Мэрион Брэдли - Лесная обитель
– Понятно. – Эйлан не отрываясь смотрела на Кейлин, потом вдруг зажмурилась. В ее сознании четко и ясно прозвучало какое-то имя, словно кто-то произнес его: «Изарма… когда ты была моей сестрой, тебя звали Изарма…»
Кейлин вздохнула.
– Что ж, до рассвета еще далеко. Твоя сестра уже опять уснула. Бедная девушка, она так устала после родов. Тебе тоже надо поспать…
Эйлан затрясла головой, пытаясь прогнать наваждение.
– Я так переволновалась, что вряд ли теперь усну, даже если буду очень стараться.
Кейлин бросила взгляд на девушку и неожиданно рассмеялась.
– Вообще-то я тоже не смогу уснуть! Я так испугалась, что едва не лишилась дара речи. Думала, что позабыла их диалект, ведь я не слышала его много лет.
– Я совсем не заметила, что ты испугалась, – сказала Эйлан. – Ты стояла перед ними, как богиня.
Жрица невесело усмехнулась.
– Внешние впечатления часто бывают обманчивы, девочка. Нельзя верить людям только потому, что они тебе кажутся симпатичными; не стоит верить всему, что тебе говорят.
Эйлан смотрела на огонь в очаге; разворошенные Кейлин угольки весело потрескивали и искрились. «Я полюбила человека по имени Гауэн, – размышляла девушка, – и он оказался иллюзией. Я узнала, что его настоящее имя Гай и что он – римлянин. Но от этого я не перестала любить его. Я узнаю его в любом обличье, даже в образе прокаженного или дикаря». На минуту ей показалось, что она видит сущность людей, которая скрыта за именами, лицами, внешними формами. В очаге щелкнул уголек, и видение исчезло.
– Так что же истинно? – спросила Эйлан, чтобы как-то разрядить тишину. – Как дочь крестьянина смогла стать жрицей и научилась держать в ладонях огонь?
«Так что же истинно…» Кейлин в упор смотрела на девушку. Эйлан, словно испугавшись собственной смелости, сидела, пряча под светлыми ресницами свои изумительные переливчатые глаза. Какие далекие воспоминания могут снова разбередить ей душу, теперь, когда она услышала свой родной язык из уст этих чудовищ в человеческом обличье? Она в два раза старше Эйлан, у нее уже могла бы быть дочь такого возраста. Но сейчас в юной девушке Кейлин видела сестру, родственную душу.
– Ты сразу приехала с Лианнон в Лесную обитель? – продолжала настойчиво расспрашивать Эйлан.
– Нет. Кажется, тогда Вернеметон еще не построили. – Кейлин собралась с мыслями. – В Эриу Лианнон обучалась с bean-drui, со жрицами храма Бригиты, который находится в Друим-Клиаде. По возвращении в Британию мы первое время жили в круглой башне на берегу моря. Это очень далеко, к северу отсюда. Помнится, башня была окружена кольцом из белых камней; ни один мужчина не смел переступить ограждение, иначе его ждала смерть. Это дозволялось только архидруиду, тому, который был до Арданоса. Лианнон всегда относилась ко мне, как к приемной дочери. Однажды она сказала кому-то, что меня оставили одну на берегу моря и она подобрала меня там. И это почти что правда – я никогда больше не видела никого из моих родных.
– И ты не скучала по своей матери?
Взволнованная нахлынувшими воспоминаниями, Кейлин ответила не сразу.
– Твоя мать, наверное, добрая, она любит тебя. У меня была не такая мать. Нет, она не была злой. Но я не любила ее, да и она меня тоже. – Кейлин замолчала, настороженно вглядываясь в лицо Эйлан. «Какая сила таится в тебе, девушка, – думала она. – Как тебе удается разбудить во мне все эти воспоминания?» Жрица вздохнула, пытаясь найти нужные слова. – Для моей матери я была обузой, лишним ртом в семье. Много лет спустя я как-то увидела на рынке в Деве старуху, похожу на мою мать. Конечно, это была не она. Но когда я поняла, что обозналась, я даже не почувствовала сожаления. Тогда-то я впервые подумала о том, что роднее Лианнон у меня никого нет. Позже я стала считать своими близкими и жриц Лесной обители…
Кейлин надолго умолкла, наблюдая за Эйлан: девушка пыталась представить, как можно жить, не имея родных. Жрица заметила, что Маири с любовью опекает Эйлан, хотя и командует ею по праву старшей сестры; судя по рассказам Диды, они с Эйлан росли, как близнецы. Но Кейлин вдруг поняла и другое: ни с кем из родных Эйлан никогда не разговаривала так откровенно, как сейчас говорила с ней; так же и она сама никогда не изливала душу другим жрицам.
«Рассказывая ей свою жизнь, я словно беседую сама с собой, – печально размышляла Кейлин, – или с той девушкой, чистой и невинной, которой я всегда хотела быть».
– Здесь в темноте, у мерцающего очага, я вдруг вспомнила ранние годы моей жизни, – наконец снова заговорила жрица, устремив взгляд на тусклый огонь; и ей казалось, что она катится и катится по длинному туннелю, уносящему ее в далекое прошлое. С губ Кейлин потоком полились слова, будто неведомая колдовская сила заставляла ее говорить. – Я почти не помню отчего дома. Жили мы в хижине, и там всегда было темно и дымно. У меня саднило в горле от этого смрада, и я убегала к морю и бродила одна по берегу. Чаще всего я вспоминаю крик чаек. Над башней, где мы жили первое время, когда приехали из Эриу, тоже кружили чайки. И когда мы перебрались в Лесную обитель – давно это было, – я больше года не могла привыкнуть к тому, что не слышу звуков моря; даже спала плохо из-за этого. Океан я любила. А когда я думаю о… доме… – Кейлин запнулась в нерешительности, – сразу вспоминаю детей. Они постоянно хныкали, визжали, цеплялись за материн подол или липли ко мне, если мне не удавалось отделаться от них; сколько помню, мать всегда носилась с каким-нибудь малышом на руках. Но даже побоями невозможно было заставить меня сидеть дома, толочь ячменные зерна или возиться с бесштанной хныкающей братией. Просто удивительно, что я не возненавидела всех детей вообще, – добавила она. – Правда, такие ребятишки, как малышка Маири, не могут вызывать раздражения. Это желанные дети, и о них хорошо заботятся… Наверное, и отец у меня был, но я уже с раннего возраста понимала, что он совсем не помогает матери; лишь каждый раз награждает ее очередным младенцем. – Жрица помолчала. – Мне кажется, Лианнон пожалела меня, потому что я была похожа на голодную нищенку.
Произнеся эти слова, Кейлин и сама удивилась, что в них не слышалось горечи, словно она давно смирилась со своим безрадостным прошлым.
– Я даже не знаю точно, сколько мне лет. Я прожила с Лианнон больше года, когда заметила, что мое тело приобретает женские формы. Думаю, тогда мне было лет двенадцать. – Она неожиданно прервала свой рассказ, и Эйлан с удивлением взглянула на жрицу.
«Я – женщина, жрица, – говорила себе Кейлин, – я – колдунья, которая способна испугать вооруженных мужчин!» Однако завороженная тусклым пламенем очага, она все глубже и глубже погружалась в воспоминания, и ей казалось, что она не могущественная жрица, а до смерти запуганная маленькая девочка. Какая из них настоящая Кейлин? А может, мерцающие в темноте угольки увели ее в мир иллюзий?
