Катарина Керр - Чары тьмы
— Да, — подтвердила Гвенивер. — И очистим их от паразитов.
Невин склонил голову набок и посмотрел вначале на Гвенивер, потом на Рикина и снова на Гвенивер. Его взгляд внезапно стал холодным.
— Что это у тебя на запястье, Рикко? — спросил он. — И похоже, что у дамы тоже есть такой-то порез.
Со смехом она подняла руку, чтобы продемонстрировать высохшую кровь.
— Мы с Рикином вместе дали клятву. Мы никогда не ляжем в одну постель, но ляжем в одну могилу.
— Вы — глупые молодые олухи, — прошептал Невин.
— Эй, послушайте, — возмутился Рикин. — Неужели вы думаете, что мы не сможем ее сдержать?
— О, конечно, сможете. Несомненно, вы великолепно сдержите свою великолепную клятву и получите как раз ту награду, которой жаждете, — раннюю смерть в битве. Барды много лет будут петь о вас.
— Но тогда почему вы выглядите таким обеспокоенным? — вставила Гвенивер. — Мы никогда не стали бы просить чего-то лучшего.
— Знаю, — старик отвернулся. — И это беспокоит меня и заставляет болеть сердце. А, ну, это ваш вирд, не мой.
И не произнеся больше ни слова, он встал на колени и вернулся к своим растениям.
Этим вечером Невин был не в состоянии задерживаться за столом в большом зале и наблюдать за тем, как Гвенивер смеется. Он ушел в свои покои, зажег свечи, затем стал ходить взад-вперед, размышляя, что же есть такого в его народе, что заставляет его получать удовольствие от страданий и любить смерть так, как другие любят роскошь и богатство? Гвен и ее Рикин думали, что они любят друг друга, в то время, как любили темную прожилку в душе Дэверри.
— А, боги! Теперь это не мое дело.
Свеча затрепетала, словно качала свой золотой головкой, говоря «нет». На самом деле это было его дело, независимо от того, удастся ли ему помочь им в этой жизни или же он будет вынужден ждать их следующего перерождения. Его касалась судьба не только Гвенивер, но и Рикина. Независимо от того, нарушат они клятву или нет, они связали себя цепью вирда, и для того, чтобы распутать ее, потребуется мудрость короля Брана — и сила Версингеторикса, чтобы сломать ее. Мысли об этих двух героях Времен Рассвета сделали мрачное настроение Невина еще хуже. Проклятая клятва крови, что-то прямо из старой саги! Невин хотел объяснить им, заставить Гвенивер и Рикина увидеть, что всегда проще упасть, чем карабкаться. Стоит отпустить то, за что держишься, чтобы упасть, как возникает великолепное чувство легкости и силы. Гвенивер никогда не станет слушать. И вероятно уже слишком поздно.
Невин рухнул на стул и уставился в пустой камин. Он почти физически ощущал, как все королевство скользит назад. Гражданские войны ломают и рушат достижения многих лет. Культура, образование, рыцарская честь, забота о бедных. Бесславно гибнут все эти признаки цивилизации, на которые такое количество людей потратило столько лет.
Впервые на протяжении своей неестественно долгой жизни Невин задумался о том, чего стоила его служба Свету. Может ли на самом деле существовать какой-то Свет, которому следует служить? Так легко и просто жизнь соскальзывает во тьму… Никогда раньше он не осознавал с такой очевидность, насколько хрупка цивилизация. Она плавает, как масляное пятно на черном океане людского сознания.
Что касается Гвенивер, у Невина оставалась одна последняя отчаянная надежда: если ему только удастся сделать так, чтобы она увидела, насколько большую власть предлагает двеомер. Ничто не земле не может сравниться с этой властью. Ведь Гвенивер любит власть. Возможно, ему удастся увезти ее от королевского двора. Ее и Рикина, потому что Гвенивер никогда не бросит его. Они могли бы уехать в дикую северную страну или даже в Бардек. Там он поможет ей сбросить с себя груз, который она взвалила на себя, там она сможет все понять. Этой же ночью Невин отправился к ней в покои для важного разговора.
Гвенивер налила ему меду и усадила в лучшее кресло. При свете лампы ее глаза блестели, улыбка была яркой и неподвижной, словно ее вырезали на лице ножом.
— Могу догадаться, почему вы здесь, — объявила она. — Почему вас так беспокоит клятва, которую дали мы с Рикином?
— По большей части потому, что это недальновидно. Лучше хорошенько подумать перед тем, как обрекать себя на единственную дорогу. Некоторые дороги проходят через множество различных земель и предлагают множество различных точек зрения.
— А другие идут прямо и недолго. Я знаю это. Моя Богиня выбрала для меня единственную дорогу, и я теперь не могу повернуть назад.
— О, кончено, нет. Однако существует немало других способов служить Ей. Не обязательно делать это с мечом в руке.
— Не для меня. Меня совершенно не волнует, добрый Невин, то обстоятельство, что моя дорога будет короткой. Это… Положим, у тебя ограниченное количество хвороста. Некоторые стали бы жечь по маленькой палочке за раз и всю ночь поддерживать маленький огонек. А другие предпочитают кинуть в огонь всю вязанку сразу. Пусть бушует костер, хотя бы и недолго.
— А затем эти люди замерзают до смерти?
Она нахмурились, глядя в свой кубок.
— Ну, — сказала Гвенивер наконец. — Я выбрала не лучший способ выразить свою мысль, не так ли? Хотя он достаточно хорош. Совсем не замерзнуть до смерти. Затем эти люди сами бросаются в огонь.
Когда она тряхнула головой, запрокинула ее и рассмеялась сдавленным смехом, Невин наконец увидел то, что отказывался видеть долгое время: Гвенивер безумна. Ее давно вытолкнули за грань рассудочности, а теперь безумие мерцало у нее в глазах и ухмылялось в улыбке. Тем не менее существуют разные виды безумия; в этом сумасшедшем мире ее будут считать великолепной, осыпать почестями и славой. И делать это будут люди, немного менее безумные, чем она сама. Сидеть у нее в покоях и разговаривать оказалось для Невина невероятно трудным делом. Несмотря на то, что Гвенивер вполне серьезно говорила о долгосрочных планах для Блейддбира и клана Волка, она была самоубийцей.
Наконец Невин вежливо удалился и вернулся к себе в покои. Теперь он никогда не сможет привести ее к двеомеру, поскольку для изучения магии требуется максимально здравый ум. Когда к изучению двеомера приступают неуравновешенные личности, они вскоре обнаруживают, что их разрывают на части те силы, которые они разбудили. Как знал теперь Невин, в этой жизни Гвенивер никогда не получит свой истинный вирд. Расхаживая по своей комнате, Невин внезапно начал дрожать. Он опустился на стул и задумался, не болен ли он, а потом понял, что плачет.
Летние дожди превратили дан клана Волка в навозную жижу. Полуразрушенный, лишенный крыши брох высился в центре черной грязи, пепла и обугленных деревяшек. На булыжниках, которыми был вымощен двор, валялись кусками хлама, колодец засорился, кругом до сих пор стоял болезнетворно-сладковатый запах гари и гниения. Тут и там в тени стен виднелась взрыхленная земля и липкая и вязкая плесень и грибок. Гвенивер и Гветмар сидели в седле на открытом месте, которое когда-то было воротами, и осматривали разрушения.
