Охотники за душами (СИ) - Брэдфорд Крис
– Знаешь, а правильно говорят про куриный бульон! – улыбаюсь я, доедая последнюю ложку.
– А? – переспрашивает он.
– Ну, что он лечебный. И правда ничего лучше не придумаешь!
30
После ужина Феникс тоже забирается в душ, а я мою посуду и стараюсь уничтожить все следы нашего присутствия в домике. Через полчаса он появляется на пороге спальни, я настаиваю, что нужно все-таки сменить повязки. Когда он снимает футболку, я прихожу в ужас: мало того, что спина в ранах от дроби, так теперь еще и все туловище в синяках и кровоподтеках!
Я чувствую, как меня накрывает волна гнева.
– Вот это Охотники постарались! Прямо себя не жалели! – вырывается у меня.
– Ага, а я зато одному нос сломал! – он ухмыляется весьма по-хулигански. – А ты… – он оглядывается на меня через плечо, – а ты другому еще как заехала по голове!
Я смущенно улыбаюсь:
– Но Охотницу-то я не остановила. Извини… Я совсем не умею драться.
– Да что ты? – восклицает он с искренним изумлением. – А кто был раньше воином-самураем? Тебя и защищать-то почти не нужно было в той жизни, я помню, ты однажды в одиночку вырубила пятерых ниндзя! Голыми руками! Просто раскидала их, как тряпичных кукол!
Я вспоминаю, как пару часов назад, сжавшись в комок, горестно рыдала в душе.
– Правда? Что-то не очень на меня похоже.
Феникс смотрит мне в глаза:
– Дженна, поверь, все у тебя в порядке с боевым духом.
– Ну, может быть, в той жизни и было в порядке, – я с сомнением пожимаю плечами.
Достаю из аптечки бинты и пластыри и начинаю менять повязки. Мысль о том, что я могла быть воином, да еще и самураем, кажется бесконечно далекой от моей нынешней личности – да и от известных мне прошлых воплощений. Я могу представить себя санитаркой… земледельцем… ну моряком… ну, может быть, даже первооткрывателем! Но смертоносным воином?… Да нет, конечно!
Я заканчиваю перевязку и уже собираюсь сказать Фениксу, что можно снова надевать футболку, как вдруг замечаю темную отметину у него под лопаткой.
– Что это? – я легонько касаюсь ее рукой.
– Родинка, – коротко отвечает он.
Я присматриваюсь повнимательнее:
– А больше похоже на шрам.
Он кивает:
– Это и шрам тоже, только из прошлой жизни. Иногда остаются такие следы, когда совсем тяжко умирать. Этот у меня от отравленной стрелы.
Перед моими глазами мелькает короткий Отблеск: Некалли на моих глазах падает в реку…
…Его покрытое татуировками тело безжизненно покачивается на волнах, в спине торчит стрела, огромная, словно гарпун. А наша лодочка спокойно уплывает прочь от извергающегося вулкана и разъяренных воинов клана Тлетл.
Сейчас рядом со мной Феникс, а не погибший Некалли, но даже теперь, когда я провожу рукой по призраку давнего шрама, я чувствую тоску и отчаяние Дзианьи – так же остро и болезненно, как если бы все это было вчера.
Ниже и левее на спине моего Защитника я замечаю еще одну родинку – круглую, словно отверстие от пулевого ранения.
Не с тех ли это времен, когда он был Хиамови? Значит, его все же убил тот шериф в белом пробковом шлеме?
Кончиками пальцев я ласково касаюсь синяков, и призрачных шрамов, и свежих повязок. Что-то внутри меня словно обрывается при виде стольких ранений, и я не могу удержаться от слез. Столько ран, столько боли выпало бедному моему Защитнику – из жизни в жизнь, от смерти к смерти, и все чтобы уберечь меня.
– Сколько же ты ради меня вынес. Так нельзя, это слишком много, – шепчу я.
Феникс оборачивается ко мне:
– Ради тебя ничто никогда не слишком. – Он смахивает слезинку с моей щеки.
Я порывисто обнимаю его за талию, прижимаюсь к обнаженной груди. Мне бы так хотелось уберечь его, забрать всю боль, сделать так, чтобы он никогда больше не мучился ради меня. Он обвивает меня руками, я чувствую тепло его кожи, нежность прикосновений и силу, таящуюся в избитом теле.
Я словно растворяюсь в этом счастье, никогда-никогда больше не хочу его отпускать. В его объятиях так спокойно, и безопасно, и…
Внезапно из загона доносится громкое ржание. Феникс мгновенно напрягается и разрывает объятия. Он задувает свечу на столе, одним прыжком подскакивает к окну и всматривается в темноту сквозь щель между шторами.
– Там кто-то есть? – я едва дышу от страха.
С минуту Феникс продолжает смотреть за окно.
– Нет, только лошади, – наконец говорит он.
Но моя тревога не отступает. Я понимаю, что в следующий раз нам может повезти меньше.
