Лой Штамм - Исповедь мантихоры
Убойно время провела – елочками-елочками прошмыгнула на семерку, 'вампирий' уровень, встретила там Джека, напугала до икоты, набросившись сзади… А вообще глупая была идея, он так отмутузить меня успел, пока не узнал… Нет, я никогда его не догоню в реакции, скорости, силе и прочем, прочем. Повезло, короче, что он на моей стороне и не спешит сворачивать мне шею. Поднял ведь, даже отряхнул, пока я пыталась позвоночник из левого уха достать. Милашка. Столкновение собаки и кошки, да. Кстати о воробушках!
Шестую минуту я тупо пялилась в листок с заданиями, пытаясь хоть что-то вытащить из закромов родины сиречь извилин. Выходило плохо.
Семчуков безнадежно смотрел на лист, переводя взгляд (уже с надеждой) на меня. Я пожала плечами и скорчила рожу, означавшую признание моей полной некомпетентности относительно любимой песни профессора Преображенского. Так, вопрос про жанры. Ну и в каком же жанре ты написано, 'Сердце'? Ааа, да ну в Закат! Пойду к Шуре, отниму у него книжку, другого варианта нет. Скажу, что леди надо уступать.
Я на цыпочках прокралась к однокурснику позади парт и присела на корточки, гипнотизируя его снизу вверх.
– На, – не отвлекаясь от текста, парень сунул мне в руку три листочка, явно вырванных из брошюры.
Вернее, сунул их он просто вниз, не смотря, собственно, куда, а получила я ими по носу и, шарахнувшись от неожиданности назад, потеряла равновесие, звучно приложилась затылком о парту, стоящую сзади, и вылетела в проход.
Учительница привстала из-за стола, удивленно посмотрела на меня:
– Что случилось?
– Я… Э… Ручку уронила, да, – одним плавным движением я 'перетекла' за шуриков стул, но там опять потеряла равновесие… и опять звучно приложилась о парту, правда уже локтем. По аудитории пробежали смешки.
– Так ты же сидишь в другой в другом конце класса, разве нет? – недоверчиво посмотрела на меня женщина, – где же твоя ручка?
– Ну, она откатилась, – я кое-как встала, цапнула у Сашки с тетради карандаш и победно подняла над головой, – а вот она!
Учительница в недоумении подняла брови, но ничего не сказала даже на то, как я взяла у Шурика листочки. Я же продефилировала под взглядам всего класса к себе за парту, на которой лицом вниз на скрещенных руках лежал Семчук и издавал подозрительные звуки. То ли ел кого-то, то ли храпел, не иначе.
– Ты что творишь? – поднял голову красный Серега, когда шепотки улеглись и все прилежно начали царапать ручками по бумаге, – просто книгу взять нельзя?
– Не получилось, – зашипела я, – все, не мешай.
Быстренько прочитав несчастные странички, я ответила на три вопроса и с ненавистью посмотрела на оставшиеся пять. Чтоб им там икалось, составителям – придется опять идти у Шуре.
Я тихонько слезла со стула и, пригнувшись,пробежала к его парте. В аудитории воцарилась тишина, все скосили глаза на нас. Я приподнялась и посмотрела на парту – на ней лежали такие же листочки, испещренные буквами, какие были у меня, причем читал их не только Саня, но еще и пара девчонок, которые, по всей видимости, тоже все выходные не приближались к книжному шкафу. Мне уже была отложена стопочка, в которую на моих глазах добавилось два листочка. Как мило.
– Так, ты опять там? – заметила меня учительница, – что на это раз?
– Ручка не та, – жалобно ответила я, – ее кто-то другой потерял, наверное.
– А где же твоя? – вздохнула женщина.
– Сейчас посмотрим, – я покопалась в пенале Шуры и нашла какой-то маркер, – о, кажется, она! Я, пожалуй, пойду…
– Иди… и если эта опять не та, я тебя умоляю, не сшибай, пожалуйста, парты лбом, подойди нормально, – долетел ответ.
Пара пролетела незаметно и, противная, очень быстро. Я периодически носилась туда-сюда, судорожно читала, отвечала и опять заново. Последнее слово я дописала со звонком и под укоризненным взглядом преподавателя. Самое последнее задание, творческое, являло собой альтернативную концовку, которую должен был написать каждый из нас. В режиме дневника, продолжение записей профессора, так сказать. Я же за эти полтора часа настолько возненавидела Преображенского, который все это замутил, и автора, который это вообще написал, что, недолго думая, профессора убила. Булгаков, как известно, был врачом, я ассоциативно совместила его с профессором и отомстила обоим. Преподавательница же, явно симпатизировавшая ученому, читала через плечо мои каракули и явно была не в восторге. Упс.
***
– Рысь, куда ты сейчас? – положил мне руку на плечо Вова, когда я, с вздохом облегчения выйдя с последней лекции, надевала куртку на первом этаже, – махнем в лес?
– Нет, спасибо, – передернуло меня от свежих воспоминаний, – я уже махнула, замучилась куртку зашивать.
– А что случилось? – удивился парень, оглядывая мою верхнюю одежду, – как ты ее порвала?
– Мне в этом очень любезно помогли, – исподлобья посмотрела я на Ежа, – пока с меня хватит.
– На тебя напали? – испугался парень, – ты не пострадала?
– Угу, напали, – хмыкнула я, сгибая руку в локте и показывая незаметный шов на рукаве куртки, – инопланетяне, пожирающие мозг.
– Судя по всему, они умерли от голода. Такие тупые инопланетяне долго не живут, у тебя в голове с мозгами туго, а уж в левой руке…- фыркнул парень, неожиданно закатав мне рукав и вытаращившись на незаметный шрам, который еще не успел разойтись, – Рысь, это что такое?!
– Бандитская пуля, – мрачно пошутила я, закидывая рюкзак на плечо, – Вов, я еду домой, и это не обсуждается. А будешь плохо себя вести – попрошу знакомого некроманта воскресить инопланетян и дам им твой адрес. Не думаю, что они наедятся, но вдруг они на диете? Ты хотя бы научишь их правильно мозг искать.
– По-моему, единственный действующий некромант в России это Гурченко, – поморщился парень, отпуская мою руку.
– Зачетно, – расхохоталась я и тут же ревниво спросила, – где вычитал такое? Или ты научился импровизировать круче меня?
– Ну… – надулся от гордости парень, но быстро сник под моим взглядом, – ладно, ладно, с башорга.
– Памятник автору, – фыркнула я и милостиво добавила, – тебе бронзовый ночной горшок.
– Лучше тебе. По лбу, – отрезал Вова, разворачиваясь к выходу.
– Хэй, а попрощаться? – я догнала Вову уже на улице, – не учили?
– А, ну да, – Вова чмокнул меня, чуть не своротив мне скулу на затылок.
– Эй, полегче! – я потерла поврежденную часть лица, – еще чуть сильнее, и ты стер бы кусочек меня как пластилин.
– Думаешь, горшком было бы мягче? – фыркнул Вова и я с удивлением отметила, что он обиделся. Он вообще какой-то дерганый в последнее время.
– Так, – я развернула Вову спиной к себе, слегка постучала костяшками ему по шейным позвонкам и негромко спросила, – эй, инопланетный разум, ты куда Вову дел? Он перестал шутки понимать, я его не узнаю!