Ашу Сирай (СИ) - Зикевская Елена
Холодный и невозмутимый голос заставил женщину вздрогнуть. Она поспешно вытерла слёзы и шагнула к возвышению где сидел Джастер. Ткач дёрнулся остановить её, но она только покачала головой, прижимая палец к губам мужа, и он бессильно опустил руки, скрипя зубами и сжимая кулаки.
— Слушаюсь… мой господин, — Зульфия опустилась на колени перед Джастером. Он опустил руку и тонкая нить погасла.
— Забирай свои драгоценности и своего мужа, и уходите. Я и так потратил на вас слишком много времени. У меня еще много дел.
На колени изумлённой женщины упал кошель с выкупом.
— Но… господин…
— Я обещал, что отпущу твоего мужа на свободу и верну выкуп, если ты согласишься стать моей «бездушной». Но не помню, чтобы я обещал сделать тебя таковой. Или ты успела разлюбить своего Ульфара и хочешь остаться со мной, и занять её место?
Зульфия испуганно посмотрела в мою сторону и отчаянно замотала головой, а я даже рассердилась на такое предложение.
Ещё чего — занять моё место возле Джастера! Он — мой! Пусть к своему ткачу бежит!
— Убирайтесь с глаз моих немедленно! — грозно рявкнул Джастер, а вокруг пальцев вскинутой вверх руки заплясало изумрудное пламя. — Иначе убью обоих! Считаю до трёх. Два!
Зульфия вскочила на ноги, едва не уровнив кошелёк, а её муж уже схватил женщину за руку и потянул к двери.
Оба счастливца выскочили за дверь, едва не сбив с ног невольников, которые, наконец-то, принесли завтрак. Предводитель «ос» задумчиво смотрел им вслед.
Из-за Альмахаима мне снова пришлось есть за ширмой. Один из невольников с поклоном молча поставил передо мной столик, полный тарелок с лепёшками, фруктами и рулетиками из мяса и овощей. Следом внесли чайники с «чифе» и поднос с узорными и тонкостенными чашками из окрашенной глины.
Мирам подал Джастеру кубок с вином. Шут взял его и осушил за раз, снова протягивая невольнику.
— Если бы ты промедлил с завтраком ещё немного, Мирам, я бы тебя убил.
Бедняга вздрогнул, а я думала что всё-таки зря они меня не послушались и не дали Шуту поспать.
Сам завтрак прошёл в молчании. Хотя из-за ширмы я не видела Альмахаима, мне казалось, что он был настолько впечатлён выкупом, что просто не решался заговорить с Ашу Сираем. Сам же Шут, как обычно, ел молча. Я не сомневалась, что он бы предпочёл позавтракать без гостей и невольников, а ещё лучше — вернуться в спальню и поспать до обеда, но ему приходилось поддерживать репутацию и делал он это… мастерски.
Этот ткач с женой ещё не скоро поймут, если поймут, что он вовсе не собирался им вредить. Даже свадебные украшения у этой Зульфии не взял в качестве выкупа, хотя мог бы.
Бесчувственное чудовище и исчадие Бездны…
Глуп или смел был ткач, знал ли он на самом деле о далёкой родине Джастера или нет, но он умудрился в самом деле рассердить Шута этими словами. И почему-то мне казалось, что дело было вовсе не в этом необычном сравнении с демонами…
— Итак, своей поспешностью ты прервал мой сон, Альмахаим.
Джастер сполоснул пальцы в чаше с водой и лепестками цветов, и жестом отослал прислугу из комнаты.
— Я простил твою неопытность в торговых делах, но взамен прошу тебя рассказать, зачем тебе эти люди.
Предводитель «ос» поперхнулся, несколько раз ударил себя кулаком по груди и торопливо пригубил кубок, запивая застрявший кусок.
Джастер спокойно ждал, смакуя вино. Альмахаим поставил кубок на столик, вытер усы и губы, посмотрел на невозмутимого Шута и решился.
— Я слышал много разного о тебе, но теперь вижу, что эти слухи далеки от истины, а правда так же невероятна, как эти слухи. Ашу Сирай очень хитёр и ловок со словами и любит испытывать ум и дух других людей, — осторожно начал он. — И хотя его испытания сложны и суровы, они честны, а он сам мудр и держит данное слово.
