Андрей Аливердиев - У Лукоморья
Я стукнул себя по лбу.
— Забыл, что не взял наших денег и документов.
Она рассмеялась.
— Но раз уже вышли, давай хотя бы посидим во дворе. У вас чудесный день, — на русском языке она говорила с некоторым напряжением, отчего ее сосредоточенное лицо выглядело еще более прекрасным.
День и впрямь был чудесным, а усталость за время физического пребывания в Астрале улетучилась на глазах.
— А как же они? — я показал глазами на окна, за которыми мы оставили Олега и Соловья.
— Подождут, — ответила она, немного насупившись.
И рассмеялась.
— Им не привыкать, — ответил я. — Однажды они долго ждали меня с пивом. Точнее Соловья среди них, конечно, не было. Были Олег, Таня, Вася…
Тут я замялся. Это была старая и долгая история, в которой, как вы, должно быть, догадались, была задействована девушка, и которую Иванке, в принципе, можно было бы и не рассказывать.
— Я лучше все-таки быстро сгоняю за деньгами и удостоверением. One minutes. Только никуда не отходи от подъезда.
Повинуясь закону подлости документы я искал долго, и в конце концов ввернув рюкзак, вытащил припрятанный там свой настоящий загранпаспорт. Благо, оставленные мной в шкафу деньги, хотя я и сказал о них родителям, продолжали меня ждать в своем первозданном виде. Что-что, а деньги в нашем доме не проподали.
— Ну, я готов, — сказал я, выскочив.
Однако ее у подъезда уже не было. Но не успел я толком испугаться, как увидел ее в дальнем конце двора, беседовавшей с Аленкой. Рядом вился местный пес Лорд, по собственному почину несший караульную службу в нашем дворе.
Черт побери! — подумал я. — Быстро же налаживает контакты с моими земными друзьями! Хотя, собственно, why not, то есть, почему бы и нет? Иностранные — сербские, английские и немецкие выражения продолжали обгонять русские в еще перестроившемся обратно сознании.
Лорд плохо видел, и потому, видно, не сразу признав меня, с громким лаем бросился навстречу. Полукавказец-полуколли-полудворняжка, он выглядел еще как впечатляюще! Представьте себе добрых полцентнера мяса, с лаем несущиеся прямо на вас! Добежав до меня почти вплотную, он круто затормозил, виляя хвостом.
Аленка встретила меня поздравлениями.
— Я вижу, ты не теряла времени даром, — с шутливой обидой проговорил я Иванке.
— А ты — против? — спросили они хором.
— Да нет, почему же. Кстати вы с Юрой подтягивайтесь к нам.
— Ты, я вижу, совсем отстал от жизни, — в словах Аленки прозвучала некоторая обида.
Я поднял брови.
— Мы с Юрой развелись.
— Не может быть! Вот так оставляй вас на месяц! — не сдержал эмоций я.
Хотя, в общем-то, к этому шло давно, я как-то не очень об этом думал. И почему, собственно, я должен был об этом думать?
— Однако, извини. I'm sorry.
— Не стоит. А где ты успел накатить?
— Что? — не понял я.
— Раньше ты начинал переходить на английский, когда наклюкивался. Это был показатель.
Вот, значит, какого они обо мне были мнения!
— Tempora mutantur et nos mutantur in illis,[61] — ответил я с умным видом. Надо же, право слово, блеснуть эрудицией!
Как медицинский работник, Милица знала латынь, по меньшей мере, касательно банальных выражений, Аленка же недовольно хмыкнула.
— Я думала, что твоя латынь ограничивается словами «Status penis».
— Basis vita est, — докончил я эту поговорку, не слишком утруждая себя латинскими падежами.. — Но сейчас это к делу не относится.
— Ну ладно, я пока почапала, — сказала Аленка закругляясь. — Значит у вас через полчаса.
— Заметано, — ответил я, и мы с Милицей пошли к ближайшему комплексу комков.
В одном из комков зазвучала старая местная песня. Знаете эта:
Давай, дружище, наливай
За возвращенье в дикий край.
За всех живущих здесь людей,
И за врагов, и за друзей.
Давай, дружище, наливай
За возвращенье в дикий край.
За общий дом, что греет нас,
Давай поднимем за Кавказ!
Она оказалась настолько кстати, что не только отоварился в нем, но искусственно затормозился возле, пока на горизонте не замаячили два сотрудника внутренних органов.
— Ваши документы, — с этим типичнейшим вопросом служитель порядка приставил руку к козырьку.
Другой его коллега внимательно осматривал нас с ног до головы. Видимо наши блестящие глаза и дорожный вид ему не нравились.
