Евгений Велтистов - Ноктюрн пустоты
– У тебя действительно самостоятельный, заботливый сын.
– И у тебя. - Она вздохнула. - Я очень беспокоюсь за него.
– Не беспокойся, сейчас он спит.
– Все равно я боюсь. - Она упрямо тряхнула головой.
И я беспокоился, но вслух не признался, молча улыбнулся Марии.
У нас замечательный сын, не такой, как другие. Оглянись вокруг, Мария, продолжал я про себя, сколько на ослепленных рекламой улицах слоняется темных личностей. Они еще мальчики и девочки - эти юные наркоманы, бродяги, хипари, потенциальные преступники. Их пустые глаза выражают разрушение личности, крах детской мечты о силе и всемогуществе. Я не идеализирую сына, наоборот - виню себя в том, что он избалован и эгоистичен, но его самоутверждение в жизни - порыв здоровой юности. Если бы только не дурацкий миллион, за которым он гоняется на колесе фортуны… Повезет ли ему?
За стенами и окнами нашего номера царила величайшая суматоха. Я представлял, как идет эвакуация людей из небоскребов, как заседают час за часом многочисленные советы и комиссии, как прибывают на аэродром полицейские, солдаты и люди секретной службы, как тысячи машин устремляются в ночь из проклятого Чикаго, едва ползут по переполненным улицам, сталкиваются друг с другом, застревают в километровых пробках. Страх темными дождевыми тучами завис над Чикаго. В такую ночь чувствуют себя нормально только личности, творящие разбой и насилие.
Разумеется, об этом сообщалось по телевизору. Но нам было уютно без дребезжащего экрана, телефонных звонков, криков и выстрелов. Я никогда не чувствовал с такой остротой прежде, что у меня есть друг, верный друг - моя Мария.
– А как они будут жить без нас? - сказала, глядя в потолок, Мария.
– Кто они?
– Наши дети.
– У нас один Эдди.
– Да. И ты его очень избаловал.
"Избаловал… Я уже об этом думал. Надо было завести кучу детей. Меньше бы бродяжничали…"
– Даже купил персонального слона.
– Да, купил.
– Ты его не продавай. Эдди не последний наш сын. И потом - у него тоже появятся дети. Как они будут без нас?
– Без нас?
– До чего вы, мужчины, тупы. - Мария вздохнула. - Ничего не понимаете сразу… Я что хочу сказать: если эти бандиты угрожают нам, взрослым, что же они сделают с нашими детьми, когда те вырастут?
Я молчал.
– Ты думал об этом, Джон?
– Да. Наши дети будут смелее и сильнее. - Я рассмеялся.
– Если присмотреться к тебе, то тебе вовсе не до смеха.
– Остался один шаг. Очень важный. Ты понимаешь?
– Понимаю.
– Возможно, наши внуки и не вспомнят эту историю. Но она научит людей многому. Спи спокойно, Мария.
– Спасибо. - Она поцеловала меня, успокоилась.
Боби надежно охранял наш покой. Он понимал: будущее миллионов перепуганных людей во многом зависело от тишины и покоя одной комнаты в Большом Джоне. Я слушал дождь.
– Дождь, - сказала Мария, проснувшись.
– Да, дождь и ветер. Это Чикаго, - подтвердил я.
– Противный город.
– Скоро мы улетим отсюда.
– Хотела бы знать, какая погода будет там, куда мы прилетим?
– Хорошая. Знаешь, - предложил я Марии, - когда это кончится, давай бросим все и вернемся домой.
– А Эдди? - Она строго взглянула в мои глаза.
– И Эдди, конечно.
– Он не захочет.
– Давай попробуем! - предложил я. - А?
– Что именно?
– Бросим модные тряпки, самолеты, поезда, корабли, камеры, пленки, телевизоры, мотоциклы… И заживем, как все люди.
Она смеялась счастливым серебристым смехом.
– И ты решишься на это? Ты, Джон Бари…
– Решусь. К черту все телекатастрофы, к черту всемирные новости и моды… Я, Джон Бари, даю слово человека!.. Ты согласна?
– Давай, Джонни, попробуем…
Глаза ее сияли. Никогда я не видел Марию такой красивой.
– Счастлива? - догадался я.
Она откинулась на спину. Волосы рассыпались по подушке.
– И откуда ты все знаешь?
Под утро мы задремали, но почти тотчас я вскочил. Взял потрескивающую рацию, перенес в гостиную. Осторожно прикрыл двери. Сначала просто сидел на диване в ожидании вызова. Но Аллеи молчал. И я начал тихонько надиктовывать сценарий репортажа. Финал приближался, не стоило терять времени зря. Я, Джон Бари, должен был выйти в эфир первым.
В девять проснулась Мария. Мы позавтракали в номере. Прошли уже все сроки. Я сидел как истукан перед приемником, к телефону не подходил. Мария отвечала всем, что я на съемках, и записывала имена. Боби в списке не значился.
"Ну что ж ты, Аллен! - твердил я про себя. - Неужели подведешь единственный раз в жизни? Ты, друг…"
Я представлял, какая на него свалилась адская работа, и нервничал: получится ли?
Его голос раздался около двух часов дня.
– Жолио, извини, пожалуйста, за задержку. - Аллен говорил очень устало. - Пришлось немного повозиться… Ты хорошо слышишь меня?
– Я слушаю тебя, Вилли! - кричал я во весь голос.
– Теперь можешь не волноваться. Дело сделано. (Я чувствовал, что Аллен улыбается, и сразу успокоился.) Запиши номера машин. Эти штуки в багажниках. Они в разных концах города. Одна, как я догадываюсь, в вашем доме.
– Понял тебя!
Я записал номера четырех машин.
– Слушай дальше, - чуть возбужденно продолжал Аллен. - Вызови банк информации. Там нужные снимки. Районы города, где стоят машины. Точнее, стояли. Возможно, машин уже нет. Поэтому я расшифровал номера. Извини, Жолио, на это ушло несколько лишних часов. Но игра стоила космических свеч! Надеюсь, Чикаго раскошелится хотя бы на одну свечку…
– Ты молодчина, Вилли! - вопил я. - В честь тебя будет фейерверк!
Мария стояла рядом.
– Скажи, что я его целую.
– Мария целует тебя! - крикнул я.
– Что? Какая Мария? - Аллен растерялся.
– Она рядом, она прилетела…
– Ах, Мария, - рассмеялся мой друг. - Чмокни ее, пожалуйста, за меня!
– С удовольствием! - Я тотчас исполнил поручение, и Аллен слышал все. - Извини, пожалуйста, Вилли!
– Счастливчики! - сказал он грустно. - Ну, пока… Снимки уничтожь, информацию в банке сотри. Привет, ребята…
Мы с Марией стояли обнявшись. Неожиданно она всхлипнула.
– Ты что?
– Мне не верится… - Она покачала головой.
– Что не верится?
– Что такое может случиться…
– Может! Обязательно может! - крикнул я. - Ты знаешь, он ведь гений! Дуреха, ты многое потеряла, выйдя замуж за меня!.. Сейчас сама все увидишь…
Я набрал номер банка информации, номер кода, заказал снимки. Буквально через минуту печатная приставка к телевизору зажужжала и оттиснула четыре больших листа. Я схватил их. Они были похожи на рентгеновские фотографии. Только не внутренностей человека, а внутренностей города - домов, улиц, больших предметов. На крошечных контурах четырех автомашин стояли кресты. Их отметил Аллен.