Кристофер Сташеф - Маг-крестоносец
Голова у Мэта закружилась, но впервые в жизни он так обрадовался тошноте. Под действием заклинания все вокруг завертелось по часовой стрелке...
...А потом — в обратную сторону, и каменная плита пребольно врезалась в спину Мэту. Вращение прекратилось, и Мэт обнаружил, что перед ним — перекошенная злобной гримасой физиономия старшего жреца.
Мэт понял: тот тоже владел кое-каким колдовством. На самом деле, прямо сейчас жрец что-то распевал на санскрите и выглядел весьма самодовольно, поскольку этот древний язык был доступен только жрецам.
Однако спасительное переводческое заклинание действовало исправно, и Мэт улавливал смысл того, о чем распевал жрец. А распевал он о том, чтобы губы и язык Мэта вновь стали неподвижны. «Ну уж это фигушки!» — мысленно возмутился Мэт и пропел в ответ по-английски:
Ну-ка, губы и язык,
Чур, не поддаваться!
К столбняку я не привык,
Не хочу с ним знаться.
Ты напрасно, злобный жрец,
На меня глазеешь,
После слов моих, подлец,
Сам ты онемеешь!
Жрец договорил свое заклинание и довольно осклабился, а Мэт испугался: его язык и губы пронзила острая боль, и они тут же одеревенели. Однако уже через секунду боль и онемение исчезли, а жрец взвыл, издал нечленораздельное мычание и резко отвернулся, прижав руку к губам — видимо, заклинание Мэта сработало как надо. Жрец вопил от боли.
Жрец помоложе в испуге вытаращил глаза, но тут же выпалил стишок на санскрите — простое контрзаклинание на все случаи жизни. Старший жрец перестал вопить, но, обернувшись к младшему жрецу, смог поблагодарить его не очень-то внятно.
Мэт знал, что заклинания общего порядка тут не помогают поэтому решил, что надо действовать быстрее и решительнее, пока молодой жрец не выдаст что-нибудь поконкретнее и не снимет окончательно заклятие, наложенное Мэтом на органы речи старшего жреца. Мэт, не теряя времени, проговорил:
Вам свершить злодейство не придется,
Я сейчас преподнесу урок:
Мигом на две части разорвется
Этот крепкий шелковый шнурок!
Старший жрец явно не собирался ждать возвращения дара речи. Со злобным оскалом он расправил алый шнур и направился к девушке. Мэт не сомневался, что в ближайшие мгновения точно так же поступит и младший жрец, но решил не думать об этом и проговорил:
Пусть проснется поскорей
Спящая красавица,
Хоть увидит то, что ей
Вовсе не понравится.
Ты ждала любви гонца,
Принца распрекрасного,
А увидишь ты жреца,
Страшного, ужасного!
Но не бойся, не пугайся,
Поскорее просыпайся!
Веки девушки дрогнули, разжались, и она увидела перекошенное злобой лицо, склонившееся над ней, и жилистые руки, сжимавшие шнур, готовый захлестнуться у нее на шее. Девушка вскрикнула и инстинктивно села, но этим только помогла жрецу ловчее набросить на ее шею шнур. Жрец рванул шнур на себя.
Шнур порвался.
Жрец ошарашенно уставился на его обрывки, сжатые у него в руке. В это мгновение молодой жрец рывком поднял с плиты Мэта и набросил шнур на его шею. На миг Мэту стало больно, а потом послышался резкий щелчок, а Мэт, не теряя времени, заново произнес заклинание, предназначенное для исчезновения из этого жуткого святилища. Старший жрец, заслышав голос строптивой жертвы, метнулся куда-то и вернулся с новым шнуром, но только он успел расправить его, как Мэт прокричал последние строчки:
...Где бы не достали нас
Руки злобной Кали!
...И снова у него жутко закружилась голова.
На этот раз Мэта со всех сторон обволокла дымка, и он, вворачиваясь в нее, словно вертел, думал только об одном: чтобы девушка оказалась вместе с ним. Но вот ступни его коснулись какой-то мягкой, гладкой, податливой поверхности, дымка растаяла, и Мэт увидел в темноте вокруг себя множество хижин, а выше них, вдалеке, прекрасный дворец.
Колени Мэта подогнулись, и он опустился в грязь, густо покрывавшую узкую улочку, мысленно вознося благодарственную молитву — тем более что в нескольких футах от того места, где он очутился, он увидел коленопреклоненную фигуру девушки в белом балахоне. Девушка наклонилась к земле — похоже, боролась с тошнотой.
Наконец мир вокруг обрел равновесие. Мэт поднялся на ноги, выпрямился — не очень уверенно. Стоило ему сделать шаг, и он упал на бок. Ну, ясное дело, из святилища Кали он себя и девушку вызволил, а вот руки и ноги у них обоих остались связанными. Мэт пожалел о том, что рядом с ним сейчас нет Балкис с ее острыми зубками, но Балкис не было, и потому ему самому надо было развязать веревки, стягивавшие руки и ноги девушки, а потом попросить ее о том, чтобы она развязала его. Оставалось надеяться на то, что переводческое заклинание наделит его способностью не только понимать хинди, но и сказать хотя бы несколько слов на этом языке.
На счастье, Мэт упал всего в футе от девушки. Он протянул к ней связанные руки, но она, ахнув, отпрянула. Однако, разглядев лицо своего спутника, успокоилась и перестала бояться.
— Да-да, — кивнул Мэт. — Я — твой товарищ по несчастью Сиди смирно, сейчас я тебя развяжу. А потом ты развяжешь меня.
Девушка медленно приподняла руки и протянула Мэту. Мэт решил, что она либо слишком отважна, либо слишком наивна, потому что она его явно совсем не боялась. Пожалуй, ее стоило предупредить о том, что незнакомых людей стоит опасаться.
Мэт нащупал узел, ухватился за конец веревки и за минуту справился с хитро завязанным узлом.
— Самое трудное — развязать первый узел, — сказал он девушке. — Ну, теперь развяжи меня.
Мэт лег на спину и протянул девушке руки. Она прикоснулась к узлу тонкими пальчиками. На вид эти нежные пальчики совсем не годились для такой работы, но оказались более сильными и ловкими, чем выглядели. С узлом девушка справилась еще быстрее Мэта.
— Спасибо, — поблагодарил ее Мэт. — С узлом на ногах я справлюсь сам. — Он сел и принялся возиться с веревкой, стягивавшей его лодыжки. Когда он покончил с развязыванием узла, оказалось, что девушка уже стоит, освободившись от пут. — Быстро справилась, — похвалил ее Мэт и поднялся на ноги. — Меня зовут Мэтью Мэнтрел.
— А меня... Хельга, — произнесла девушка на поразительно хорошем меровенсском.
Мэт выпучил глаза и скованно проговорил:
— Далековато тебя занесло от дома, а?
— Я родом с севера, — уклончиво отозвалась девушка. Мэт нахмурился. На жительницу Аллюстрии девушка мало походила — но, собственно, это было ее личное дело.