Четвертое крыло (ЛП) - Яррос Ребекка

"Должно быть что-то еще, что мы можем сделать", — утверждает Бодхи, обращаясь к Ксадену, его голос звучит негромко, когда они проходят мимо меня, их сапоги хрустят по гравию.

"Мы делаем все, что можем", — шипит Гаррик.

У меня колет кожу, а Ксаден останавливается на середине шага в десяти футах от меня, его плечи напряжены.

Черт.

Он знает, что я здесь.

Вместо обычного страха, который накатывает в его присутствии, в моей груди поднимается гнев. Если он хочет убить меня, тогда ладно. Мне надоело ждать, когда это произойдет. Хватит ходить по коридорам в страхе.

"Что случилось?" спрашивает Гаррик, тут же оглядываясь через плечо в противоположном направлении, в сторону пары, которая определенно решила, что целоваться важнее, чем попасть в общежитие к комендантскому часу.

"Идите. Встретимся внутри", — говорит Ксаден.

"Ты уверен?" Бодхи морщит лоб, и его взгляд окидывает двор.

"Идите", — приказывает Ксаден и стоит совершенно неподвижно, пока двое других входят в казарму, поворачивая налево к лестнице, которая приведет их на этажи второго и третьего курсов. Только когда они уходят, он поворачивается лицом к тому месту, где сижу я.

"Я знаю, что ты знаешь, что я здесь". Я заставляю себя встать и подойти к нему, чтобы он не подумал, что я прячусь или, что еще хуже, боюсь его. "И, пожалуйста, не болтай о том, что ты повелеваешь тьмой. Я сегодня не в настроении".

"Никаких вопросов о том, где я был?" Он складывает руки на груди и изучает меня в лунном свете. В этом свете его шрам выглядит еще более грозным, но я не могу найти в себе силы испугаться.

"Мне, честно говоря, все равно". Я пожимаю плечами, от этого движения пульсация в моих плечах усиливается. Потрясающе, как раз вовремя, чтобы завтра потренироваться на Перчатке.

Он качает головой в сторону. "Тебе действительно все равно, да?"

"Нет. Я же не гуляю после комендантского часа". Тяжелый вздох вырывается из моих губ.

"Что ты делаешь на улице после комендантского часа, первокурсница?"

"Обсуждаю возможность побега", — отвечаю я. "А ты? Не хочешь поделиться?" спрашиваю я насмешливо, зная, что он не собирается мне отвечать.

"То же самое".

Саркастичная задница.

"Слушай, ты собираешься меня убить или нет? Предвкушение начинает раздражать меня до смерти". Я поднимаю руку к плечу и разворачиваю его, надавливая на больные мышцы, но это не облегчает боль.

"Еще не решил", — отвечает он, как будто я только что поинтересовалась его предпочтениями в ужине, но его взгляд сужается на моей щеке.

"А ты мог бы?" бормочу я. "Это определенно помогло бы мне составить планы на неделю". Маркхэм или Эметтерио. Писец или всадник.

"Я влияю на твое расписание, Насилие?" На этих губах явная ухмылка.

"Мне просто нужно знать, каковы мои шансы здесь". Мои руки скручиваются в кулаки.

У этой задницы хватает наглости улыбаться. "Это самый странный способ, которым меня когда-либо задевали".

"Не мои шансы с тобой, тщеславный урод!" К черту. К черту все это. Я прохожу мимо него, но он ловит мое запястье, его хватка легкая, но крепкая.

Его кончики пальцев на моем пульсе заставляют его дрожать.

"Шансы на что?" — спрашивает он, притягивая меня так близко, что мое плечо касается его бицепсов.

"Ничего". Он не поймет. Он чертов командир крыла, что означает, что он преуспел во всем в квадранте, даже как-то умудрился пройти мимо своей собственной фамилии.

"Шансы на что?" — повторил он. "Не заставляйте меня спрашивать три раза". Его зловещий тон противоречит его нежной хватке, и, черт, неужели он должен так хорошо пахнуть? Мятой, кожей и чем-то, что я не могу определить, чем-то, что граничит между цитрусовым и цветочным.