Тут я несказанно обрадовался, что захватил с собой паспорт. Один, я бы, конечно, в конце концов, и очень быстро, отмазался, но со мной была Иванка, с которой, кстати, все было совсем не в порядке.
Я протянул свой загранпаспорт.
— А почему загран?
— Да, только что возвратился домой. С длительной командировки. — И, вспомнив, что он может глянуть в визу, добавил, — Сначала Германия, потом Москва.
— Где работаешь?
Я назвал место работы, подчеркнув его принадлежность к Российской Академии Наук. Как это не странно, у себя на Родине меня часто принимали за иностранца, что, в связи, с положением в соседней республике было совсем не кстати.
— А она?
Иванка достала свой паспорт. Оставалось надеяться на чудо.
— Вы иностранка?
— Да. Из Югославии, — ответил за нее я. — У нас здесь тоже в командировке. По обмену опытом.
К счастью, они не стали дальше вдаваться в подробности, и отпустили нас восвояси.
* * *Когда мы воротились, нас уже ждала шумная компания.
Мы пили, пели, рассказывали анекдоты. В общем, развлекались, как могли.
В качестве background Коля врубил «Иисуса Христа», и разговор сам собой завязался на его тему.
— Я думаю, что роль Иуды в этой рок-опере едва ли не больше роли самого Христа, — сказал вдруг Вася.
— А ты прав, — задумчиво отозвалась Таня.
— Действительно, Христос, хотя, как человек, и не хотел умирать, все же был уверен, что его небесный отец не бросит его, и знал будущее. Иуда же ничего не знал, и единожды предав, сам принял свою судьбу.
Вася буквально прочитал мои мысли.
Мы еще какое-то время спорили, пока Коля, этот музыкальный фанат, обидевшись, что мы совсем не слушаем его любимую рок-оперу, не вырубил магнитофон.
И тут Вася опять взял гитару. Это произошло так неожиданно, что никто не успел ему помешать. И, как оказалось, к счастью, потому что он исполнил свою новую песню, которая, как бы мы не подкалывали ее автора, была совсем не плохой.
Когда-то на свете жил белый козел.
Он стадо водил за собой.
И каждый из стада за ним всюду шел
На пастбище и на убой.
И думал козел, что так будет всегда,
Что в этом его звезда
Водить за собою большие стада,
Куда велят господа.
В минуты, когда впереди он шел,
И Солнце светило над ним,
Считал и в правду наш глупый козел,
Что он и есть господин.
Но день за днем пролетали года,
И начал козел стареть.
Он стал медлительней и иногда
Спина его знала плеть.
И вот однажды в солнечный день,
Овец он к бойне привел,
Но не был отпущен и сам теперь,
И пал под ножом козел.
Был в стаде том же большой белый пес.
Охранник. Почти пастух.
И службу свою исправно он нес,
Считав, что людям он друг.
Однажды в безлунную темную ночь,
К ним волчья стая пришла,
И пес пытался прогнать их прочь
И дрался как никогда.
Когда же пастух с ружьем прибежал,
И стал по волкам стрелять,
То пес наш в луже крови лежал,
Но он не хотел умирать.
Как к другу приполз к своему пастуху.
Спасенья ждал от него.
Не нужен раненый пес никому,
И друг пристрелил его.
Прошла вереница бессмысленных дней,
И волки вернулись вновь,
Но новый пес старого был поумней.
Не стал он лить свою кровь.
И пес убежал. И не будем винить
Мы слишком строго его.
Ведь друга кто мог так легко пристрелить
Не стоит, поверь ничего.
Никто пастуха теперь не разбудил,
Не стало верных собак.
И в горло зубы его вонзил
Матерый серый вожак.
А черный пес нынче в помойках живет,
И рад он своей судьбе.
Считает себя он свободным как бог,
И ходит сам по себе.
И только порой в беспробудную ночь.
Пес рвет пустоты струну.
Никто не в силах ему помочь.
И воет он на Луну.
Был в стаде том самом и белый баран,
Породистый как король.
Всю жизнь он исправно крыл своих дам,
Играл хорошо эту роль.
Не думал баран, что уйдет благодать,
И только волки пришли,
Сказал им баран, что готов продолжать,
Теперь и для них служить
Но только вот нужен волкам он был,
Не больше, овец других.
И волки съели его на пир,
Как съели всех остальных.
— Интересная песня, — сказал Зверь, когда Вася окончил свое пение, которое в отличие от содержания, не лезло ни в какие ворота. — Честно говоря, от тебя не ожидал.
