Валерий Сальников - Гур
Гости никуда не торопились, так как собирались уехать кто завтра, кто через пару дней. Но нам с Анниэль настало время покинуть эту объедаловку, так как у нас по учебному плану числилось обучение местной грамоте и письменности. Пошли к ней в комнату, где я немножко поприставал, но, кроме краткого ощущения круглой попки в руках, мне ничего не обломилось. Рабочее время, дескать. Вообще, у меня Анниэль такая правильная, что иногда оторопь берет. Продолжили изучать буквы и я карябал их на грифельной доске. Вроде бы ничего неясного, буквы выражают звуки, сочетания букв образуют слоги и так далее. Единственно, что у них певучий язык с повышающимся или понижающимся тоном, поэтому есть значки начала повышения и понижения тона, конечного повышения или понижения высоты все того же тона. Их надо расставлять над строками, чтобы правильно понимать смысл текста, например отличить вопрос от утверждения.
— Анниэль, птичка, а у вас книжки как создаются?
Я не приемлю их слово «свиток» для обозначения подшитой пачки пергаментных листов. Она гораздо ближе к понятию «книга», чем к какому-то неизвестному рулону. Анниэль мне объяснила, что термин сложился исторически, восходя именно к упомянутому рулону.
— Жека, милый, ты что, не знаешь этого? Авторы пишут. Также, как и в твоем мире.
— И что, каждая книга существует в одном экземпляре?
— Нет, конечно. Если кому-то понравился свиток, он либо сам переписывает, либо отдает переписчику.
— А вы не думали над тем, как сделать так, чтобы одну книгу можно было воссоздать в количестве, ну скажем, тысячи экземпляров, и при этом всякий раз не переписывать?
— Я прилично знаю магию, но там и в помине такого нет. А что, в твоем мире возможно?
— Милая, это возможно в любом мире и без всякой магии.
Глаза Анниэль расширились. Я не знал, что ее огромные глаза могут быть еще больше. Изумительно.
— Быстро рассказывай, получишь подарок! — лукаво воскликнула хозяйка собаки Павлова. А если точнее, то кобеля. Кобель Павлова, обыкновенный. Точно, что vulgaris.
— Я запомнил. Не смей потом отнекиваться. Итак, начнем. Ты знаешь, что такое трафарет?
— Нет.
— Тогда я сейчас сделаю пример трафарета.
Я взял лист плотного пергамента и острый нож для заточки перьев. Положив лист на грифельную доску, я аккуратно прорезал в нем замысловатую фигурку и удалил сердцевину.
— Вот это — трафарет. Теперь посмотри, как им пользоваться. Найди мне мягкую кисточку.
Через мгновение кисточка оказалась в руке. Я взял другой лист пергамента, положил на него трафарет, слегка макнул кисточку в краску для письма и растер краску по открытой части трафарета, следя, чтобы краска не подтекла под него. Подул, подождал, когда краска впитается в пергамент и потеряет текучесть. Снял трафарет с листа и продемонстрировал Анниэль оставшийся след.
— Теперь я смогу повторить этот необычный символ на стольких листах, скольких пожелаю, и везде он будет одним и тем же. Если сделать на трафарете прорези в виде строк текста, то этот текст можно повторить в любом количестве экземпляров.
Жаркие губы впились в мои, гибкие руки обняли и неумолимо повлекли в сторону постели. Моя радость от предвкушения любви с Анниэль была ничуть не меньше ее восторга от получения новых знаний. И меня ничуть не волновало неожиданное нарушение учебного плана. Я вообще чихать на него хотел!
А завтра я еще ей расскажу о наборной доске. Как там у Гутенберга? Литые буквы из легкоплавкого состава на основе олова. И жирная черная краска. А если не сажу добавлять, а другие красители, то можно и разные цвета красок получить. То есть, послезавтра и потом можно рассказывать о многоцветной печати иллюстраций! Ура! This is the Life! Если правильно дозировать имеющиеся знания лишь в типографском деле, то неделя непрерывного секса мне обеспечена!
Так кто тут собака Павлова?
Уайда. Муж с нами!
Любовь — мощный источник деятельности. Гельвеций
Ожидание удовольствия — уже удовольствие. Лессинг
Мы с Майтой уже полдня пребываем в состоянии любовного восторга. Ничего ведь не было, но только один вид спешившегося и запыленного с дороги Гура вызвал у нас неимоверную радость. Он здесь, он опять с нами! У нас все будет хорошо! Наши с Майтой руки сплелись, когда Гур шел к нам и его глаза радостно смотрели на меня и сестричку. Он ласково провел рукой по темному бобрику на голове Майты, тронул мою щеку, вздохнул и вдруг упал на колени, сгребая нас в объятья. Мы склонились к нему и обвили руками, подобно щупальцам спрута, а потом застыли на долгое время, будто не доверяя ощущению, что это не мечты, а реальность. Мои слезы соскальзывали на череп Гура и смешивались с прозрачными капельками слез Майты. Как же дети обрадуются папе! Они и раньше, когда его видели, бубукали особенно весело.
Мы отвели Гура в покои и самолично отмыли от дорожной пыли. Между мытьем и поцелуями Майта попросила мужа устроить праздничный обед, а я с радостью поддержала начинание. Гур согласился, сказал, что праздник окажется удобным поводом для знакомства с родственниками. Вызвал управителя и дал необходимые распоряжения. Тот ответил, что гонцы с приглашениями на обед срочно отбудут по указанным адресам, а повара займутся готовкой. В доме началась праздничная суматоха. Служанки убирали гостиную, где намечался сбор, готовили спальни для гостей, приносили из кладовых дополнительные серебряные сервизы и приборы. Садовники приводили в идеальный порядок аллеи, окружавшие дом. Человек плавал на лодке по пруду и собирал ряску. Мы же подобрали наряды, отвечавшую праздничному настроению, царившему вокруг. В свое время мы, по желанию Гура, заказали целый ворох одежды, так что было из чего выбирать. Муж, как и ожидалось, надел представительный, пусть и без изысков, мундир командора ордена, которых у него было несколько, чуть разных оттенков. Дети, весело гугукая, ползали по комнате, утаскивали наши сандалии и прятали их.
Приехали пятеро родственников Гура, в том числе старейшина клана. Все лысые, как и Гур, но более смуглые. Они расположились в трех спальнях по соседству с нами. Гур присоединился к родственникам и они о чем-то беседовали в кабинете на третьем этаже.
Когда послышался приглашающий колокольчик, Гур уже вернулся и, подняв детей на руки, посматривал на наши приготовления. Майта, в парадном мундире меченосца ордена Верных, с серебряными галунами сотника, выглядела потрясающе. Она осмотрела меня, сдула пылинку с праздничного костюма и заявила о полной готовности.
За обедом мы перезнакомились с родственниками. Старейшина официально внес нашу семью в записи клана. Анниэль вначале казалась слегка грустной, видимо ждала новостей с эльфийского плато, но понемногу оттаяла и повеселела, насмотревшись на улыбающиеся лица и дважды спасая собственные сандалии от покушений неуемных детишек.