– Танас ведь в конце концов все равно выследит нас, да? – безнадежно спрашиваю я.
– Может быть. – Феникс поворачивается ко мне, в темноте его лицо кажется строже. – Ты лучше иди поспи, если сможешь. А я покараулю.
С минуту я мешкаю – так хорошо было бы подойти и снова обнять его… Но, кажется, момент безвозвратно прошел. Феникс снова настороже, снова не ближе и не дальше, чем может позволить себе Защитник, полностью сосредоточенный на своей миссии.
Он начинает проверять одно за другим все окна в доме, а я ухожу в спальню и чувствую, как смертельно устала. Я ныряю под одеяло, кладу голову на мягкую, словно облако, подушку и мгновенно засыпаю, зная, что Феникс охраняет мой сон.
31
– Проснись! Просыпайся скорее, девочка! – раздается чей-то тихий, но настойчивый шепот.
Кто-то сильно трясет меня за плечо. Я открываю глаза и вижу перед собой обветренное лицо раба. Щеки его совсем исхудали, глаза, обведенные темными кругами, глубоко запали, и без того худое тело совсем истощало. Где только он берет силы? Последние три дня, с тех пор как мы сбежали с виллы, Кустос не ел ничего, кроме горстки ягод, и почти не спал. Мой Защитник отдавал мне львиную долю всего, что ему удавалось насобирать в лесу, и неизменно стоял на страже, пока я спала, но, кажется, предельная усталость понемногу начинает брать свое.
– Доброе утро, – зеваю я. – В чем де…?
Он зажимает мне рот рукой и молча прикладывает к губам палец. С меня мигом слетают остатки сна, я напряженно вслушиваюсь в лесные звуки. Поют птицы, как и всегда на рассвете. Шелестят под легким ветерком листья. Плещет ручей, катясь по камням. Кажется, ничего необычного…
И тут я слышу резкий хруст ветки. Рядом с нами кто-то есть.
Вглядываясь в просвет между зарослями, я замечаю алую тунику римского солдата. Солдат кажется крепким и закаленным в боях, в руке у него длинное заостренное копье. Через каждые несколько шагов он наугад вонзает его в подлесок. Он подходит ближе к нашему убежищу, и мы замираем на месте, словно олень с олененком в лесных зарослях. Копье пронзает листья прямо у моей головы, но Кустос прикрывает меня собой, и железное острие рассекает его руку. Он сжимает зубы, чтобы не закричать от боли, поспешно срывает широкий лист и стирает им свою кровь с копья. Его сообразительность спасает нас – солдат вытаскивает из кустов свое оружие и проходит мимо, так и не узнав, как близко он был к цели.
Когда воин скрывается из виду, мой Защитник подхватывает меня на руки и несет в противоположном направлении. Я испуганно цепляюсь за него и оглядываюсь по сторонам. Он идет легким шагом, но я понимаю, что нас скоро найдут по следу – кровь из его раненой руки льется на траву.
Вскоре я уже слышу в отдалении лай охотничьих собак. Между зарослями появляются новые красные туники и, выстроившись в шеренгу, прокладывают себе путь через лес. Солдаты постепенно окружают нас, но Кустос мчится так, словно он конь, а не человек. Не выпуская меня из рук, петляет между деревьями, я слышу его шумное сбивающееся дыхание. Мы выбегаем из леса… и резко останавливаемся.
Мы на краю узкого ущелья. Далеко внизу лежат острые камни – кажется, там раньше была река, но она пересохла. Мой Защитник лихорадочно ищет безопасный спуск, но стены ущелья повсюду предательски гладкие и отвесные. Успокоительно укачивая меня на руках, Кустос поворачивается лицом к деревьям – и видит перед собой центуриона с черными ониксовыми глазами. На нем доспех из кованой бронзы, на широких плечах лежит кроваво-красный плащ, в руке он сжимает прямой обоюдоострый клинок. Глава отряда грозен и великолепен, словно ожившая статуя бога войны Марса из римского храма.
Солдаты окружают нас сплошным полукругом щитов и копий, и центурион приказывает:
– Верни мне похищенное дитя, раб!
Я смотрю на своего Защитника, мне страшно, и я ничего не могу понять. Он же не похищал меня, а спасал от центуриона? Так ведь?
Кустос обводит глазами ряды солдат и, кажется, понимает, что сопротивление бесполезно. Он осторожно спускает меня на землю.
– Иди сюда, Аврелия, – центурион манит меня к себе. – Отец ждет тебя.
Я стою в нерешительности, не зная, что мне делать. Кустос говорил, что центурион желает мне зла, но, похоже, отец доверяет этому суровому военачальнику. Кого же мне слушать? Беглого раба или прославленного римского воина?
Кустос опускается на колени рядом со мной.
– Ты мне доверяешь? – спрашивает он.
Я киваю, а он делает нечто совершенно неожиданное: сильно толкает меня в грудь, и я с криком ужаса лечу спиной вперед в пропасть, на острые камни…