"Как ты только выжила после всего этого! Я не могу подняться на эту чертову Перчатку". Я полусерьезно дергаю себя за запястье, но он не отпускает.

"Понятно." Он так раздражающе спокоен, а я не могу взять в руки даже одну из своих эмоций.

"Нет, не понимаешь. Ты, наверное, празднуешь, потому что я упаду замертво, и тебе не придется тратить время на то, чтобы убить меня".

"Убить тебя не составит никакого труда, Насилие. Именно оставление тебя в живых, похоже, вызывает большинство моих проблем".

Мой взгляд поднимается, чтобы столкнуться с его взглядом, но его лицо не читается, скрытое тенью, ну и ладно.

"Извините за беспокойство". Сарказм капает из моего голоса. "Знаешь, в чем проблема этого места?" Я снова тяну руку назад, но он держится. "Кроме того, что ты трогаешь вещи, которые тебе не принадлежат?" Мои глаза сужаются на него.

"Я уверена, что ты мне расскажешь". Мой желудок вздрагивает, когда его большой палец касается моего пульса, и он отпускает мое запястье.

Я отвечаю прежде, чем успеваю подумать об этом. "Надежда".

"Надежда?" Он наклоняет голову ближе к моей, как будто не уверен, что правильно меня расслышал.

"Надежда". Я киваю. "Кто-то вроде тебя никогда не поймет этого, но я знала, что приезд сюда — это смертный приговор. Не имело значения, что меня всю жизнь учили входить в квадрант Книжника; когда генерал Сорренгайл отдает приказ, ты не можешь его игнорировать". Боги, почему я бегу с этим человеком наперевес? Что самое худшее он может сделать? Убьет тебя?

"Конечно, можешь". Он пожимает плечами. "Тебе просто могут не понравиться последствия".

Я закатываю глаза, и, к моему полному смущению, вместо того, чтобы отстраниться, когда я свободна, я немного наклоняюсь, как будто я могу выпить немного его силы. У него, конечно, ее достаточно.

"Я знала, каковы шансы, и все равно пришла, сосредоточившись на том крошечном проценте шанса, что я выживу. И вот прошло почти два месяца, и я получила…" Я качаю головой, сжимая челюсть. "Надежду". У этого слова кислый вкус.

"А. А потом ты теряешь товарища по отряду, и ты не можешь забраться в дымоход, и ты сдаешься. Я начинаю понимать. Это не очень лестная картина, но если ты хочешь сбежать в квадрант писарей…"

Я задыхаюсь, страх пробивает дыру в моем животе. "Откуда ты об этом знаешь?" Если он знает… если он расскажет, Даин будет в опасности.

Лукавая улыбка искривляет идеальные губы Ксадена. "Я знаю все, что здесь происходит". Темнота клубится вокруг нас. "Тени, помнишь? Они все слышат, все видят, все скрывают". Остальной мир исчезает. Здесь он может сделать со мной все, что угодно, и никто не узнает.

"Моя мать определенно вознаградит тебя, если ты расскажешь ей о плане Даина", — тихо говорю я.

"Она определенно вознаградит тебя за то, что ты расскажешь ей о моем маленьком… как ты его назвал? Клубе".

"Я не собираюсь ей рассказывать". Слова звучат защитно.

"Я знаю. Именно поэтому ты все еще жива". Он держит мой взгляд при себе. "Дело вот в чем, Сорренгайл. Надежда — непостоянная, опасная штука. Она крадет твое внимание и направляет его на возможности, вместо того чтобы держать его там, где оно должно быть — на вероятностях".

"И что я должена делать? Не надеяться, что я выживу? Просто планировать смерть?"

"Ты должена сосредоточиться на вещах, которые могут тебя убить, чтобы найти способы не умереть". Он качает головой. "Я едва могу сосчитать количество людей в этом квадранте, которые хотят твоей смерти, либо в качестве мести за твою мать, либо потому что ты просто очень хорошо умеешь злить людей, но ты все еще здесь, бросая вызов шансам". Тени окутывают меня, и я клянусь, что чувствую ласку вдоль моей пораненной щеки. "Это было довольно удивительно наблюдать, на самом деле".