Дэвид Геммел - Призраки грядущего
Чиен хлопнул в ладоши. Тридцать четыре носильщика вышли вперед и поставили свои сундуки перед ханом, а затем попятились, склонив головы и опустив глаза. Чиен снова отвесил поклон.
— Великий хан, я привез вам дары от Божественного Правителя Золотого Царства, дабы отпраздновать первую годовщину вашего брака и справиться от имени его величества, все так же ли Май-Син дарует радость вашему очагу.
— Дарует, — подтвердил Джунгир. — Давай-ка перейдем к тому, что в сундуках.
Чиен ждал не такого ответа, но он скрыл свое недовольство и открыл первый из окованных серебром сундуков. Достав оттуда красивый длинный кафтан из серебристого шелка, расшитого жемчугом, он развернул его перед ханом.
— Хорошо, — отозвался Джунгир. — В них во всех одежда?
— Нет, великий хан, — с натянутой улыбкой ответил Чиен и открыл второй сундук, наполненный изумрудами, иные из которых были с кулак величиной.
— Сколько это стоит у вас, если считать в конях и воинах? — спросил хан.
— На это можно содержать армию в десять тысяч копий в течение целого лета.
— Хорошо. Мне нравятся эти камни. Что в других сундуках?
В одних было золото, в других благовония, специи и ткани. Последним хан остался доволен более всего — Чиен извлек оттуда ослепительно блестящую саблю. Эфес у нее был золотой, усеянный драгоценными камнями, а рукоять перевита золотой нитью. Венчающий ее молочно-белый камень был выточен в виде волчьей головы.
Джунгир взял клинок и взмахнул им в воздухе.
— Великолепное равновесие и замечательно острая сталь. Я очень доволен. Передай мою благодарность своему царю и скажи, что я не знал, сколь богата его земля. Когда ты 462 отправишься домой — завтра?
— Как прикажет великий хан.
— Завтра лучше всего, ибо близится зима, а с ней морские бури, и я не хотел бы затруднять тебе обратный путь.
— Хан очень добр, что печется о моем удобстве, но его величество поручил мне повидать его дочь и передать ей уверения в его любви и преданности
— Я сам передам ей, — заверил Джунгир.
— Не сомневаюсь, что великий хан сделает это гораздо искуснее, чем я. Но мой повелитель приказал мне повидать ее, а подданный, с чем вы, я уверен, согласитесь, должен выполнять приказания своего государя.
— Это так — но боюсь, что это невозможно. Моя... супруга находится сейчас в моем южном дворце. Дорога туда занимает два месяца. Я уверен, твой государь поймет, отчего ты не мог исполнить его желание.
— Но исполнить его возможно, великий хан. Я поеду на юг, а затем вернусь домой. С вашего позволения, разумеется
Джунгир помрачнел, однако ответил по-прежнему дружелюбно:
— Я не советовал бы, посол. Степи небезопасны для иноземцев. Многие племена все еще продолжают нападать на чужих.
— Понимаю, государь. Даже в Срединном Царстве существуют злодеи и разбойники, которые не подчиняются воле императора. Но я уверен, что мои солдаты справятся с ними. Вы же очень добры, что заботитесь о безопасности скромного посла.
Джунгир с вымученной улыбкой вернулся на помост.
— Тебя проводят в твои покои, посол, и мой мажордом снабдит тебя охраной и провизией для путешествия. Я же должен заняться государственными делами.
Чиен поклонился опять, но не слишком низко.
— Не нахожу слов благодарности, государь, за время, которое вы уделили мне. — Он отступил на семь шагов вместо положенных десяти, повернулся и вышел.
Как только двери за ним закрылись, Джунгир сказал широкоплечему воину рядом с собой:
— Ты будешь провожать их на юг. Через неделю на них нападут, и в живых не останется никого. Ты понял меня, Кубай?
— Да, мой хан.
— И следи за тем, чтобы они не шлялись по дворцу. Пусть никто пикнуть не смеет об этой желтой суке.
— Как прикажет мой повелитель.
Мажордом провел Чиена по запутанным коридорам в три большие сообщающиеся комнаты. Западные окна выходили в крайне уродливый сад, утыканный кустами. Обстановка первой комнаты состояла из кровати, стола с четырьмя стульями и трех ламп. Во второй не было ничего, кроме узкой койки и единственной лампы, в третьей стояла железная ванна, три бочки с водой и лежало несколько тонких полотенец.
— Какая роскошь, — с полной серьезностью произнес Чиен. Мажордом улыбнулся одними губами и вышел. Чиен повернулся к своему слуге Оши, пожилому вольноотпущеннику, прослужившему в их семье сорок лет.
— Поищи дыры для подглядывания, — приказал посол на малоизвестном чиадзийском диалекте.
Оши поклонился и стал обходить комнату.
— Ни одной, мой господин, — доложил он под конец.
— Есть ли предел их оскорблениям? — возмутился Чиен. — Я, по их мнению, недостаточно важная особа, чтобы шпионить за мной?
— Что взять с дикарей, господин.
— Пойди разузнай, куда поместили Зукая и остальных, и пришли Зукая ко мне.
— Слушаюсь. Быть может, сначала приготовить вам ванну?
— Я выкупаюсь завтра. С этих надиров станется помочиться в воду. — Оши с коротким смешком вышел.
Чиен достал из кармана полотняный платок и смахнул пыль со стула. По полу шмыгнуло что-то темное. Чиен выхватил из рукава маленький метательный нож, и черная крыса погибла на месте, рассеченная чуть ли не пополам.
Несколько минут спустя, когда Чиен стоял у окна, глядя на серовато-зеленые кусты, сходившие здесь за дворцовый сад, в дверь тихо постучали.
— Войдите, — сказал Чиен, и вошел Зукай, склонившись так низко, как только позволил ему лакированный черный панцирь. Железный шлем он держал у груди. Он был не особенно высок и не слишком мощного сложения, но искусство, с которым он владел длинным кривым клинком, чантанаем, создало ему славу далеко за пределами Срединного Царства. Он служил Чиену одиннадцать лет, и ни разу за это время Чиен не видел его с непричесанной или ненапомаженной головой. Теперь же волосы бравого воина сосульками свисали на плечи.
— Почему ты являешься ко мне подобно низкому смерду? — на том же чиадзийском диалекте спросил Чиен.
— Тысяча извинений, благородный господин. Я готовился принять ванну и не хотел заставлять вас ждать.
— В этом ты прав, Зукай. Но не нужно было готовиться к омовению, не узнав прежде, нужен ты мне или нет. Впрочем, в варварском городе трудно соблюдать этикет. Ты осмотрел свою комнату?
— Да, господин. Там нет ни тайных дверей, ни трубок для подслушивания.
— Позор!
— Они постоянно оскорбляют нас.
Оши, войдя, дважды поклонился и тут увидел мертвую крысу. Он вынул из нее нож Чиена и поднял ее за хвост.
— На ней блохи, — заметил он, держа крысу на вытянутой руке.
— Выкинь ее в окно, — велел Чиен. — Если оставить здесь, ее, чего доброго, подадут нам на ужин. — Оши выбросил крысу в сад и вышел в заднюю комнату, чтобы вычистить нож, а Чиен сказал воину: — Завтра мы отправляемся на юг.
