Дэвид Геммел - Мечи Дня и Ночи
— И ты прыгнул? — ужаснулся Ставут.
— Ясное дело, прыгнул. Святые люди знают, о чем говорят.
— Ты перескочил через бездну!
— Какая там бездна, дуралей. Не больше десяти футов в самом узком месте. Потом сел, обратился к Истоку — и страх как рукой сняло.
— Значит, Исток ответил тебе?
— Ясное дело, ответил. Я ж говорю, страх прошел без следа.
— Ну да, а голос Его ты слышал?
— Никаких голосов я больше не слышу, — с затвердевшим лицом отчеканил Алагир. — Зря я о них тебе рассказал. И вообще суть истории не в этом.
— В чем же тогда?
— Не знаю, — сказал Алагир, приканчивая девятую кружку эля. — Зачем я вообще речь об этом завел? А, да. Страхи и все такое.
— А я говорю, Исток ни при чем, — упорствовал Ставут. — Когда твой друг умер, ты осознал, что и сам смертен. А потом выкинул эту дурацкую штуку и уверился в обратном — что никакая погибель тебе не страшна.
— Вот и ладно, — заплетающимся языком проговорил Алагир. — Так или эдак, мне все равно. Главное, страх прошел. Вот и тебе бы попробовать.
— Непременно. Я внесу это в список неотложных дел. Первым номером у меня значится подергать за яйца голодного льва.
— Чудной ты, лудильщик, — пробормотал Алагир. — Только и знаешь себя принижать. Но я-то тебя знаю лучше, чем ты сам. Ты сильнее, чем думаешь. Вот в чем загвоздка: думаешь ты чересчур много. А не кажется ли тебе, что этот эль слабоват? Совсем не берет.
Тут Алагир встал, чтобы потребовать еще кружку, и плюхнулся на пол.
— Ты чего это? — спросил Ставут.
— Я, пожалуй, разобью бивак прямо здесь, — сказал Ставут и лег.
Ставут, лежа на каменной полке, вспоминал своего друга, и ему становилось легче.
Шум, донесшийся снизу, вернул его к настоящему, и страх мигом заявил о себе. Он приподнялся и при свете луны увидел, что Аскари вернулась. Он разглядел кровь на ее лице, и луна вдруг погасла. Ставут поднял голову — здоровенный джиамад лез в оконный пролом. Аскари вскинула лук и выстрелила. Стрела попала в бронзовый диск на кожаном панцире зверя и отлетела прочь. Джиамад с душераздирающим ревом прыгнул в пещеру.
Ставут вскочил, схватил копье и тоже скакнул вниз, вопя во всю глотку. Зверь не успел еще повернуться, как копье Ставута вонзилось ему в затылок и насквозь прошло грудь. Ставут грохнулся на пол, перекатился и стал на колени. Аскари выстрелила еще раз. Второй зверь рухнул в пещеру со стрелой в глазу и забился в предсмертных судорогах. Тот, на которого прыгнул Ставут, лежал мертвый. Копье, войдя в основание шеи, пронзило ему сердце.
— Плохо дело, — сказала Аскари. — Они перекрыли нам выход.
Харад сидел в устье неглубокой пещеры на отвесной скале. Дождевые тучи то и дело заслоняли луну. Следы привели их сюда, но недостаток света вынудил Скилганнона отложить поиски до утра. Сейчас тот спал в гроте, положив рядом с собой оба обнаженных меча.
Харад пребывал в полном покое, сознавая всю странность этого чувства. Всю жизнь он боролся со вспышками беспричинного гнева, а здесь, в глубине враждебного, населенного чудовищами леса, оставался спокойным и ясным. Он вглядывался в серебряные руны на черной рукояти топора. Чудесное, прекраснейшее на свете оружие. Ни единой щербинки на стали, ни пятнышка ржавчины. Со Снагой в руках Харад чувствовал себя почти что бессмертным.
— Ты отдохнул бы немного, — сказал Скилганнон у него над ухом. Харад так и подскочил.
— Боги! Чего ты подкрадываешься?
— Извини, воин, — улыбнулся Скилганнон.
— Не называй меня так, — вздрогнул Харад. — Это как-то... неправильно. Не могу объяснить почему.
— И не надо. — Луна проглянула снова, осветив мертвого джиамада у подножия скалы. — Они влезли на этот утес. Джиа-мады не стали карабкаться за ними, а свернули на запад. Девушка с купцом ушли либо наверх, либо внутрь. Будем надеяться на последнее.
— Куда это — внутрь? — спросил Харад. Скилганнон показал на утес, испещренный дырами.
— Он, должно быть, насквозь пронизан ходами и гротами. Думаю, девушка знала, куда идти. С другой стороны, она могла попытаться убежать от погони, что было бы неразумно. Выносливость джиамадов не знает предела.
— Долго ли еще мы тут будем сидеть?
— До рассвета. Незачем шарить ощупью в темноте.
— К тому времени они могут расправиться с ней.
— Могут, однако ночью в пещерах нам будет опасно вдвойне. Девушка — охотница и ежеминутно ждет нападения. Не хочется как-то, чтобы тебя подстрелил человек, которому ты намерен помочь.
— И то верно. — Они помолчали, и Харад спросил: — Офицер, которого ты убил, был хорошим бойцом?
— Неплохим. Одаренным и скорым на руку.
— Между тем ты побил его очень быстро.
— Ему не хватало сердца, Харад.
— Отваги, ты хочешь сказать?
— Не совсем так. Воин с сердцем способен заглянуть в себя и найти невозможное. Таким был Друсс. Когда мы встретились, ему уже было под пятьдесят, и он болел. Но когда на нас напали, он нашел в себе силы и разгромил надиров, с которыми мы дрались. Научить этому нельзя. Ты можешь отточить свое мастерство, стать сильней и проворней, но сердце — это то, с чем человек рождается. Или не рождается, как тот офицер. У тебя оно есть, Харад, а у него не было.
— Есть, да не мое, так ведь?
— О чем ты?
— Я Возрожденный. Все, что у меня есть, идет от Друсса-Легенды. При чем здесь Харад?
— Я не философ, дружище, и не знаток магии, создавшей тебя. Это правда, в тебе много от Друсса, и все же ты тот, кто ты есть. Больше того — ты тот, кем ты хочешь быть. Мне думается, любой мужчина, рожденный женщиной, вправе задать себе те же вопросы, которые беспокоят тебя. Сколько во мне от отца? Сколько от матери? Сколько их слабых и сколько сильных черт перешло ко мне? Ландис Кан объяснял мне, как происходит Возрождение, но это, признаться, вошло мне в одно ухо и вышло в другое. Запомнил я только одно: телесную сущность оригинала, его семя, если угодно, берут из его костей. Единственная разница между тобой и любым другим человеком состоит в том, что у него родителей двое, а у тебя только один.
— Значит, во мне ничего нет от матери? Как такое возможно? Скилганнон развел руками.
— Ландис Кан толковал о семенах, оплодотворении и хитроумных машинах. Я почти ничего не понял. Уяснил только, что при Возрождении получают телесную копию оригинала. Вот в чем вся суть: телесную. Что делает человека тем, кто он есть? Телесная сила или духовное мужество? Душа у тебя своя, Харад. Ты не Друсс. Живи своей жизнью.
Харад испустил долгий вздох.
— Да, это хороший совет. Я знаю. И все же... Посплю я, пожалуй.
— Иди, я покараулю, — сказал Скилганнон.
