Сюзанна Кларк - Дамы из Грейс-Адье и другие истории
Однако углежог не привык к христианскому всепрощению, и привыкать не собирался.
— Бленкатра его задави! — воинственно ревел он, потрясая кулаками. (Бленкатрой звалась небольшая гора чуть севернее Гриздейла.)
— Пожалуй, обойдемся, — тактично отказался святой. — Горы не в моей власти. Но, если я не ослышался, твой недруг — охотник? Быть может, если он вернется с пустой сумой, это научит его хоть отчасти уважать ближнего? Стоило святому Кентигерну так сказать и Джон Аскгласс (который все еще охотился) свалился с лошади и угодил в ров с камнями. Он хотел выбраться, но не смог, как если бы его удерживала некая таинственная сила; попытался применить магию, но и это не помогло. Английские скалы и земля уважали Джона Аскгласса и охотно ему повиновались, однако неведомую силу, похоже, чтили еще больше.
Король просидел во рву целый день и всю ночь, на заре странная сила вдруг отпустила его — совершенно продрогшего, вымокшего и несчастного. Он выбрался на пригорок, нашел коня и поскакал к себе в замок, в Карлайл.
— Где вы были? — спросил Уильям Ланчестер. — Мы ждали вас вчера к вечеру.
Тут Джон Аскгласс решил не распространяться о том, что его превзошел неизвестный чародей, поэтому, на мгновение задумавшись, ответил:
— Во Франции.
— Во Франции?! — Уильям Ланчестер поразился. — И вы были у короля? Что он сказал? Не думают ли они снова на нас напасть?
Джон Аскгласс произнес несколько расплывчатых, туманных и загадочных фраз — словом, таких, какие можно ожидать от волшебника, — и удалился в свои покои, где тотчас сел на пол перед серебряным блюдом с водой. Там он обратился к сущностям великого значения (как-то: западному ветру и звездам) и попросил рассказать, кто загнал его в каменный ров. В блюде возник силуэт углежога.
Джон Аскгласс велел подать коня и свору собак, после чего поскакал прямиком на поляну.
Тем временем углежог поджарил головку сыра, которым снабдил его монах, и отправился поискать Уголька в надежде порадовать поросенка лакомством.
В его отсутствие появился Джон Аскгласс со своей сворой. Он обошел всю поляну, пытаясь понять ход событий и гадая, почему столь могучий и опасный чародей живет в убогом шалаше и жжет уголь. Но тут его взгляд упал на обжаренный сыр. Даже в наши дни не всякий сможет устоять перед таким искушением, и короли здесь не разнятся с углежогами. Джон Аскгласс рассудил так: раз ему принадлежит вся Камбрия, то и лес этот — его собственность, а значит, и сыр — тоже. Поэтому он сел и умял его без остатка, а закончив, дал собакам облизать себе пальцы.
Тут-то и вернулся углежог. Посмотрел он на Джона Аскгласса, на пустую подложку из листьев, где лежал сыр да как закричит:
— Опять ты? Взял и оставил меня без ужина! Углежог подскочил к Джону Аскглассу и сгреб его за грудки.
— Что я тебе сделал? Отвечай!
Джон Аскгласс не произнес ни слова (видимо, чувствуя, что ситуация складывается не в его пользу). Он высвободился из углежоговой хватки, сел на коня и ускакал прочь.
Углежог снова пошел в аббатство Фернесс.
— Этот злодей опять явился ко мне и съел весь мой сыр! — пожаловался он елемозинарию.
Тот покачал головой, сокрушаясь о греховности мира сего.
— Возьми еще, — предложил он бедняку. — Может, хлеба в придачу?
— Какой святой отвечает за сыр? — не унимался углежог.
— Святая Бригитта,[40] — ответил монах после минутного раздумья.
— И где же мне найти ее милость?
— В Бекермете есть посвященный ей храм. — Елемозинарий указал на дорогу, которой было удобнее всего туда добраться.
Итак, углежог пришел в Бекермет, а найдя церковь, принялся бряцать алтарной утварью и голосить, пока святая Бригитта не выглянула с небес и не спросила с тревогой, чем может служить.
Углежог долго и подробно описывал вред, нанесенный его молчаливым врагом.
Святая Бригитта сказала, что ей очень жаль это слышать.
— Мне кажется, тебе лучше обратиться к кому-то другому. Я покровительствую молочницам и сыроварам, помогаю маслу взбиваться, и сырам зреть. Если их съедают не те, кому положено, тут уж я ничего не могу поделать. Ворами и украденной собственностью заведует святой Николай.[41] А еще есть святой Александр из Команды,[42] который любит углежогов. Может быть, — с надеждой произнесла она, — ты помолишься им?
Углежог не пожелал обращаться к упомянутым особам.
