Роберт Асприн - Одиннадцать сребреников
— Мьяур-л-л?
— Да-да, Нотабль, именно ты. Ты замечательный кот, Нотабль. Не знаю, как я ухитрился прожить без тебя столько лет! Ну, говори, говори, мой умница. Настоящий мужчина всегда не прочь поговорить с другом, особенно с товарищем по оружию, который помогает ему спасать всяких баб. Поговори со мной немного, Нотабль.
«Получи-ка», — подумал Ганс, исподтишка глядя на Мигнариал. Судя по всему, радости ей не прибавилось. Ганс осмотрел седло серого. Если седло и можно было починить, то сам Ганс сделать этого не мог. Он решил пока оставить все как есть и пересесть на другую лошадь. Пожалуй, вороной конь Синайхала сгодится для него.
— Тебя зовут Черныш? — спросил Ганс. Вороной не обратил на него ни малейшего внимания. Впрочем, Черныш тоже не среагировал на свое имя. Однако онагр поднял голову и махнул хвостом. — Нет, Тупица, тебя зовут Инас, или ты забыл?
Онагр, хвала Ильсу, ничего не ответил.
— Ганс…
— Хм-м? — отозвался Шедоуспан, с нарочитой деловитостью проверяя подпруги, поводья и тюки и старательно не глядя на Мигнариал.
— Если я помогу тебе, мы сумеем.., ну, положить этих двоих на лошадей и отвезти их.., куда-нибудь?
Ганс выпрямился и повернулся, глядя на девушку и оттягивая свой новый ремень большим пальцем правой руки.
— Послушай, Мигни, я скажу тебе все, что я думаю. Допустим, не все знают, что эти двое — воры. Быть может, их даже считают примерными добрыми гражданами. И вот появляемся мы — я на лошади Синайхала, а на другой лошади — его труп. Вообрази, что может приключиться дальше.
Мигнариал обдумала его слова, продолжая упрямо смотреть ему в глаза.
— Ганс, мне кажется, что никто не скажет дурного слова о том, кто положил конец делишкам этих разбойников и теперь носит меч Синайхала. И кроме того, как насчет этого типа со стрелой во лбу? Любому понятно, что Синайхал убил своего сообщника, то ли случайно, то ли нет. А если мы, к примеру, уедем отсюда на наших лошадях и оставим здесь их арбалеты? Можно даже вложить один арбалет обратно в руку Синайхала…
Ганс понял, что Мигнариал права. Ее рассуждения произвели на него огромное впечатление.
— Мигнариал, я тебя люблю.
Девушка моргнула, неуверенно улыбнулась, а потом бросилась в объятия Ганса. Он крепко обнял ее, и они стояли, наслаждаясь взаимным примирением.
— Я люблю тебя, Ганс! Ох, как я тебя люблю! Примерно через минуту Ганс сказал:
— Ух-х.., ты не поможешь мне надеть этот пояс с ножнами обратно на Синайхала?
Мигнариал, конечно же, не отказалась помочь. Когда Ганс застегивал пряжку на животе у мертвеца, девушка промолвила:
— Это так похоже на тебя — победить в честном бою человека, который хотел застрелить тебя из арбалета в спину. Ганс.., я всегда жила дома, в своей семье. Я думала, что я уже взрослая, по-настоящему взрослая, потому что я взяла на себя всю заботу о братьях и сестрах. Но я совсем не была готова ни к чему подобному. Прости, что я была такой привередливой и глупой. Но у меня просто все сжалось в животе, и мне казалось, что меня просто вывернет наизнанку.
Ганс не то хмыкнул, не то усмехнулся.
— Мне тоже так казалось. И вообще я не уверен, что меня не вывернет наизнанку даже сейчас.
— Я так испугалась! Я никогда не испытывала такого страха. За тебя, милый. Я знала, что вот-вот увижу, как тебя будут убивать, и все твердила себе, что это не правда, что все происходит не на самом деле. А потом он.., потом ты.., потом ты просто налетел на него, а ведь у тебя не было меча, только нож, и к тому же Синайхал был верхом!
«Я и сам не могу в это поверить, — подумал Ганс, но не сказал этого вслух. — И понять тоже не могу. Я и не знал, что все эти тренировки и упражнения с Нико сделали меня таким воякой! Хотя было довольно глупо нападать на всадника, вместо того чтобы бросить в него нож или звездочку! И все же я умею сражаться на мечах гораздо лучше, чем считал раньше».
***— У меня есть три желания, — так сказал Ганс, стоя среди руин, которые на одну-единственную ночь превратились в сияющий зал церемоний. Его голос слегка дрожал от благоговения — ведь он говорил с богами.
В ослепительном блеске явился Илье Всеотец, Илье Тысячеглазый, бог Гансаилсига и всего народа илсигов. Одетым во мрак явился Шальпа Безымянный, Шальпа-из-Тени, Тот-кто-Сам-Тень, покровитель ночи и воров, сын Ильса, породивший Ганса со смертной женщиной; так что Ганс воистину был Порождением Тени. И еще была там Эши, дочь Ильса, богиня любви и красоты, нежно любившая юного полубога.
И они слушали Ганса. Они были богами народа илсигов и города Санктуария, а Вашанка был богом Рэнке, богом Ранканской империи. И по велению троицы Ганс сделал то, что не смогли бы сделать боги без его помощи. Юный полубог уничтожил Вашанку и его силу и тем самым положил начало падению империи.
Когда боги спросили, чем вознаградить его за это деяние, Ганс высказал свои желания, которым суждено было сбыться:
— Во-первых, я желаю, чтобы я и никто из тех, кто близок мне, кто дорог мне, никогда не узнали истинного момента моей неизбежной смерти.
Ганс продумал все до единого слова, и боги поняли его. Они знали о Мигнариал и о ее даре видения. Ведь они были богами.
— Во-вторых, я хочу уметь превосходно сражаться любым оружием и еще желаю себе хорошего здоровья и доброй удачи.
Это было отличное пожелание, ясно выраженное, и боги были довольны.
Однако третье желание Ганса отнюдь не доставило им удовольствия. Юноша, прозванный Порождением Тени, много думал над этим желанием, после того как в течение десяти дней сбывалось любое его пожелание. После жестокой внутренней борьбы с самим собой Ганс принял решение.
— И в-третьих, — недрогнувшим голосом произнес он, — я желаю забыть все, что случилось. Все, что я делал, думал и желал (кроме сна, который я разделяю с Мигнариал, дочерью с'данзо) с того момента, как вы впервые явились мне и попросили у меня помощи в борьбе против Вашанки.
Тот-кто-Сам-Тень был оскорблен тем, что его сын не желает помнить о своем родстве с ним. Именно так Шальпа и заявил, не скрывая гнева, ибо был вспыльчивым и ревнивым богом.
Эши тоже возражала против последнего желания, поскольку питала определенные надежды на то, что этот полубог-полусмертный когда-нибудь встанет вровень с ними, и тогда он и она… О да, она любила его, полубога Ганса.
Боги спорили, Шальпа гневался, и тогда Ганс пал на колени и взмолился дрожащим голосом о самом заветном своем желании:
— Позвольте мне быть Гансом!
И тогда в волшебном зале церемоний, где хозяевами были боги, воцарилось молчание. Наконец заговорила Эши. На ее лице играла причудливая улыбка. Это лицо было олицетворением Красоты, а Эши была сама Любовь.
