Свидетель Мертвых - Эддисон Кэтрин

Я никогда не смог бы заставить себя сказать это вслух в разговоре с кем бы то ни было. Но я считал, что Амал’отала был неправ, назначив мне испытание судом божьим.

Я дошел до центра лабиринта, где камешки образовывали крест; над крестом стояла чаша на четырех ножках, полная гладкой белой гальки. Тщательно выбрав камешек, я положил его в карман, где лежал изразец с Холма Оборотней.

А потом я повернулся и пошел по белой галечной линии к выходу из лабиринта. Взглянув на небо, я понял, что расчет брата Кенетиса оказался верным. Я должен был вернуться в святилище на закате.

Ужин со служителями Оршан напомнил мне, с одной стороны, семейные обеды в доме Велверада, а с другой – времена, когда я был послушником и мы ели в длинной гулкой трапезной.

Мы сидели на скамьях за длинным столом, передавая друг другу тарелки с едой, с которых каждый брал, что ему было нужно; разговор был общим, порой громким, часто слышался смех.

«Сила в спокойствии, а спокойствие в силе», – сказал я себе и постарался принять участие в беседе. Я хотел бы говорить поменьше, но эльфийка, сидевшая рядом, каким-то образом выманила у меня признание в том, что я не спал предыдущей ночью.

– С вами часто такое случается? – спросила она.

К счастью, нет, подумал я, на миг представив, что было бы, если бы я был вынужден каждый вечер отправляться на Холм Оборотней.

– Я редко сплю хорошо, – сказал я вслух.

– Какой ужас, – ахнула она. – Я не целительница, но мне обычно помогает теплое молоко на ночь.

– Не слушайте эту чушь про молоко, – весело воскликнул мужчина-гоблин, сидевший напротив. – Мой отец всегда полагался на бренди.

И тут все присутствующие принялись наперебой предлагать мне различные средства от бессонницы – и те, что я пробовал, и такие, о которых никогда не слышал. Гоблин с бренди, видя выражение моего лица, рассмеялся.

– Добро пожаловать в гостеприимную семью Оршан, – сказал он.

Остальные тоже засмеялись.

– Но мы надеемся, что сегодня вы будете спать крепко, – улыбнулась женщина, сидевшая рядом. Почему-то я был уверен, что так и будет.

Обратный путь домой от святилища Оршан казался бесконечным, но когда я, наконец, смог улечься в постель, мне спалось хорошо. Утром, помедитировав, я пришел в свою контору в Доме князя Джайкавы. Газетчики – Горонедж, Туризар и Викеналар – уже ждали меня.

– Доброе утро, господа, – сказал я как можно безмятежнее.

Сила в спокойствии, а спокойствие в силе.

– Доброе утро, отала, – поздоровался Горонедж.

– А теперь вы расскажете нам о Холме Оборотней? – спросил Викеналар.

– И об упыре, – подхватил Туризар.

– О да, и об упыре, конечно, – согласился Горонедж.

– Мы расскажем вам все, что сможем, – ответил я, – если вы пообещаете напечатать наш рассказ без… преувеличений.

– Мы никогда не преувеличиваем, – обиделся Туризар, который только этим и занимался.

– Мы пишем только чистую правду, – гордо добавил Горонедж.

– А кроме того, – вмешался Викеналар, – мы подозреваем, что ваша история привлечет читателей и без преувеличений.

– Скорее всего, он прав, – сказал Горонедж. – Ну же, отала. Расскажите, что произошло.

– Постараемся изложить все как можно точнее, – пообещал я, отпирая дверь кабинета. – Заходите, пожалуйста. К сожалению, здесь только один стул.

– И его займет самый старший, – сказал Туризар и сел.

– Ничего страшного, – хмыкнул Горонедж. – Нам не привыкать стоять на ногах, это наша работа.

– Пожалуйста, рассказывайте, отала, – попросил Викеналар.

