Ашу Сирай (СИ) - Зикевская Елена

Склонившуюся на коврах женщину он не заметил.

— Это Ульфар, господин.

— Где мой завтрак, Мирам? Я и мой гость голодны. После завтрака я хочу видеть моих танцовщиц.

— Будет исполнено, господин.

Мирам скрылся, а Джастер обратил внимание на переминающегося с ноги на ногу Ульфара.

— Почтенный Альмахаим желал купить тебя, Ульфар. Расскажи о себе.

Мужчина коротко взглянул на хмурого «покупателя», неловко поклонился и заговорил, не поднимая взгляда.

— Я ткач. Мой отец и мой дед были ткачами. Мой род славился своим мастерством и наши ковры покупали в богатых домах. Я тоже известен своим искусством в этом ремесле.

— Откуда ты родом?

— Из Онферина, господин…

— Как же ты оказался в караване, идущем из Барсама?

Ульфар вздохнул.

— Я слышал, что мастера в Барсаме умеют ткать ковры из нитей паутинного червя. Я хотел научится этому мастерству и стать лучшим ткачом в Онферине.

— Удалось ли тебе научится этому?

— Да, господин. Три года я трудился подмастерьем у лучшего мастера, но я овладел этим искусством. И хотя нити, что я вёз с собой, теперь потеряны, я куплю новые и…

— Ты кое-что забыл, Ульфар, — губы маски изобразили улыбку, но чёрные провалы глаз светились холодным изумрудным огнём. — Ты больше не свободный человек. Ты принадлежишь мне. И когда я продам тебя, ты будешь делать то, что прикажет тебе твой новый хозяин.

Ульфар вздрогнул и вскинул голову. На смуглом лице отражалась решимость, чёрные глаза горели. Он словно забыл, с кем разговаривает.

— Это не надолго, Ашу Сирай! Я выкуплю себя и снова стану свободным человеком! Поверьте, господин! — он обратился к задумчивому Альмахаиму. — Я могу соткать вам такой ковёр, что продав его, вы сможете получить в десять раз больше, чем заплатите за меня!

— Ты глуп, Ульфар, — белая маска по-прежнему холодно улыбалась. — Если ты такой искусный ткач, то зачем твоему хозяину отпускать тебя на свободу, когда ты сможешь увеличить своим трудом его богатство? Зачем тебе свобода? Или у тебя в Барсаме осталась женщина?

— Мне не нужна женщина в Барсаме, потому что у меня есть семья! — худой ткач яростно сжал кулаки. — У меня есть жена, которая все эти годы ждала меня! Моя прекрасная Зульфия, ради которой я трудился днём и ночью столько лет! Она страдает теперь, потому что из-за тебя я не могу вернутся к ней! Тебе никогда не понять, что такое любовь, ты, бесчувственное чудовище, проклятое Тёмнооким! Исчадие Бездны, вот ты кто!

Что⁈Да как он смеет говорить такое!

Я едва сдержалась, чтобы не вскочить и не стукнуть этого глупца чем-нибудь. Женщина на полу вздрогнула и её спина задрожала от сдерживаемых рыданий. Альмахаим же с откровенной опаской покосился в сторону грозного Ашу Сирая, а тот захохотал.

Холодный, страшный смех, в котором отчётливо слышалось… безумие, остудил меня лучше ледяной воды.

Великие боги… Пожалуйста… Пусть всё будет хорошо… Матушка, прошу тебя, не позволяй Джастеру снова стать Ашу Сираем!

Словно услышав мои молитвы, Джастер замолчал также внезапно, как и засмеялся.

— Ты сам оставил свою жену на три года в одиночестве, — грозно и холодно произнёс он. — Ты решил вернутся домой с человеком, который пожалел денег на охрану своего каравана. Ты попал в плен к Шакалу и пришёл в мой город как его невольник. И ты смеешь утверждать, что я виноват в твоих неразумных поступках⁈

В следующий миг мелькнула чёрная тень и Ашу Сирай уже смотрел в посеревшее от страха лицо ткача, сжимая его горло. Белая маска отражала едва сдерживаемый гнев, изумрудный огонь полыхал в её прорезях.

Чёрные красивые глаза Альмахаима расширились, а на лице отразился суеверный ужас. Он впервые видел знаменитого мастера смерти в гневе и это напугало его не меньше, чем любого другого. Даже меня это пугало, потому что в таком Ашу Сирае было что-то… чуждое.

— Бесчувственное чудовище и исчадие Бездны, говоришь… — низкий голос звучал вкрадчиво, и это было ещё страшнее, потому что вместо грозного рыка в нём появились незнакомые шипящие нотки. — Давно я не слышал таких слов… Ты или очень смел, или очень глуп, Ульфар, чтобы говорить мне такое. Первых я уважаю, вторых — убиваю. Дважды ты доказал свою глупость и дважды — смелость. Так кем мне тебя считать, пока ещё живой ткач из Онферина?

