Останься со мной (СИ) - Ершова Алёна

— Получается, мне все равно придется выйти за калитку и встретиться с Велимиром. В этом последнее испытание, да? Знать, бояться и все равно идти?

«Верно, Василисушка. А еще в том, чтобы всегда помнить, кто ты».

— И как мне тогда от упира сберечься? Он ведь не только кровь мою пил, но силами моими кормился?

Меч надолго замолчал, и Василисе уже стало казаться, что не получит она ответа на свой вопрос, но Кощей заговорил:

«Вот это служба, так уж служба. Не просто помочь тебе будет. Я ведь не из серебра сделан, для защиты от нежити не предназначен. Да и ведьмовство мое темное, холодное, чаще смерть сеять приходилось, чем жизнь спасать. Хорошо, что в тебе моя кровь течет, авось сдюжим. Только пообещай мне, что не выпустишь больше из рук, а в Яви отдашь первому, кто попросит».

Горько стало Василисе, не хотелось ей о расставании думать. Как-то естественно и незаметно заменил ей Кощъ отца, и по девичьей глупости своей, надеялась она, что так будет всегда. Тем не менее, помня силу слов и обещаний, твердо заверила Кощея, что выполнит его наказ.

«Хорошо, тогда возьми меня в левую руку и очерти острием круг на земле, воткни меня в центр того круга, положи руку на лезвие под крестовину и медленно веди ею вниз до самой земли, приговаривая: встану, выйду из дверей. Из ворот в ворота. Шагом в поле, бегом в лес, к берегам Калин-реки. Посреди воды широкой стоит стол-престол, на том столе сидит ворон черный, ворон черный-обреченный. Он клюв точит не златой, не медяный – серебром окованный, от умертвий заговоренный. Дал мне, ворон, рубаху красну, ширинку жемчужну, мониста звонкие, из дедовского ларца взятые. Крепок ларец и слово мое крепко. Ни достать, ни взять, ни вкусить без дозволенья моего. Век по веку. Навсегда».

С последними словами спустилась рука до самой земли. Впиталась кровь в лезвие, затянулась рана, оставив на ладони шрам, плотный, розовый, памятный.

Василиса поднялась, достала меч из земли, отерла рукавом.

— Чудной какой заговор. Необычный. Спасибо. Ну что, пойдем?

Она ждала в ответ нечто привычно-насмешливое, вроде: «Пойдем, конечно, упиров бояться – в Навь не ходить», но меч молчал.

— Кощъ.

Тишина.

— Кощей…дедушка… ну ты чего?

Нет ответа. Отдал древний ведьмарь все силы накопленные, отдал на заговор непривычный, защитный. Заснул, а когда очнется, неведомо.

Василиса замерла, оглушенная тишиной и пониманием того, кого только что лишилась, так и не успев сказать самого главного, самого нужного. Вот она детская слепота, мы радуемся родительской заботе, мы пытаемся спорить или принимаем ее, мы злимся, уворачиваемся, но вновь идем и каждый раз думаем, что она будет с нами, всегда. Неизменно. И понимаем, что это не так. Единственное, что остается нам, так это принять потерю. Сохранить и приумножить, чтобы потом отдать всю без остатка уже своим детям.

— Спасибо тебе за все, дедушка, спасибо за мудрость отеческую и любовь. Мне жаль, что я не успела тебе сказать, как дорог ты мне стал.

Она настежь распахнула калитку и нырнула в черную густоту леса.

«Что ж, нужная мне тропа, раз ты существуешь, ложись мне под ноги, пойдем искать Велимира и дорогу домой, там муж, небось, ждет некормленый».

Дорога и впрямь не стала петлять, мерцала во тьме серебристой дымкой. Стелилась ровно и гладко. Наконец в лесной тишине послышались шаги. Грузные, скрипучие, спешные. Василиса нырнула в тень деревьев, прислонилась к стволу, позволяя теням укрыть ее. Привычные к темноте глаза разглядели Велимира. В нем мало осталось человеческих черт, странно, что она не углядела это в прошлый раз. Исчез отглаженный костюм, обвисли и закрыли нижнюю часть лица некогда завитые усы, торчала в разные стороны растрепанная шевелюра. Грязная, в подтеках крови рубашка-душа вросла в плоть, и было непонятно, где заканчивается кожа мертвяка и начинается полотно. Не снимешь такую, не отстираешь, разве что всего в Смородину окунуть. Василисе мысль понравилась. То, что было при жизни Велимиром, проскочило несколько саженей, потом вернулось, стало крутиться, обнюхивая землю.

— Меня ищешь? — Василиса вышла из тени.