Я более или менее связно изложил историю охоты на упыря в Танверо, хотя мне не хватало слов для описания этого уродливого жуткого создания. Туризар хотел, чтобы я показал им раны от когтей упыря, но я отказался. Говорить о Холме Оборотней было не легче, но на этот раз я, по крайней мере, мог рассказать журналистам о Волках Анмуры, о том, что с ними случилось и почему их призраки навсегда остались на Холме.

Следующие полтора часа репортеры задавали мне наводящие вопросы. Когда они, наконец, ушли, я просмотрел почту и пролистал газеты, всякий раз невольно морщась при виде имени Дуалада. Я чувствовал себя беззащитным, читая в газетах о назначенном мне испытании; журналисты не упустили возможности упомянуть о том, что послужило его причиной. Ни один из них не оказался вульгарен настолько, чтобы назвать ее прямо, но невозможно было не понять, что подразумевалось под обвинениями в «непристойном поведении».

В полдень я вышел на улицу и отправился в общественные бани, где никто ко мне не присматривался. Потом я зашел в «Дерево Ханево» и побаловал себя паровыми булочками.

Вернувшись домой, я переоделся в темно-зеленый сюртук с потертой вышивкой в виде цветов верашме, подмел пол и решил выполнить обещание доставить письмо осмера Тилмереджа его внучке. Адрес был написан на конверте, и, развернув клеенку, я прочел:

Я помнил, что улица Генерала Таравара находится неподалеку от завода Амало-Атамарской Авиационной Компании; сама трамвайная остановка, на которой следовало выйти, чтобы попасть на завод, была названа в честь Таравара. Это было уже что-то.

По пути я зашел в магазин подержанной одежды Эстореджа и сдал пресловутый горчичный сюртук. В желтом я ходить не мог и полагал, что качественно перекрасить эту вещь не удастся. Мне казалось, что яркий цвет будет просвечивать даже через лучшую черную краску – а лучшая краска обошлась бы мне дороже нового сюртука. Но Эсторедж взял сюртук; и я был уверен, что на него найдется покупатель. Несмотря на то что у него не было верхней одежды моего размера, взамен он дал мне рубашку и брюки, которые мне тоже были нужны из-за вещей, испорченных в Танверо; кроме того, я получил более или менее приличное белье. Мое белье было настолько ветхим, что я уже стеснялся отдавать его прачке меррем Айченаран. Еще я купил пять новых носовых платков со споротой гербовой вышивкой. Я хотел поинтересоваться, чей это был герб, но потом велел себе не думать об этом.

Я оставил свои покупки в лавке, чтобы забрать их на обратном пути, и пошел к трамвайной остановке. Мне уже начинало казаться, что, согласившись передать письмо, я поступил неразумно.

На трамвае, который ехал на юг, я добрался до остановки «Улица Генерала Таравара» и стал искать перекресток с Летней улицей. Поскольку это поручение не имело отношения к работе, я не счел возможным обратиться за помощью к картографам. Но это не имело значения – Летнюю улицу было довольно просто найти. Первый же разносчик сказал мне, что нужно всего лишь пройти три квартала на запад.

Проблема заключалась в том, что улица Генерала Таравара была застроена не домами, а рабочими бараками. Третье здание от угла ничем не отличалось от соседних, и невозможно было сказать, в какой из комнат живет мин Чонадрин. Оставалось лишь расспросить о ней, а я подозревал, что она не поблагодарит меня за сплетни, распространяющиеся как огонь в степи.

Все это мне очень не нравилось, но я сделал глубокий вдох и стал стучать в двери.

Постучав в пять дверей, я не получил ответа, но обитательница шестой комнаты, молодая эльфийка, конторская служащая, сказала мне, что мин Чонадрин живет на пятом этаже в задней части барака. Я поднялся по узкой винтовой лестнице на пятый этаж. На площадке было две двери – одна вела в переднюю часть здания, вторая в заднюю. В дальней части барака я увидел восемь комнат вокруг светового колодца. В коридоре никого не было. Я постучал в ближайшую дверь, и мне открыла молодая эльфийка. Ее белые волосы были заплетены в толстые косы и уложены вокруг головы. Она была одета в рабочие штаны, заправленные в тяжелые ботинки, рубаху из набивного ситца и кожаный жилет со шнуровкой.