Константин Кривчиков - Когда дует ветер
Данула и Храна привязали к соседним столбам, их разделяла дистанция около метра, позволявшая общаться. Они сидели на земле с заведенными назад, за столб, руками, связанными в запястьях веревками. Хран пришел в сознание лишь под утро и это спасло его от пытки огнем. Колдун к тому времени давно ушел спать, решив, что ведьма все равно уже убежала, и признание арига ничего не даст. Хран же, едва отойдя от удара палицей, стал разговаривать с Данулом, стараясь изо всех сил поддержать мальчика.
К удивлению и восхищению бывалого воина, понимавшего толк в храбрости, юный лесовик, росточком с крупного добера, худенький и щуплый, вел себя с мужеством, присущим настоящим мужчинам. Он не плакал, не жаловался, и лишь посетовал, что очень хочется побегать по травке. Данул даже, в свою очередь, попытался подбодрить Храна, сказав, что огромная шишка у арига на голове обязательно пройдет, как только мама смажет ее своим снадобьем.
Надо заметить, что Данул имел одно, пусть и слабенькое, основание для надежды. Но он не мог сообщить об этом аригу из-за того, что поблизости постоянно находились воины, приставленные Ирасом для охраны.
Ближе к полудню на молуху привели и привязали к свободному столбу маленького лосенка. Он предназначался для первой жертвы, с которой начиналась вся церемония праздника.
Олия взобралась на старую высокую лиственницу и устроилась поудобнее на толстом суку. Отсюда можно было разглядеть в самых общих чертах, что творится на молухе. Ведунья рвалась пойти вместе с отшельником и Павушем прямо на стойбище, но отшельник с трудом уговорил ее остаться в перелеске. Олию хорошо запомнили многие 'лоси', и появляться среди них для нее стало бы верхом неразумного риска. Так убеждал От, и его поддержал Павуш.
— Мама, мы сами справимся, — солидно заявил мальчик. — А если что, ты придешь нам на помощь.
Олие оставалось, скрепя материнское сердце, согласиться. Сейчас она изо всех сил вглядывалась вдаль, пытаясь рассмотреть происходящее.
Ирас взял в руки лосиную голову с рогами и поднял над собой. Нижнюю часть черепа первобытные мастера-таксидермисты обработали так, что он надевался на человеческую голову, как кепка-аэродром. Перед началом обряда колдун пожевал допы и теперь находился в нужном тонусе. Зрачки узких глаз Ираса расширились, к лицу прилила кровь.
Нахлобучив лосиную голову на макушку, колдун сделал два круга по молухе, внутри пространства, образованного толпой. В это время два его сына мерно колотили в бубны.
Ирас передвигался медленно, на полусогнутых ногах, раскачивая корпус. Его нырки походили, скорее, на шаги пьяного медведя, чем на грациозные движения крупного оленя, но соплеменников Ираса достоверность зрелища вполне удовлетворяла. Они наблюдали за происходящим с открытыми ртами.
К Ирасу, между тем, присоединилось несколько воинов. Размахивая копьями, они стали изображать преследование лося. Вся пантомима, по мнению 'режиссера', должна была символизировать удачную охоту. Наконец, 'лось' получил несколько символических уколов и опустился на колени перед камнем, на котором сидел Рунат. Рунат встал, взял обеими руками лосиную голову и с торжествующим видом поднял ее вверх. Толпа отозвалась одобрительными возгласами.
Рунат поставил голову на землю около камня. А Ирас уже приблизился к привязанному к столбу лосенку. Туда же подошел один из участников 'охоты' с большим глиняным горшком. Колдун перерезает ножом из обсидиана яремную вену, и вот уже кровь тугой струйкой бьется о стенки горшка. Лосенок падает на колени, другие воины поддерживают его, чтобы кровь не выливалась на землю.
Потом Ирас отпивает из горшка и подносит его Рунату. Тот тоже совершает символический глоток, обмакивая рот в кровь. Ее капли стекают по усам, застревая в бороде. Потом право причаститься к жертвенной крови наступает для остальных воинов, которые, выходя из толпы, образуют небольшую очередь возле 'камня вождя'. Сыновья Ираса продолжают мерно бить в бубен.
— От, почему мы ничего не делаем? — Павуш нетерпеливо ткнул отшельника в бок.
— Не торопись, еще рано.
— А вдруг мы не успеем Данула спасти?
Отшельник помолчал, произнес успокаивающе:
— Ты, Павуш, главное, не волнуйся и помни про все, что я тебе сказал. А судьба сама подскажет, как поступить.
— Это как?
— Помолчи. Увидишь. Никто не знает, когда подует ветер.
Колдун подошел к двум деревянным истуканам, изображающим Идола и Омана Яра. Обмакнув руку в горшок, по очереди смазал божкам губы. Постоял, будто прислушиваясь. Повернулся к зрителям и радостно прокричал:
— Духи приняли жертву!
Толпа довольно загудела.
Наступил момент, которого с тревогой ожидал Рунат.
Ирас поднял прислоненный к Идолу большой бубен и резко ударил в него колотушкой.
— Я, Ирас, колдун племени Лося, обращаюсь ко всем воинам племени. По обычаю, установленному Биром и Шамом, спрашиваю вас: кто хочет бросить вызов вождю, чтобы в честном поединке сразить его?
Колдун обвел взглядом передние ряды. Рунат сидел нахохлившись, уперев взгляд в землю. Ирас приблизился к нему, встал рядом с камнем.
— По обычаю всех гартов семь раз спрашиваю, кто хочет бросить вызов вождю? Седьмой удар означает, что семь звезд Лося, Луна и Солнце, Оман Яр и Идол говорят: вождем остается старый вождь, ибо нет воина, посмевшего бросить ему вызов.
— Бум-м-м…
— Бум-м-м…
Отшельник почувствовал на плече чужую руку и обернулся. На него смотрел воин с копьем наперевес. Глаза гарта косили, придавая лицу странное выражение растерянной озабоченности.
— Ты кто такой, старик?
— Как кто? — миролюбиво отозвался отшельник. — Путник я.
— Путник, говоришь? — взгляд воина с подозрением ощупывал фигуру отшельника. — А откуда идешь?
— От 'косуль'.
— Бум-м-м…
Удары колотушки глухо раскатывались над молухой, отдаваясь в висках тупой болью. Хран смотрел на лица соплеменников — на всех застыло одинаковое выражение праздного ожидания. Те, кто умел считать, шевелили губами.
— От 'косуль'?
— Ага.
— А это что?
— Гусы.
Воин дотронулся одним пальцем до струны.
— Вижу, что не лук. А ну, сыграй.
Отшельник торопливо стянул с плеча гусы.
— Бум-м-м.
Почти все, находящиеся на молухе, включая арига, понимали, что это пустая дань традиции и ждали ее завершения. И только Данул торопливо ерзал сзади столба худенькими ручонками. 'Кого первым убьют, Данула или меня?' — подумал Хран, и эта мысль его неожиданно разозлила.