— Грязные, оборванные бедняки вроде меня — ваша особая забота! — нажимал он — Сотвори чудо!
— А что, если человек этот вовсе не желал оскорбить тебя молчанием? — заметила святая Бригитта. — Не думал ли ты, что он может быть нем?
— Вот и нет! Он говорил со своими собаками, и те виляли хвостом, слыша хозяйский голос. Святая, принимайся за дело! Обрушь Бленкатру ему на голову!
Святая Бригитта вздохнула.
— Нет, этого мы не допустим. Но раз он похитил твой ужин, его следует проучить. Небольшой урок ему не повредит. Совсем маленький.
Джон Аскгласс и его свита собирались опять поохотиться, как вдруг на конюшенный двор забрела корова. Она подошла прямо туда, где стоял король со своим скакуном, и завела долгую проповедь на латыни — проповедь о грехе воровства. Когда она замолчала, конь повернул голову и важно заметил, что совершенно согласен с коровой, и что ее слова требуют самого пристального внимания. Повисла долгая пауза. Слуги и придворные, онемев, не сводили глаз с короля. Ничего подобного здесь никогда не видели.
— Да это магия! — воскликнул Уильям Ланчестер. — Но кто посмел?…
— Я сам ее сотворил, — поспешно ответил Джон Аскгласс.
— Вот как? — удивился Уильям. — Но зачем?
— Чтобы полнее осознать собственные грехи и заблуждения, — ответил король после минутного замешательства, — как приличествует христианину.
— Да, но вы же ничего не крали! Зачем тогда…
— Боже правый, Уильям! — вскричал Джон Аскгласс. — Не слишком ли много вопросов? Решено: на охоту я нынче не еду!
Он уединился в розарии, чтобы не слышать нотаций коня и коровы, но легче от этого не стало — все розы вдруг повернули к нему красные и белые головки и принялись распространяться о долге богатого перед бедным, а цветы позловреднее верещали: «Вор! Вор!» Джон Аскгласс заткнул уши, закрыл глаза — тут же примчались его собаки, начали тыкаться носом в лицо и рассказывать, что очень-очень огорчены его поведением. Под конец король укрылся в тесной каморке под самой крышей, но камни замковых стен тут же пустились в долгий диспут о воровстве, сдабривая его цитатами из Библии.
Джону Аскглассу не пришлось долго гадать, кто все это подстроил, — и корова, и конь и цветы в саду особо упирали на хищение жареного сыра. Он решил разузнать побольше о странном колдуне и его намерениях. Для этого Джон Аскгласс призвал самых сведущих в магии существ — воронов. Через час полчище его крылатых слуг поднялось в небо и полетело, затмевая небо точно огромная каменная глыба.
Вскоре на поляне углежога стало черным-черно от тысяч мельтешащих крыльев. С деревьев сорвало все листья, углежога сбило с ног и прижало к земле. Вороны заглянули ему в душу, изучили все его воспоминания и сны на предмет магии. Для пущей предосторожности они заглянули в душу Угольку. Так вороны узнали все, что снилось человеку и поросенку еще в материнской утробе, узнали их мысли и чаяния на всю жизнь вперед, вплоть до встречи с Всевышним. И нигде — ни крупицы магии. Когда вороны сгинули, на поляну, нахмурившись и сложив руки, вышел сам Джон Аскгласс. Неудача крылатых посланцев его крайне разочаровала.
Углежог медленно встал и ошарашенно огляделся. Сгори лес в пожаре — ему досталось бы меньше. Вместо деревьев кругом торчали одни голые стволы, а вся земля покрылась слоем обломанных веток и черных, как сажа, перьев.
— Почто ты меня преследуешь? — вскричал углежог с каким-то исступленным негодованием.
Джон Аскгласс по-прежнему не говорил ни слова.
— Я обрушу Бленкатру тебе на голову! Клянусь! Ты знаешь, на что я способен! — Углежог ткнул в его сторону измазанным пальцем. — Ты… это… знаешь!
На следующий день он спозаранку стоял у монастырских ворот. Отыскал Елемозинария — тот как раз собирался к заутрене.
— Мой враг пришел снова, — сказал углежог, — и разорил весь мой лес. Сгубил его на корню!
— Вот негодяй! — сочувственно покивал монах.
Углежог решил действовать напрямик.
— Какой святой отвечает за воронов?
— Воронов? Что-то не припомню. — Монах на мгновение задумался. — Хотя у святого Освальда[43] жил ручной ворон, к которому тот был чрезвычайно привязан.
— И как же мне разыскать его святость?
— Ему недавно отстроили церковь в Грасмире.
Итак, углежог отправился в Грасмир, а дойдя туда, принялся голосить и дубасить по стенам подсвечником.