— Глуп тот, кто пытается казаться тем, кем он не является, Альмахаим. Обманывать может не только язык, но и глаза, и уши. Человек может обмануть даже свой ум и сердце, но нельзя обмануть свою душу. Люди не любят правды, как бы они не утверждали обратное, и потому часто верят в то, во что желают верить. Каждый может держать свой ум в чистоте мыслей, язык в чистоте слов, а душу в чистоте истины, но не каждый решается жить так. Что выбираешь ты, доблестный Альмахаим?
Я осторожно выглянула из-за ширмы. Предводитель «ос» отвёл взгляд, задумчиво погладил бороду, а затем снова взглянул на белую маску.
— Ты поставил меня в затруднительное положение, Ашу Сирай. Уважая мою доблесть, ты в который раз испытываешь мой ум. К своему стыду, должен признать, что в этот раз ты посчитаешь меня глупцом, услышав, что я скажу.
— Признание своей слабости — первый шаг к обретению силы, а признание своего невежества — первый шаг к обретению мудрости. Вступив на дорогу истины — иди до конца, ибо только так ты сможешь достичь своей цели, Альмахаим.
— В таком случае, я последую твоему мудрому совету и скажу откровенно, Ашу Сирай. — Предводитель «ос» смотрел на Джастера без страха и сомнений. — Я много лет охраняю караваны, и преуспел в этом, но в самом деле недостаточно сведущ в торговом ремесле. В Харезме у меня есть семья, и я желаю приумножить свой достаток и сделать их жизнь более спокойной. Поэтому прошу тебя, Ашу Сирай, — он сложил руки в вежливом жесте и поклонился, — поделись своей мудростью и дай мне наставления, как давал прежде. Для этого дела я занял деньги у своих друзей, пообещав им вернуть всё с прибылью. Вчера я думал купить этих людей и продать с большой выгодой для себя, но теперь не знаю, как следует поступить.
— Ты дал им долговые расписки или они поверили тебе на слово?
— На слово, Ашу Сирай. Я обещал каждому вернуть на десятую часть прибыли больше, чем взял.
— Сколько людей доверили тебе свои деньги?
— Пятеро моих друзей и трое из моих людей.
— В таком случае, ты почти разорён, Альмахаим. От всей прибыли ты отдашь восемь частей, а тебе останутся всего две. Но из них ты должен будешь заплатить десятину в храм Сурта, как платят все торговцы в Онферине. Кроме того, тебе придётся заплатить за место на рынке, а также за еду и ночлег тех, кого ты не продашь за день. Ты хочешь купить тринадцать танцовщиц по три талана за каждую. Это тридцать девять таланов. За мужчин ты отдашь тридцать пять таланов. Всего семьдесят четыре талана. Такие деньги ты занял?
— Двадцать таланов мои, господин.
— Хорошо. Значит, ты должен пятьдесят четыре талана. Если ты продашь мужчин по обычной цене четыре талана за каждого, а танцовщиц за десять, то получишь двести семьдесят таланов. Прибыль составит сто девяносто шесть таланов. Из них сто пятьдесят шесть таланов и три четверти ты отдашь своим друзьям в качестве обещанной прибыли, а тебе останется только тридцать девять таланов с четвертью, из которых ты ещё должен будешь оплатить те расходы, о которых я уже сказал. В лучшем случае у тебя останется немногим больше десяти таланов прибыли. Если ты продашь невольников дешевле, то твоя прибыль будет ещё меньше. С учётом того, что ты вложил семьдесят четыре талана, это очень невыгодная сделка для тебя.
Альмахаим смотрел на Шута, невозмутимо пившего вино, открыв рот. Да и я была поражена такими расчётами. Пять «роз» в день за место управляющего? Х-ха… Это он как-то скромно попросил… Он же любого торговца, как малого ребёнка, обставить может…
— Признаться, я очень озадачен, Ашу Сирай… — Предводитель «ос» пришёл в себя. — Ты так быстро всё посчитал, что я не успеваю за твоим умом и словами…
— Всё очень просто, Альмахаим. Ты купился на низкую цену и заманчивую прибыль, но в силу неопытности и овладевшей тобой жажды богатства не потрудился заранее всё посчитать как следует. Если бы ты рассчитывал только на свои двадцать таланов, то мог бы купить двадцать мужчин и продав их по обычной цене, получить шестьдесят таланов прибыли. Или ты мог купить шесть танцовщиц и двух мужчин, и получить сорок восемь таланов прибыли. Даже с учётом десятины храму Сурта и расходов, ты оказался бы в большей выгоде, чем когда решил купить весь караван и занял для этого деньги.