Упир потянул носом воздух.

— Тебя. Нити нет… истончилась, исчезла. Вот она, женская верность. Не успел жених мост перейти, а ты с другим милуешься.

— Угу, пойдем, — Василиса вдруг поняла, что слова Велимира больше не трогают ее. Перегорело все внутри, осыпалось пеплом, да растащилось башмаками. И не смерть Велимира тому виной, а жизнь его и поступки. Хороший врач, неплохой в общем-то человек. Спасая постоянно жизни, он посчитал, что взять две чужие – это небольшая плата за все свершенное добро. Хорошие люди тоже совершают дурные поступки. Только вот не все зло настолько явно корежит душу.

Упир попытался коснуться Василисы, но та отступила на шаг.

— Не надо объятий, пошли.

— Куда? – мертвяк не мог прицепиться к эмоциям и с голоду злился сам.

— Вперед, там журчат воды Смородины.

— Так не терпится увидеть муженька? А ведь он лгал тебе все это время, не веришь, смотри! — Велимир сделал пасс рукой, и Василиса увидела корчму, Огана и незнакомого мужчину в форме поповича. Сердце болезненно сжалось.

«Тут все просто. Мы были сговорены с детства. Естественно, Василисе никто не сообщал. Мой отец искренне считает, что молодые должны вдоволь нагуляться перед свадьбой, тогда сильнее ценить будут стабильность внутри семьи. Но когда настал черед клятв, оказалось, что царевна вместо брачного венца предпочла суд богов», — неторопливо рассказывал князь, попивая черный кофе из яркой глазированной чашки.

Василиса почувствовала, как поднимается со дна души кипучая ярость. Почувствовала и приказала ей улечься немедленно туда, где была. Вот выйдет из Нави, поймает своего змея за хвост и выщиплет все перья до единого, пока не сознается тот, каким таким образом он ее на себе женил, да еще согласия не спросив. А потом забыл сказать об этом. Не то чтоб она была против, но понять, что за ерунда творится, очень хотелось. Но вот упиру до этого не должно быть дела.

— Конечно, тороплюсь, и так задержалась тут из-за тебя дольше положенного. Ни тебе завески вышитой, ни пира царского. Только мокрый снег Нави. Я, конечно, знаю, что в древние времена свадебный ритуал совмещался с погребальным обрядом, но уж никак не думала, что отец с сударем Гором Смогичем окажутся так старомодны.

Круглые, словно блюдца, глаза упира стали ей наградой.

— То есть, это правда?

— А ты как думал? Что мой батюшка родной свою кровиночку по собственной воле на откорм упиру отдаст? Велимир, хороший мой, ну ты чего? Пошли, не стой.

Мертвяк растерялся окончательно. Он не знал, что и думать. В Нави солгать нельзя. Можно юлить, недоговаривать, его к этому готовили, об этом постоянно говорил Учитель. Учителю Велимир верил, именно он нашел едва живого мага, поделился своей кровью, силой, знаниями. Именно он указал на нелюдимую чернокосую девчонку и сказал, что такая пойдет за ним в огонь, в воду, да хоть к самой Макоши на порог. Велимир не верил, присматривался. Девка как девка. Упряма, не глупа, красива, не заносчива. Амбициозна и при этом мнительна. Не самый плохой женский букет. Но учитель настаивал, а тут еще, как специально, Лазарев со своими притязаниями: как не защитить студентку? Защитил на свою голову. Лишился всего, но учитель был доволен, он говорил, что любовь этой глупышки важнее должностей и званий. И действительно суд оказался не так страшен, как можно было предполагать, да его сослали в дальний феод, но не разжаловали до простого врача, а повысили. Велимир помнил, как стоял, ничего не понимая, и вдруг к нему подошел царский помощник, посмотрел пристально, покачал головой в такт своим мыслям и произнес: «Надеюсь, вы знаете, что спасли от гибели не простую студентку». В тот же вечер Учитель раскрыл секрет, кем является молодая любовница Велимира. Лекарь от ужаса едва не рвал на себе волосы. Переезд в Восточный феод теперь казался спасением, но Учитель лишь расхохотался на все жалкие обещания пресечь общение с Василисой. «Глупец, неужели ты забыл все, чему я тебя учил. Для того чтобы получить долгую жизнь и продолжать дело Мертвого бога, нам нужно две жертвы. Одна с крепкой связью, способная вывести твою душу из Нави, и вторая с крепким телом, способная носить тебя не одно столетие. Тело мы найдем, а вот связь с девчонкой плети сам. Готовься, настанет черед, и ты во имя нашего бога, сделаешь шаг во тьму».