Людмила Минич - Ступени в вечность
Маритха кивнула, не понимая, к чему он клонит.
— А отбирала ли обратно? — Видя, что она не шелохнется; и зная ее ответ, добавил: — Может, что-то отобрали у тебя? Может, слово, данное тебе?
Еще бы, из-за этого она такой путь в Табалу и одолела. Она не желает Игана отпускать, пускай он даже забыл свое обещание. Маритха начала понимать, к чему Ведатель клонит. Долго молчала. Наконец неуверенно протянула:
— Так это же… другое совсем. Я же из-за него осталась… без ничего.
— Без никого, — холодно уточнил Ведатель. — Поверь мне, ему придется еще отплатить за это. Но в чем же другое? Ведь мой мир не рухнет от того, что Иган не намерен помнить свой обет. И ничей не рухнет, кроме твоего. И нареченный твой не сильно заботится о жизни Маритхи, о ее мечтах и бедах. И знать не хочет, что для тебя значит его бегство. Это твое несчастье, а мне, равно как и каждому, интересны свои дела.
Выходит, Маритха его тоже обманула. Кем бы ни был этот Ведатель. Про себя подумала. Вмиг и про спасение свое забыла, и про договор.
— Ты сильно разозлился?… Там, в пустоши?… — робко спросила Маритха. — Ты же меня от смерти… Но и ты ведь… всей правды не сказал. Говорил, какой щедрый…
— Хватит повторять одно и то же. Времени все меньше.
Маритха испуганно притихла, до того изменился этот голос, холодный, будто отлитый из металла:
— Тебе повезло, что ничего не знаешь, не то бы я действительно разгневался.
Казалось, свечи притухли немного, и мрак из углов пополз в комнату, окружая то место, где она сидела.
— Дело не во мне, а в том, что за мною стоит. Нельзя безнаказанно шутить со мной. Ты уже поплатилась. Не слишком ли много неудач за несколько дней, Маритха?
Маритха закрывала и открывала рот, пытаясь придумать оправдание. Если б она знала, что попадет в такую историю! Однако ни Великий, ни сам Ведатель даже словом не обмолвились… Почему?
— Выбор из страха плох в любом случае, я убеждался в этом не раз. А в этом деле страх неприемлем вовсе. Кроме того, тебе не мешало получить небольшой урок.
— Небольшой… — пробормотала она.
— Не так уж он велик.
— Но Великий Раванга… он говорил, что сам ты часто нарушаешь договор, — вспомнила Маритха. — А тебе не выпадает наказания?
— Я всегда готов платить, — бросил Ведатель. — Хотя, признаюсь, в большинстве это мельчайшие мелочи, поскольку мне противостоят тебе подобные. В большинстве…
— Но Великий ничего про это не говорил. Зачем он мне такое предлагал? Он же людям помогает!
— Встретив тебя в пустоши, Раванга удивился не меньше моего. Решил оторвать от меня любой ценою и взять расплату на себя. И до сих пор не знает, что с тобою делать. Думал, что укажут Бессмертные. Но в этой игре они против нас обоих.
Он, верно, снова врал. Так же легко, как и признался в том, что для него нарушить свой же договор куда проще, чем для Маритхи. Но почему она ему верит? Что он с нею делает? Как он силен?
— И ты хочешь, чтобы я опять к тебе вернулась? То есть, — поправилась она, — опять с тобой связалась… — совсем запуталась. — В новый сговор вступила.
— Именно так.
— А чем ты лучше Великого Раванги?
Он знакомо усмехнулся.
— Ничем. Только я не собираюсь держать тебя в каменном мешке до скончания времен. Во имя человечества.
Маритха опять открыла и закрыла рот. Ведатель прав: есть вещи, про которые лучше ничего не знать.
— А… а Великий Раванга? Он меня не накажет за то, что я свое обещание нарушила и…
— А разве ты ему хоть что-нибудь обещала? — перебил Ведатель.
Маритха подумала.
— Ничего… кажется, — неуверенно пробормотала. — Тогда… почему ты говоришь, что в Табале не смеешь со мною дела иметь?
Ведатель жестко, рассмеялся. Теперь уж совсем не к месту, подумала Маритха.
— Раванга не договаривается. Он помогает без выгоды. Зато так, как считает нужным, полезным для тебя. Человек слеп и глух, не знает ни нужды своей, ни мощи. Так он говорит. И уж если Бессмертные привели к нему жаждущего, бедняге не спастись. — Он явно забавлялся. — Уверен, что кое-кто желал бы от него сбежать всего мгновение спустя, как явился за счастьем. Можешь не надеяться, Игана он не вернет. И тебя не отпустит. Слишком он тобою дорожит.
Маритха ничего не поняла. Только последние слова ее резанули.
— Как это, не вернет? Он обещал… — пролепетала девушка.
— Я знаю, где твой Иган. Я вижу его, знаю, что с ним. Ты не вернешь его сама, Маритха, даже если найдешь. Он не пойдет за тобою. И Раванга не станет тебя помогать, потому что это больше не твое. Спроси его прямо! Он не солжет.
Это решило исход.
— А что же я могу сделать, если ты… бессилен? — взмолилась она.
Ведатель сплел длинные тонкие пальцы. Отхлынувший мрак сменился дрожащей серостью, ползущей из всех углов. Треск пламени стал чуть слышен, голос Ведателя сделался глуше:
— Вымани Равангу из Табалы. Не дай похоронить себя в пещерах навсегда. И тогда мы посмотрим…
— Как же я смогу? — удивилась Маритха такой просьбе. — Он же сразу…
— Он не узнает, если ты сама не проболтаешься. Я уже позаботился. Серая Сфера не скроет твои мысли полностью, но исказит до неузнаваемости. Но помни: только те мысли, что касаются меня, что тревожат мой образ, не другие.
— Скроет? Даже от него?
— И от него, и от других Ведателей.
— А как это сделать? Выманить?
— Думай. Ты ведь себя спасаешь. Твоей судьбы не видно, потому мой совет сейчас может только навредить.
— И он так говорил… судьбы не видно. Значит, правда? Скажи… а правда, что я… ну, что в пустоши должна была остаться? Что до Табалы мне не добраться было? Ведатель кивнул:
— До встречи со мной. Потом этот образ потускнел, и сплелся новый.
Она подскочила.
— Новый? Он не сказал мне! А что, что там было?
— Храмовое подземелье. Мне приходилось там бывать.
— А я?
— И ты. Там должна была оборваться твоя Нить.
— Он не сказал мне, — выдавила Маритха побелевшими губами.
— Еще бы.
— А теперь ничего?
— Ничего. Твоя Нить словно в клубке. От тебя зависит, как он размотается.
Маритха задумалась.
— А если я смогу… сбежать из Табалы, что тогда? Ты вернешь мне Игана?
Ведатель пожал плечами:
— Если он тебе еще нужен… Что угодно. Можешь просить что угодно. Справедливо будет изменить условия с обеих сторон, не правда ли?
Ого! У Маритхи невольно глаза загорелись.
— Что угодно? Я смогу просить что угодно? Ух!
— В пределах моих сил. Но вряд ли ты сможешь придумать что-нибудь непосильное для меня. — А ты, что хочешь ты?
