Сергей Волков - Затворник
— Нет, о мудрый князь! Твой каяло-брежицкий стол станет великокняжеским, как было в прежние времена! Стреженск же обречен.
— Почему? — спросил князь.
— Город этот ненавистен советникам Ыласы. Правду ли они говорят о себе, или нет, но обещание, данное затворником, они взялись выполнить. В Стреженске Ясноок был убит, и стреженцы смеялись, видя как его тело обезглавленное волокли по городу! Стреженск больше всех виновен в его смерти, и он обречен. Города этого более не будет.
— Почему же только Стреженск? — спросил Мудрый — Не он один, а вся наша земля радовалась смерти колдуна, а Степной Удел — даже больше других. И утопить в крови и огне Ясноок обещал не одну столицу, а всю ратайскую землю. Почему теперь — только Стреженск?
— Снова ты прав, мудрый князь! Все ратаи радовались смерти Ясноока. Но добрейший каган милостив. Он щадит тех, кто внемлет голосу разума, пощадит и теперь! Обречен лишь Стреженск — ему жалости не будет. Его сожгут — весь от дворца великого князя, до последнего скворечника, а народу жизнь или смерть будет дарить тележная ось!
— Выходит, Ыласы начнет войну по одному слову самозванцев?
— Самозванцы они, или нет, мудрый князь, но Ыласы мудр и справедлив — он ни по чьему слову не начнет войну, которая не нужна ему и его народу. Победоносная война умножит его великую славу, его воинам даст богатую добычу, и устрашенных врагов отвадит впредь нападать на народ ыкан! Ты же сам знаешь, без победы на войне — где добыть богатства и славу владыке! За что народ будет любить кагана, а певцы — за что будут слагать про него песни, если каган не обратит в бегство своих врагов, не сожжет их дома, не заберет их земли, сокровища, скотину и жен!
— Так каган сам хочет войны?
— Ничто в Великой Степи не совершается без воли Великого Кагана. — сказал Тьо — Да, он хочет войны, но не с тобой и твоим народом! Стреженск и князь Лев — вот его враги. Лишь ты сам можешь начать войну с Великой Степью, если захочешь. Знай: так, либо иначе, но могучее войско славнейшего Ыласы дойдет до Стреженска. Твоя же страна, так распорядилось Небо, лежит как раз между Великой Степью и уделом князя Льва. Поверь же мне, о светлый князь: даже полководец, имеющий шестнадцатую часть мудрости наимудрейшего Ыласы, идя в поход, не оставит у себя за спиной страну и войско, способное ударить сзади в день решающей битвы!
— Выходит так, — сказал Мудрый — Ыласы хочет, чтобы я вместе с его войском шел на Стреженск, воевать против моего брата? Это предложит мне завтра великий посол?
— Нет, о мудрый князь! — возразил Тьо — Великий посол предложит твоему народу жизнь, твоей земле — мир и спокойствие, тебе — великокняжеский стол и дружбу Великого Кагана. А еще он предложит тебе власть над твоим народом — не ту, которую ты имеешь теперь, но ту, которую при помощи Затворника имел твой великий отец!
— И за это, — сказал Мудрый — советники Ыласы потребуют СЕБЕ той власти, которую имел Ясноок с его злыднями? И которую они имеют сейчас над степью? Чтобы ратайской землей правил не княжеский род, а новый затворник? Нет, этому не быть! При отце так было, и эти годы наш народ прозвал позорными! Больше этого в нашей земле никто не хочет!
Тунганец печально вздохнул:
— Увы, мудрый князь! Всевластнеший Ыласы не спрашивает, хочет ли кто того, или хочет ли кто этого. Он говорит: «Да будет так!» И рать под черными бунчуками выполняет его волю! Поэтому у тебя, о князь, будет выбор: либо согласиться принять волю Великого Кагана и власть над огромной землей, либо увидеть, как его воля выполнится без твоего согласия и услышать, как под стенами Каяло-Брежицка заиграют ыканские струны!