— Пощади его, господин!

Зульфия, видимо обезумев от страха за своего мужа, вскинулась с пола и умоляюще ухватила Джастера за полу одежды.

— Мой муж смел, а не глуп! Я исполнила, что ты хотел! Ты обещал отпустить его! Прошу тебя!

Джастер медленно перевёл взгляд на женщину, потом на её руки. Я не видела, как изменилась маска, но Зульфия шарахнулась прочь, дрожа и испуганно вскинув руки в попытке защититься от неизбежной кары.

Пощади… пощади, господин…

По её лицу текли слёзы, а на Ульфара просто жалко было смотреть. Страх на его лице сменился глубоким потрясением. Он неотрывно смотрел на свою жену, но Ашу Сирай одной рукой легко приподнял его и встряхнул как котёнка, заставляя снова обратить внимание на себя. Белая маска выражала пренебрежение.

— Ты слишком задержался в Барсаме, Ульфар. Твоя прекрасная Зульфия отдала свою душу мне в обмен за твою свободу. Можешь попрощаться с ней, пока она ещё человек. А затем убирайся и тки свои ковры, сколько хочешь. Ты никогда не сможешь выкупить её душу у меня.

Джастер разжал пальцы, небрежно оттолкнул ткача и вернулся на своё место. Ульфар попятился, и замер упершись спиной в стену. Воцарившуюся тишину нарушил вскрик-всхлип и Зульфия разрыдалась в голос.

— Прости! Прости меня, любовь моя! — она обернулась к бледному мужу, протягивая к нему руки. — Прости, господин моего сердца!

Ульфар на негнущихся ногах подошёл к ней и упал рядом, крепко обнимая рыдающую жену.

— Нет… — он мелко тряс головой, взяв её лицо в ладони и глядя в мокрые от слёз глаза. — Нет, цветок души моей, я не верю этому негодяю… Даже такой нечестивец, как Ашу Сирай, не может так подло поступить с тобой…

— Но…

— Но это правда, Ульфар, — холодно сказал Шут вместо Зульфии. — Я обещал ей, что отпущу тебя и верну выкуп, если она согласится стать моей «бездушной». Она согласилась. Твоя жизнь и свобода ей дороже собственной души. Так что ты свободен. Можешь уходить.

Зульфия снова разрыдалась, а Ульфар встал, стиснув кулаки и сжав зубы и закрыл жену собой.

— Ты получишь её душу только через мой труп, Ашу Сирай! Да, я знаю, что ты легко можешь убить меня, я видел, как ты это делаешь! Но я тебя не боюсь, чудовище! Здесь не твой город, здесь город самого Сурта! Ты ничто рядом с его величием! Ты ни за что не получишь моей души! А когда я умру, я паду перед троном Тёмноокого и буду молить его, чтобы он позволил мне являться к тебе днём и ночью, и мучить тебя до тех пор, пока ты не отпустишь мою жену и её душу на свободу! Я буду умолять его позволить мне ткать узор твоей жизни и он будет полон кошмаров, каких ты ещё не видел! Ты будешь проклинать каждый миг своей жизни! Ты возненавидишь день, когда ты родился, Ашу Сирай! Ты будешь умолять о смерти, но я буду просить Повелителя жизни и смерти не обрезать твою чёрную нить, чтобы ты страдал так, как никто прежде в этом мире! Клянусь тебе в этом именем Тёмноокого!

Я с болью слушала эти ужасные проклятия, но с ещё большим замиранием сердца я ждала, как поступит Джастер. Альмахаим же молчал, но хмурый вид и косые взгляды в сторону Ашу Сирая говорили лучше всяких слов.

Белая маска была бесстрастна, а затем Джастер откровенно зевнул.

— Всё сказал? Ты смел и всё-таки ты глуп, ткач — Шут со скучающим видом смотрел на негодующего Ульфара. — Тебе не помешало бы научится думать прежде, чем открывать рот. Что ж, позволь, я тебе кое-что напомню, Ульфар из Онферина.

Джастер поднял руку и тонкая светящаяся нить протянулась между его пальцами и шеей замершего в испуге ткача.

— Каждый, кто без моего разрешения приходит в Локашан, принадлежит мне. Я могу оборвать твою нить в любой момент и твоя душа останется в моей власти. Ты не попадёшь к Сурту, пока я не отпущу тебя. Хочешь составить компанию Шакалу? Нет? Тогда научись думать прежде, чем говорить! Иначе твоё следующее слово станет для тебя последним. Подойди, Зульфия.