Нил Гейман - М - значит магия
А кому сейчас легко?
Чтобы было совсем невмоготу, единственный клиент, который обратился ко мне за неделю, так и не пришел на место встречи на углу, где я его ждал. Обещал неплохо заплатить, да теперь поди разберись: еще до меня ему назначили свидание в морге.
Так что когда эта дамочка вошла ко мне в контору, я понял, что жизнь налаживается.
– Чем торгуем, барышня?
Она одарила меня взглядом, от которого даже тыква вывалила бы язык на бок, и мой пульс подскочил до цифры с тремя нулями. У нее были длинные светлые волосы, а при виде ее фигуры Фома Аквинский забыл бы все свои обеты. Я, к примеру, тут же забыл свой: никогда не брать работу у женщин.
– Как насчет заработать зелененьких? - спросила она хрипловатым голосом, не тратя времени на предисловия.
– Давай дальше, сестренка.
Показывать, что я на мели, было нельзя, так что я прикрыл рот рукой: ни к чему клиенту видеть, как у тебя текут слюни.
Она открыла сумочку и вытащила фото. Глянцевое, восемь на десять.
– Знаете его?
В моем деле людей нужно знать в лицо.
– А то!
– Он мертв.
– Знаю, дорогуша. Тоже мне новость. Несчастный случай.
Ее взгляд стал просто ледяным - хоть пили на кубики и бросай в коктейль.
– Мой брат умер не от несчастного случая.
Я поднял бровь - в моем деле пригодится любое тайное искусство - и сказал:
– Брат, говорите?
Как- то не похоже было, что у нее могут быть братья.
– Я Джилл Болтай.
– И брат ваш, значит, был Шалтай Болтай?
– Он не свалился со стены, мистер Хорнер. Его сбросили.
Уже интересно, если правда, конечно. В этом городе Болтая знали; из тех, кто ходил по кривой дорожке, как минимум пятеро определенно предпочли бы Болтая мертвого Болтаю живому. Как минимум.
– В полицию обращались?
– Еще чего. Королевской рати дела нет до того, как он умер. Они сказали, что сделали все, что могли, пытаясь его собрать.
Я откинулся на спинку стула.
– И чего вы хотите? Я вам зачем?
– Я хочу, чтобы вы нашли убийцу, мистер Хорнер. Я хочу, чтобы он был отдан в руки правосудия. Я хочу, чтобы его поджарили, как яйцо. Да… и еще, - добавила она, как бы невзначай. - У Шалтая был конверт из оберточной бумаги, а в нем - фотографии, которые он хотел мне послать. Медицинского свойства. Я учусь на медсестру, и они мне нужны для дипломной работы.
Я внимательно обследовал свои ногти, потом поднял глаза, по дороге отдав должное линии талии и еще нескольким округлостям. Красотка, право слово, только вот носик чуть-чуть блестит.
– Я возьмусь за это дело. Семьдесят пять в день и две сотни премиальных, если найду что-нибудь стоящее.
Она улыбнулась; у меня внутри все перевернулось и пустилось в пляс.
– Получите еще две сотни, если вернете фотографии. Я очень хочу стать медсестрой.
И она бросила три полусотенных на стол.
Я выпустил на поверхность своей физиономии бесшабашную ухмылку.
– А что, сестренка, как насчет согласиться поужинать со мной? У меня тут завелись деньжата.
Она непроизвольно содрогнулась и пробормотала что-то насчет карликов, из чего я сделал вывод, что я на верном пути. Потом она улыбнулась мне одной стороной рта, от чего даже Альберт Эйнштейн пропустил бы запятую.
– Сначала найдите убийцу брата, мистер Хорнер. И фотографии. Там посмотрим.
Она закрыла за собой дверь. Дождь, наверно, продолжал идти, я не заметил. Мне уже не было до этого никакого дела.
*
Есть в нашем городе места, не упомянутые в путеводителе. Куда даже полицейские ходят только по трое, если ходят вообще. В моем деле туда приходится ходить чаще, чем это полезно для здоровья. Можно подумать, реже будет полезнее.
Он ждал меня перед заведением Луиджи. Я подошел сзади, и он не слышал, как резиновые подошвы моих ботинок беззвучно ступали по асфальту.
– Привет, Петух.
Он дернулся и обернулся; мне в нос уставился ствол сорок пятого калибра.
– А, Хорнер… - Он спрятал пушку.
– Я тебе не Петух, коротышка. Я тебе Берни Робин, для друзей - Малиновка, и забывать не советую.
– Меня вполне устраивает Петух Робин, Петух. Кто убил Шалтая Болтая?
Не поймешь, что за птица этот Петух Робин, но в моем деле выбирать не приходится. Лучше него, стукача из уголовников у меня не было.
– Для начала покажи, какого цвета у тебя бумажки.
Я показал ему полсотни.
– Вот ведь черт, - пробормотал он. - Зеленая. Хоть бы лиловые сделали, или сиреневые, для разнообразия.
Однако полсотни взял.
– Слышал только, что толстяк запустил палец не в тот пирог.
– И?
– И в одном пироге оказалось сорок семь штук сорок.
– И?
– Тебе что, по слогам сказать? Я… а!
Он повалился на мостовую. Из спины у него торчала стрела.
Докукарекался, Петух Робин.
*
Сержант О’Грейди посмотрел вниз, на тело, потом посмотрел вниз, на меня.
– Гром и преисподняя, вот уж точно, - сказал он. - Никак сам малыш Джек Хорнер?
– Я не убивал Петуха Робина, Сержант.
– А тот звонок в отделение, когда нам сказали, что ты собрался пришить покойного мистера Робина - это, значит, розыгрыш?
– Если я убийца, где у меня стрелы? - Я бросил в рот резинку и принялся жевать. - Это подстава.
Он затянулся пенковой трубкой, сунул ее в карман, и промычал пару тактов партии гобоя из увертюры к «Вильгельму Теллю».
– Может да. А может, и нет. Ты все равно под подозрением. Из города ни на шаг. И еще, Хорнер…
– Чего?
– Смерть Болтая - несчастный случай. Так сказал коронер. Так говорю я. Брось ты это дело.
Я обдумал его предложение. Потом я обдумал предложение девушки, включая саму девушку.
– Нет, сержант, не играет.
Он пожал плечами.
– Ну смотри. Я тебя предупредил.
Вряд ли это можно было считать пожеланием успеха.
– Выше головы хочешь прыгнуть, Хорнер. Не лезь к большим мальчикам. Вредно для здоровья.
Насколько я помнил счастливые школьные годы, он был прав. Каждый раз, когда меня брали в игру большие ребята, я получал так, что мало не казалось. Но О’Грейди - откуда О’Грейди мог это знать? Потом я вспомнил.
Именно от О’Грейди мне доставалось больше всего.
*
Теперь пришло время, как это называется в моем деле, «поработать ногами». Я по-тихому навел справки кое-где в городе, но ничего, чего я уже не знал бы о Болтае, не выяснил.
Шалтай Болтай был на редкость тухлой личностью. Я помнил, как он только появился в городе - молодой оборотливый дрессировщик, первым научивший мышей дергать за гири на часах. Однако он довольно быстро пошел по дурной дорожке: вино, карты, женщины, всегда одно и то же. Каждый смекалистый юнец думает, что у нас в Детстве улицы мостят золотом, а когда убеждается в обратном, уже слишком поздно.
