Андрей Аливердиев - У Лукоморья
— Интересная песня, — сказал Зверь, когда Вася окончил свое пение, которое в отличие от содержания, не лезло ни в какие ворота. — Честно говоря, от тебя не ожидал.
— Зря ты так, вступился за Васю Коля. Вася еще всех нас удивит.
— Это точно, — поддержала его Аленка.
— Значит, умерли все, — медленно произнесла Таня.
— Не совсем. Кроме волков и черного пса.
— Да, только предатель и выжил, — ответил ей Зверь.
— Предатель ли? — переспросила Аленка.
— Да, можно ли считать предателем, предавшего предателя? — поддержал ее я.
— Ты сам понял, что сказал? — почти хором спросили меня Зверь с Олегом.
— Нет-нет, — итак все понятно. Все мы иногда вынуждены предавать…
— Не скажи…
— Не будем ханжами. Но у одних это проходит легко, другие же потом сами себя съедают.
— Как Иуда?
— Хотя бы и он.
— Все зависит от расклада карт. А он у каждого свой.
— Каждому — свое.
— Очень верно подмечено, — отозвался Олег.
Это был бы сон, волшебный сон.
Каждый был бы просто чемпион,
Если б мог бы выбирать себе коней, —
напел он под мотив «Машины времени».
Я умышленно не привел авторов нескольких реплик. Во-первых, я сам их не помню, а во-вторых, какое, собственно, значение имеет авторство мысли? Главное в том, что она высказана.
* * *У Вас когда-нибудь было ощущение, что все события и, конечно же, разговоры вокруг Вас, такие разные и, на первый взгляд, совершенно несвязанные вдруг начинают выстраиваться в какую-то невероятно сложную, но вместе с тем совершенно определенную схему. Схему, похожую на закрученный сюжет новомодной повести? Нет? Значит, Вам повезло. Или, точнее, не повезло… Впрочем, понимайте, как знаете.
Так вот, внутренним чутьем я сейчас понимал, что этот разговор о роли Иуды, да и само поведение Васи, все это имело какое-то очень важное значение.
Но, с другой стороны, как трудно бывает, когда пересказываешь какую-то историю, выбрать важное и отбросив все остальное, сделать ее компактной и интересной. Это сродни высечению статуи из куска мрамора, где тоже надо найти подходящий кусок и отсечь все лишнее. Порою вместе с лишним отсекается и часть нужного, и миру является шедевр Венеры Милосской. Но это уже, так сказать, лирическое отступление, а если серьезно, то я очередной раз попрошу прощения читателя, если мое повествование покажется ему обрывистым, и продолжу.
* * *Так уж случилось, что лейтмотивом дальнейшего вечера стали дауны, то есть больные этой болезнью. Первым начал рассказывать Вася:
— Едет на экскурсию автобус с детьми-даунами. Автобус ломается. Водитель его чинит, чинит. Подлезает под низ, залезает сверху. В общем, делает все возможное, ничего не получается.
Подходит к нему мальчик-даун.
— Дядя, а я знаю, что случилось!
— Ладно, мальчик, иди поиграй.
Проходит час. Опять подходит тот же мальчик.
— Дядя, а я знаю, что случилось!
Водитель опять:
— Ладно, мальчик, иди поиграй.
Проходит еще час. Подходит тот же мальчик.
— Дядя, а я знаю, что случилось!
Водитель думает, чем черт не шутит, может действительно знает.
— Ну, если знаешь, так скажи.
— У вас автобус сломался!
— Надеюсь, что у нас еще не успели принять закон об охране чести и достоинства хромосомных меньшинств, — спросил Вася, окончив рассказывать.
— Тебе повезло, — отозвался Зверь, — а то бы точно залетел.
По тундре, по железной дороге,
Где мчит курьерский Воркута — Ленинград.
С каким выражением он пел последние строки, это надо было видеть.
— Но пока такого закона нет, — встрял в разговор я, — я тоже внесу свою лепту, и принялся рассказывать:
— Отец с сыном гуляют возле моря. Сын — даун. Отец — нет.
— Вот, сынок, посмотри какое море.
— Где?
— Да вот, видишь, волны плещутся, барашки бегают…
— Где?
— Да вот у нас под ногами плещется…
— Где?
— Да вот ведь, смотри, солнечная дорожка в даль уходит…
— Где?
— Да вот, видишь, много-много воды…
— Где?
Отец не выдерживает. Хватает сына за ноги, и головой в воду.
— Вот, вот, смотри! Вот тебе море!
Наконец отпускает.
Сын:
— Папа, что это было?
Отец, уже успокоившись:
— Вот это, сынок, было море.
— Где?
Может быть, взыскательный читатель скажет, эту часть разговора с анекдотами можно было бы и не приводить. И может быть, он будет в этом прав, однако, я все же так не думаю. «Из песни слова не выкинешь», говорит народная мудрость. И это правильно, ибо нарушится ритм. Так же если выбросить из разговора невзначай рассказанные анекдоты, то многие последующие ассоциации будут совсем не понятны. Впрочем, судите сами.
* * *— У кого спички? — спросил Зверь, когда вся толпа вывалила во двор покурить.
На щеках Милицы вспыхнул смущенный румянец.
— Он имел в виду шибици, — перевел я ей на ухо.
— Я поняла, — ответила она. — Я уже не так плохо разумею по-вашему. Но когда слышишь таковые слова…
— А что я такого сказал? — влез Зверь.
— Да ничего. Это мы о своем, о женском. Просто в разных языках некоторые слова имеют разное значение. Особенно в родственных.
— Ты имеешь в виду спички?
Как Милица не старалась, тень смущения вновь побежала по ее лицу.
— Ага.
— А что это значит на сербскохорватском?
— Я тебе потом скажу.
Однако все уже так заинтриговались, что мне пришлось попросить женскую часть нашей компании немного нас подождать. Самое интересное, что еще месяц назад я спокойно произнес бы русский синоним, и на наезды с женской стороны, ответил бы, что не фига[62] было просить. Но в присутствии Милицы я не смог из себя выдавить даже медицинский эквивалент.
Аленка, Таня и Джульетта потом долго и занудливо выясняли, что же это такое. Поняв, что от ребят толку не будет (а всех уже охватило игривое настроение не говорить), Аленка насела на Милицу. И когда, докурив, мы вернулись в дом, взрыв женского смеха потряс комнату.
* * *Конец, как принято, подкрадывается незаметно. Вот и у нас веселье было в самом разгаре, когда вошедшая в комнату Аленка сразу привлекла всеобщее внимание. Вообще-то, она всегда привлекала к себе всеобщее внимание, но на этот раз это было нечто особенное. А именно, на Аленке отсутствовала ее шелковая блуза, а вместе с ней и какая-либо одежда выше пояса. С джинсами было все в порядке.