В ыканском языке «струна» и «тетива» — одно и то же слово.
— А я скажу так: — ответил князь — У меня будет выбор: Опозорить изменой свое имя, пойти войной на родного брата и отцовскую столицу вместе с врагами моей земли; Либо — с оружием в руках выйти им навстречу! А там — пусть небо решает, кому достанется победа!
— Боюсь, что победу в этой битве не тебе дарует Небо — сказал Тьо — как бы не было это скорбно. Не потому, что я желаю поражения Великому Кагану, нет — я день и ночь молю небеса о его победах! Но мне жаль будет видеть гибель стольких невинных, видеть гибель стольких храбрых… Впрочем, я ведь не посол, а всего лишь старый слуга. Я говорю, что думаю сам, а не то, что повелитель вкладывает в мои уста. И ты не обязан дать послу завтра тот же ответ, что дал мне сегодня. А теперь, светлый князь, позволь мне удалиться. Служба, увы, лишает меня радости видеть тебя дальше!
— Ступай, Тьо! Да благословит тебя Небо! — сказал Мудрый.
— Да благословит Небо тебя, князь, и твой народ!
Сказав это, Тьо развернул коня и вихрем понесся прочь.
Следующим утром, на широком поле перед рассветными воротами Струга-Миротворова, собралась толпа в несколько тысяч граждан — посмотреть, как князь будет встречать посольство. В первом ряду стояли большие бояре и купцы. Они прибыли верхом, со слугами и знаменами — алыми, золотыми, серебряными стругами, плывущими под парусами по речным волнам. Простолюдины толпились за спинами важных господ, у стен, или дальше в поля, растянувшись огромным полумесяцем. Сами ворота перекрыла стража. Вдоль дороги стояли наготове княжеские отроки, пешие и конные, в кольчугах и во всем вооружении.
Распоряжался церемонией ближний дружинник князя Вихрь. Он разъезжал верхом туда-сюда, следя за порядком и отдавая приказы. Вдруг с ворот протяжно протрубила труба — подали знак, что настал полдень, назначенный для начала встречи. Едва труба стихла, Вихрь выехал на ровное место и повернувшись к народу, закричал:
— Отроки! Освободить светлому князю дорогу!
Под окрики дружины, толпа расступилась. Разъехались в стороны и бояре. От ворот к полю, где поодаль стоял посольский табор, образовался прямой путь.
Постепенно гул в толпе умолкал. Прислушиваясь, люди стали различать тяжкие, мерные удары барабанов, доносившиеся со стороны полей. Вихрь ускакал к посольству, через несколько минут вернулся обратно, спешился, передал поводья слуге, и встал возле дороги к воротам.
Посол приближался к собранию. Он ехал впереди целого отряда, с двух сторон окруженного эскортом миротворовских бояр. Свою обычную трон-повозку он сменил на прекрасного хвалынского жеребца белой масти. На посланнике был алый халат, украшенный пестрым густым узором золотого шитья. На голове торчал высокий колпак с длинными наушниками, застегнутыми на затылке. Грудь увесили золотые цепи и ожерелья. Десяток перстней стиснули жир на пальцах. Ножен и рукоятки меча на боку не было видно под самоцветными камнями. Прямо за послом ехали бок в бок три всадника в черных халатах с красной оторочкой и в таких же шапках. Тот, что в середине, вез знамя Великого Кагана — бунчук о шестнадцати черных конских хвостах. Хвосты были вдвое короче, чем у знамени Ыласы, и само древко вдвое ниже — знак того, что явился не сам владыка Великой Степи, но его полномочный представитель. Боковые всадники держали в руках деревянные булавы, а к седлам их были прикреплены по два огромных барабана — у правой ноги, и у левой. Удары булав о натянутую кожу разносились кругом раскатами грома, и казалось, что даже кони посольства идут в ногу, повинуясь их частоте.
