосом ответила Аластору прекрасная госпожа Клелия. – Эрхард, скажи хоть ты! Человек добился высокого положения протектора, почти что вице-короля, а доселе шляется по грязным кабакам, мечет кости и передергивает засаленные карты тарока! Между прочим, почтенные месьоры, отчего вы все столпились… здесь? Я, конечно, не магичка, но иногда способна чувствовать волшебство. По-моему, внутри шатра происходит нечто необычайное.
Клелия вопросительно взглянула на Эрхарда. Седовласый король лишь плечами пожал.
– Конана обратно превращаем, – признался он.
– Малыша? – изумилась Клелия. – Ах да, конечно. Аластор мне поведал эту трогательную историю. Жаль, я не успела поглядеть на Конана в волчьем обличье.
– Поверь мне, госпожа, ничего интересного, – усмехнулся Эрхард и, расслышав новый голос, проорал в сторону полога палатки: – Тотлант, ну что, готово?
– Готово, готово, – подтвердил стигиец. – Где Эртель с одеждой?
– Да, где носит этого засранца? – знакомая речь Конана. – Молот Крома, добросердечная Иштар, наконец-то! Как приятно чувствовать себя человеком! Я уж думал – все, жизнь потеряна.
– Он бы еще почаще поминал Иштар всуе, – нараспев произнесла Клелия, – тогда до скончания лет скакал на четвереньках! Здравствуй, Эртель. Зенобия?
– Госпожа графиня? – приязненно кивнула Дженна, тащившая большой сверток. – Очень рада видеть.
Удивительный талант – с первого взгляда располагать к себе людей. И Клелия Кассиана диа Лаурин этим драгоценным талантом обладает в полной мере. Она исключительно доброжелательна, всегда улыбается, не повышает голоса и кажется очень спокойной и уравновешенной особой – довольно редкое качество для женщины. Не зря пожилой, но еще бодрый Эрхард уже в Бельверусе начал питать к офирской графине симпатию определенного рода. Единственный недостаток Клелии: сдержанная нетерпимость к мелким людским слабостям, вроде постоянной тяги Аластора к азартным играм или стремлению Эртеля затащить к себе в палатку очередную подружку.
– Я сейчас вернусь, – буркнула Дженна, отодвигая плечом полог шатра. Спустя несколько мгновений купеческая дочка вышла оттуда с самым независимым видом, однако губы у нее были поджаты.
– А вот и я! – Конан на удивление быстро оделся и выскочил на улицу. За его плечом виднелась удовлетворенная физиономия Тотланта, весьма довольного удачным завершением трудного волшебства. – Одежда немного мала.
– Ваше величество? – Я, Просперо, да и все остальные, кроме Эрхарда, Клелии и Аластора, были вынуждены отвесить неглубокий поклон. – Счастливы видеть короля в добром здравии…
– И на двух ногах, – закончил Конан. – Ужасно хочу поесть и промочить горло хорошим пуантенским вином. Привет, Альс. Ох, какие люди! Светлейшая госпожа Клелия Кассиана диа Лаурин! Чем обязан подобным вниманием?
– Смотрите, Малыш научился быть куртуазным, – усмехнулась Клелия. – Мы все ужасно беспокоились за тебя.
– Приятно, что за меня хоть кто-то беспокоился, – добродушно рассмеялся Конан. – Просперо, идем в наш лагерь – устроим вечеринку для друзей. Ради такого-то случая!
– Нет-нет-нет, – немедля замотал головой Аластор. – У меня очень важная встреча. Так сказать, неофициальная. Тотлант, ты помнишь об условленном свидании?
– Конечно, – согласился стигиец. – Непременно буду.
– Кстати, барон Юсдаль, – Аластор повернулся ко мне. – Тебе, как летописцу, будет интересно поехать со мной. Приглашаю.
– Куда? – озадачился я.
– Увидишь. Пускай Конан празднует свое возвращение в мир людей. Мы вернемся ближе к полуночи и вполне успеем урвать свой кусок с королевского стола. Спустя колокол жду всех приглашенных у поворота на деревню Алгиз… – услышав про визит в Алгиз, госпожа Клелия чуть нахмурилась, и Аластор возопил: – Госпожа графиня, клянусь остатками чести, никакой игры в зернь и никакого тарока! Дело сугубо политическое!
Политическое? Любопытно… Приглашают – надо ехать. С Конаном я потом побеседую. Попозже.
* * *
На Полуночи Немедии во вторую луну весны смеркается рано – кромешная темнота (особенно если звезды и луна закрыты облаками) наступает примерно во второй половине шестого послеполуденного колокола. Добавьте сюда начинающуюся распутицу, возможный разлив рек, и задайте сами себе вопрос: кто в здравом уме и трезвой памяти решится воевать весной? По законам тактики и стратегии войну положено вести с начала лета до первых заморозков, а еще лучше, приблизительно с середины или начала девятого лунного месяца: урожай собран, конница не потопчет посевы, а в случае победоносного завершения компании и захвата чужих земель вам достается весь упомянутый урожай для прокорма своей армии.
Замечу, что молниеносная компания против Кофа, учиненная Конаном в позапрошлом году, происходила как раз в начале осени. Мы проиграли три сражения и победили в двух, а тем временем немедийские союзники преспокойно отрезали Коф от земель Полудня, перекрыв пути доставки золота и караванные дороги. В решающей битве они нанесли кофийцам удар в спину, каковой в просторечии именуется «подлым», а на языке военных – «внезапным».
Когда Страбонус Кофийский и король Офира Амальрик погибли, дворянский совет Офира немедленно запросил мира. Новому королю Кофа, Балардусу, пришлось выплачивать Конану огромную сумму золотом в качестве контрибуции и с тех пор он не числит короля Аквилонии среди своих лучших друзей. Пятьдесят золотых офирских сфинксов существенно поправили дела нашей отощавшей казны, а канцлер Публио опять выстроил себе новый особняк и по прикидкам Счетной управы незаметно изъял из суммы контрибуции около семи сфинксов. Это не считая его обычного воровства. Кстати, Публио на радостях расщедрился и выдал мне на дальнейшее расширение библиотеки коронного замка Тарантии аж целых восемьдесят солидов, что составляет восемьсот золотых кесариев. Одна-единственная древняя книга времен Эпимитриуса стоит полторы тысячи кесариев, а ее переписка – пять сотен… Судите сами.
