Ксения Медведевич - Ястреб халифа
Нерегиль презрительно фыркнул:
— Ты хочешь сказать, что вы сможете сломать мой гейс? Гейс, запечатанный этими Именами?
Демоница вздрогнула и подобралась, выставив вперед когтистую лапу:
— Тише, тише… Кто говорит — сломать? Исполнить, мой князь, исполнить… — и она снова показала окуневую пасть в ухмылке.
Увидев, как Тарег прижал уши, она засмеялась:
— Вот видишь, я же с самого начала сказала, что ты умный, — ты все понял. Таре-ег, ну сам подумай, сколько осталось сидеть на троне этому роду извращенцев и потомственных убийц. Ты же сам все знаешь, посмотри хотя бы на своего нынешнего владельца — капризный своевольный гаденыш без понятий о чести, совести и достоинстве. Он видит мир только поверх задниц упавших к его ногам рабов — ну не омерзительный ли ублюдок, ублюдок и сын такого же ублюдка, ко всему прочему? Тарег, степь сметет их. Ты связан с халифом аш-Шарийа? Через десять, а то и пять лет халифом аш-Шарийа будет Эсен.
Нерегиль часто дышал, прижав уши и сжав кулаки.
— Да, Тарег, так будет. И они будут возглашать ему хутбу в своих глупых каменных домиках, которые они почему-то называют всякими страшными именами. Династия сменится — и править ими будем мы. Это будет справедливо, иного они не заслужили. А ты, Тарег, будешь стоять у нашего с Эсеном трона. Сейчас я предлагаю тебе выбор: ты можешь прийти к нам добровольно. Для этого тебе достаточно лишь отпустить силат, — и демоница кивнула на переливающиеся за спиной Тарега золотую и темную фигуры, — и отъехать в сторону во время боя. Если ты заметил — а ты заметил, нерегиль, ты же у нас умный, — они забыли прописать в твоей Клятве запрет на недеяние. Отступив в сторону, ты не вступишь в сговор с врагами и не поднимешь на них руки. Ты лишь дашь возможность свершиться справедливому суду над мерзкими вшами, которые вообразили себя непонятно кем, как будто Силам есть какое-то дело до этих копошащихся в земле грязных личинок. Ты признаешь свое бессилие и сдашься нам в руки. Если ты поступишь так, твоя жизнь в будущем будет легка и беззаботна — ты будешь… ну… почти свободен. Ты же станешь нам анда, побратимом. Но если ты откажешься, Тарег… — тут она улыбнулась во весь рот, и нерегиль почувствовал, что с трудом сопротивляется наползающему страху, — если ты откажешься — смотри… Эсен и я сможем причинить мятежному рабу такие страдания, которые даже не начали тебе сниться в твоих кошмарах в подвалах Кеир Морх. Так как, Тарег?
Он молчал.
— Ах да, я забыла — ты же у нас нерегиль… упрямец, — демоница протянула это почти ласково. — Я не буду неволить тебя ответом сейчас. Впрочем, что тут думать? Ведь ты знаешь еще одну важную вещь, Тарег: ты нерегиль, мятежник, — и ты проклят. Все твои начинания обречены на неудачу, всякая дружба обернется для тебя предательством, а всякое доброе чувство — гибелью близких. Неужели ты думал, что Проклятие нерегилей отпустит тебя только потому, что эти глупцы затащили тебя на край света? Они воистину глупцы — привезти себе в помощники обреченного и проклятого. Пожалуй, Тарег, ты им напомогаешь…
И она залилась жутким, холодным, как серп ущербной луны, смехом.
Нерегиль молча сидел перед хохочущим демоном, глядя в умирающее пламя костра. Женщина тем временем отсмеялась и снова обратила на него жадный голодный взгляд:
— Решайся, Тарег. У тебя есть еще несколько дней на размышление — до ночи последнего боя твоих хозяев. Думай, мой серебряный… — снова сверкнули рыбьи зубы.
Тогда нерегиль поднял взгляд и посмотрел в черные капли глаз, за которыми пульсировал разум существа гораздо старше и мудрее его. Потом вытащил из ножен кинжал и всадил его в пламя костра.
Демоница отшатнулась.
— Вот так, по законам твоих нынешних орудий, я отвечаю тебе, легион.
Тарег вынул изогнутое лезвие ханджара из синюшных угольев.
Демоница осклабилась:
— Глупец. Тебя ждут муки, в сравнении с которыми пытки в Ангаманди тебе показались бы отдыхом в зеленом оазисе. Прощай, Тарег. В следующий раз, когда мы увидимся, ты будешь ползать на коленях и умолять о самой мучительной и страшной, но смерти.
Она поднялась и хлопнула в ладоши. Над песчаной дюной завихрился злой степной ветер, кинул в глаза Тарегу горсть песка, а когда нерегиль с проклятиями отплевался и откашлялся, на желтом гребне не было ни паланкина, ни охранников-нукеров. Только ветер трепал на сухой ветке перекрученного куста длинную тряпку с рядом черных, как тараканы, иероглифов.
Прискакав в лагерь ашшаритов, Тарег ответил на вопросительный взгляд Аммара:
— Обычные глупости. Вы нам то, да мы вам это, но между двух огней пройти все-таки надо. Ну и Тенгри поклон отвесить. Что тебе стоит отвесить поклон Тенгри, а, Аммар?
Ашшарит сплюнул. И крикнул:
— Правоверные! Сегодня мы встанем на общую молитву!
Люди кинулись исполнять его приказание: необходимо было построить войско лицом в сторону киблы.
Аммар перевел взгляд на Тарика, который с отсутствующим, как всегда, когда речь заходила о вопросах веры, видом разнуздывал Гюлькара. И наконец решившись, проговорил:
— Я разрешаю тебе молиться твоим богам, Тарик. Ты язычник, но пусть — обратись за помощью к тем, кому следует обращаться твоему племени.
В ответ самийа поднял на него очень странный взгляд. И в конце концов улыбнулся:
— Я благодарен тебе за разрешение, Аммар, — в голосе нерегиля, против обыкновения, не слышалось насмешки.
Самийа замолчал, но Аммар чувствовал, что Тарик сказал не все, что хотел. И действительно, помолчав, он добавил:
— Но я принадлежу к такому племени, которое не молится никому. Потому что нам некому молиться и не у кого просить помощи, Аммар.
По приказу Тарика на следующий же день они бросили коней в молниеносный рейд по степи Саари-кеер. В густой зеленой траве яркими пятнышками мелькали соцветия: отчаянно желтые лютики и сурепка, сиреневые цветы чабреца и ирисов, белая звездчатка и бледно-желто-розовый благородный окрас эдельвейсов.
К вечеру они вышли на пустынное плато, с юга огражденное далекими горами. Впереди вставали хребты Хангай, с них стекали полноводные по весне реки, деля зеленый ковер степи на глубокие долины.
Солнце клонилось к западу, но небо еще оставалось высоким и голубым. По нему плавали большие кучевые облака, отбрасывая громадные тени на колышащиеся под мягким ветром травы. Присмотревшись к зеленому ковру впереди, самийа смог разглядеть то, что они искали в весеннем разнотравье степи — скопище белых и серых юрт вокруг холма, на котором ветер колыхал что-то темное и длинное. Вокруг Белого знамени Сульдэ стояло кочевье Великого кагана джунгар Эсен-хана.
