Анатолий Нейтак - Камень и Ветра 3. Кости сновидений
Это я знаю сама, но всё равно киваю, словно принимая совет. Средняя – умница. Рассудительная, терпеливая и чуткая. Отчасти потому, что старается мне подражать, но отчасти потому, что такова её натура. Мамина дочка. Порой мне даже не верится, что этой юной женщине всего-то неполных десять лет.
И всё же, почему младший попрощался? Что-то такое подсмотрел в своих снах? Или это всё-таки тень тихих крыльев близкого будущего?
Опустив руки, я сосредоточилась. Ничего… ничего… вернее, то же самое озеро, тот же самый лес, те же лужайки, ручьи и холмы. Те же звери, те же птицы, те же букашки… мимоходом коснулась родных рыболовов и спешащего к ним младшего. Нет, никаких близких угроз, даже никаких мелких неприятностей, не говоря уже о подлинных, затрагивающих здоровье и самую жизнь опасностях. Усилием воли я оторвалась от наблюдения за семьёй и отправила спираль поиска дальше. Ничего… ничего… здесь тоже всё, как обычно…
Стоп!
Ощущение такое, словно это не я наткнулась на странность, а кто-то похлопал по плечу, указывая в нужную сторону. Как будто кто-то встряхнул и отбросил ткань, до поры прикрывавшую часть картины. Знакомая лужайка в десяти минутах ходьбы, заросшая по краям чертополохом, а посередине бело-жёлтая от ромашек, растущих так густо, словно их здесь сажали нарочно. И на том краю, что ближе к нашему дому, в ромашковом поле торчат рукоятями вверх три самых нелепых предмета, какие только возможны в этом месте.
Слева – тонкая и гибкая шпага со сложно завитым эфесом и стальным кружевом, прикрывающим пальцы. Острый клинок сверкает вязью строгих рун…
Справа – огромный, в мой рост фламберг: двуручный меч с лезвием, изгибающимся наподобие языков пламени. Длинная рукоять, угловатые выступы мечеломов…
И в центре – бастард, тяжёлый меч "на полторы руки". Почти невзрачный рядом с двумя другими. Простая крестовина, шершавая даже на вид двуручная рукоять, обмотанная кожаными полосами… и лезвие, вызывающее подспудную тревогу. Чёрное настолько, словно его тщательно покрыли толстым слоем копоти, грозно гудящее.
Среди зарослей чертополоха сверкнули глаза с вертикальным зрачком. Сверкнули – угасли.
…открыть глаза. Вздохнуть глубоко, как только можно, сбрасывая напряжение и выравнивая слишком частые удары сердца. Открывшись, глаза сами собой остановились на сундуке с одеждой. Идти туда, к мечам и глазастому невидимке, в домашнем платье с передником? Нет уж.
– Остаёшься за старшую, – сказала я, переодеваясь и не глядя на дочь.
– Ясно. Помощь не примешь?
– Приняла бы. Если бы это было возможно и имело смысл. Но там я должна быть одна, иначе просто никого не встречу.
– Ясно, – повторила моя средняя. И вздохнула так тихо, что даже я расслышала с трудом.
Всё как в видении. Ромашки, чертополох, серые и бурые стволы, как стражи круга чести. Шпага, бастард, фламберг – в один ряд.
Не хватает только взгляда блестящих нечеловеческих глаз. Но за ним дело не станет.
Сделав три шага вперёд, я опустила ладонь на рукоять бастарда.
Два других клинка тотчас исчезли. Вмиг. Вот они были, а вот уже нет ни их, ни даже узких щелей в земле. Словно отменили пару предельно достоверных иллюзий.
"А ты кое-что помнишь", – донеслась чужая мысль.
– Что именно я "помню"?
"Кое-что. Магия, яды и травы… излюбленное оружие…"
– Покажись, Котище!
"О!" – восхитился мысленный голос. "Ты даже данное мне прозвище припомнила! Браво!"
– Покажись, – повторила я, кладя на рукоять вторую ладонь. Под пальцами рокочет пульсация силы, что-то тёмное, пахнущее болью и смертью, странно знакомое…
Котище появляется так, как исчезли шпага и фламберг. И сразу же начинает мягко красться по кругу, словно в завораживающем танце поединка. В руках у него покачивается ленивой змеёй такой же бастард, как у меня.
Почти такой же.
Лезвие его бастарда бело, как свежевыпавший снег, бело, как кучевые облака, и даже белее. Ни единая лишняя примесь не портит совершенства этой белизны.
"Помнишь ты многое, но придётся вспомнить больше".
– А ты не боишься, что я вспомню слишком много?
"Побаиваюсь. Но меня это не остановит. Иначе всё сделанное лишается смысла, а тебе в итоге придётся хуже всех", – заявил он и добавил не совсем понятно:
"En garde!"
Прыжок! Мне так не прыгнуть при всём желании. Клинки сшибаются. Мой, чёрный, низко рычит; белый – высоко и яростно воет. Мой то ли враг, то ли всего лишь противник, Котище со страшной силой наносит новые удары – один за другим, без передышек и пауз. К моему глубокому изумлению, я успеваю либо парировать, либо уклоняться. Хотя каждое столкновение стали со сталью отзывается вспышками боли в кистях, а потом уже чуть ли не во всём теле.
"Вспоминай!" – рычит чёрный клинок. "Вспоминай!" – воет белый. "Вспоминай!" – горит на дне двух щелей, зрачков Котища, строгая решимость.
Вспоминай!
Темп схватки рывком возрастает, хотя один вздох назад казалось, что крутить тяжёлые мечи быстрее невозможно физически. Когти на задних лапах Котища яростно выдирают из почвы ни в чём не повинные ромашки. Из распахнутой клыкастой пасти летит оглушающий боевой вопль. Я что-то ору в ответ, скручиваюсь в предельном напряжении, выплёскиваю себя.
Получай!
Котище отлетает упругим мячиком, невредимый. Я отступаю, почти спотыкаясь. Из рассечённого горла хлещет кровь. Боли нет. Но воздух вокруг меня звенит, колышется, плавится. В такт ему колышется всё вокруг, от неба до деревьев. Краски текут и смазываются, как на облитой из ведра акварели. Мир лесного озера кричит беззвучно…
Но мой подсердечный вопль заглушает крик мира. Потому что я, Эйрас сур Тральгим, прозванная Иглой, урождённый некромант, – я много, много больше, чем этот крошечный мирок.
Не хочу! Не желаю знать, что всё это было очередным сном! Мне было так хорошо и уютно в колыбели мирных иллюзий! Оставьте меня в покое, вы!!!
Но память неумолима. Моя память, мой дар некроманта, мой опыт неполных тридцати лет, прожитых в плотной реальности неласковой родины, мои новые-старые силы, от которых Котище временно отлучил меня для последнего испытания… всё это не ждёт и не даёт пощады. Ох, Котище, двуногая мыслящая тварь! Сволочь зеленоглазая!
Ты таки придумал для меня самое страшное из испытаний, страшное настолько, что до такого не додумалась бы и я сама…
Сон тает. Чужая воля более не удерживает меня среди видений, а моя собственная воля, повинуясь привычке, властно тянет сознание "вниз", в реальность, где пространство заполняют материя и рождённые ею стихийные силы. Туда, где давно уже нет рыцарей на белых конях, зато есть законы, которым подчинены маги, включая урождённых некромантов. Я больше не могу держать глаза закрытыми и поэтому открываю их.
