Наталия Белкина - Наместник
Я кивнула и Яр повел меня из своей пещеры.
Когда я вышла из зарослей у скал, близилась утренняя заря. Троя проснулась и непонимающе уставилась на меня, подходящую к стоянке.
— Мне приснилось, что ты пропала, хозяйка, — сказала она мне.
— Вам нужно собираться в обратный путь. Как только рассветет, вы отправитесь домой. И ни о чем меня не спрашивай! — сразу же перешла я к делу, — предотвращая все вопросы и недоумения.
К полудню мои озадаченные попутчики были собраны в дорогу. Им не нужно было снова преодолевать весь долгий путь, я отправила их через пространственную дверь. Троя нахмуренная и недовольная, но понимающая, видимо, по моему сосредоточенному виду важность такого поступка, не сказала ни слова против.
После того, как они скрылись, я осталась одна и предалась грустным размышлениям. Интересное дело: в последнее время в моей жизни ничего не могло сложиться благополучно. Удача лишь виляла хвостом у меня перед носом, и я не могла ее поймать. С некоторых пор я пребывала в мире, который все люди считают сказочным вымыслом. Но я-то оказалась отнюдь не в сказке. Здесь меня повсюду подстерегала смерть. Здесь я — чужая. Но и дома меня больше ничего не держало. И вот что было странно: в последнее время именно в Дремучем Мире я стала чувствовать себя в большей мере дома, чем в своем. И это несмотря на то, что он был для меня опасен.
Дождавшись, пока исчезнут тени и полуденное солнце станет особенно жарко припекать, я, захватив меч, отправилась на встречу с Отшельником по едва узнаваемому пути. Он ждал меня на том самом месте, где я провалилась в яму. Ловушка была снова замаскирована.
— Я использую ее для волков, — объяснил Яр. — Их здесь слишком много.
Так началось мое краткосрочное обучение у Отшельника, моего давнего-давнего предка.
ГЛАВА 17
В уроках Яра было много философии и мало конкретных обучающих действий. Он понимал, что научить меня владеть мечом за неделю невозможно, и потому не особенно и налегал на практику. Может быть, он надеялся, что, освоив теорию и философию этого дела, я смогу ко всему придти сама. "Да, легко рассуждать на отвлеченные темы, когда так мастерски владеешь мечом", — думала я, но внимательно слушала, стараясь все запомнить.
— Главное — это поверить в свою непобедимость, — говорил Яр, нанося удары по соломенному чучелу. — Враг должен видеть это в твоих глазах.
Во внутреннем дворе, как он называл тот небольшой участок луга, окруженный скалами, таких чучел стояло около сотни. Всего лишь за несколько минут десятка два из них были измочалены до основания. Его помощники, пара белоглазых горных гномов, ближайших родственников Сыча, сразу же начали сооружать новых.
— Попробуй теперь ты, — сказал Отшельник.
Я вытащила меч из ножен и, неуверенно шагая через груды поверженной соломы, подошла к одному из оставшихся чучел. По тому как легко, словно нож масло, резал меч Яра это сооружение, я рассчитывала так же без труда раскроить его до земли. Но не тут-то было. Меч, войдя в довольно плотно спрессованную солому на несколько сантиметров, тем не менее застрял в ней намертво. Сконфузясь, я попыталась выдернуть его, со все силы потянула, и огромная пыльная махина повалилась на меня, придавив к земле.
Когда я, наконец, выбралась из-под соломы, чихая и отряхиваясь, то услышала хохот Яра.
— Да-а, госпожа наместница! А что ба стало с тобой, будь это живое существо, а не чучело? — сказал он, давясь от смеха. Но увидев, что я готова была распустить нюни от стыда и обиды, подошел ко мне, пытаясь, видимо, приободрить меня, произнес:
— Ладно, не горюй! Для первого раза неплохо уже и то, что ты не покалечилась.
— Да?! — воскликнула я, чуть не плача. — Если бы я была ранена в бою с соломенным чучелом, это было бы уже слишком!
Мне было стыдно и досадно до слез из-за того, что я оказалась совсем никудышной ученицей. Я не чувствовала той уверенности в руках, о которой толковал мне Яр, и потому удары мои были неуклюжи и совершенно безопасны для кого бы то ни было. Меч был скован из прочнейшей, но в тоже время чрезвычайно легкой стали. Наверное, сердобольный и, судя по всему сочувствующий мне, Мастер Сыч нарочно изготовил оружие под мою хлипкую комплекцию. Таким невесомым клинком тяжело было наносить действительно опасные удары. Но будь он тяжелее хоть на пару килограмм, я, к стыду своему, очевидно, не смогла бы его долго даже держать в руках.
Размышления вслух продолжались обычно до темноты. Яр рассуждал о природе ратного дела, о секрете дамасской стали и о моей неспособности перенять его мастерство. Последнее было видно даже непосвященным в ратное дело горным гномам. Они исподтишка посмеивались надо мной, а я делала вид, что не замечаю этого. А что еще мне было делать?
— Будь у меня больше времени, дочка, ну, хотя бы год или два, ты многому могла бы научиться, — не совсем уверенно сказал Отшельник после трех учебных дней, не давших результата. — Но за столь короткий срок это невозможно. Тем более, что, прости, способностей у тебя никаких…
Я виновато улыбалась ему, думая, что не смогла бы обучиться ничему подобному даже за три года. Дело в том, что я не чувствовала опасности в соломенных чучелах, не могла представить их в роли своих врагов, каких-нибудь чудовищ, угрожающих мне смертью или… Гавра. От одной мысли о том, что мне придется защищаться от его тяжелого меча с красной жилкой на рукояти, мне становилось не по себе. Я пыталась гнать от себя подобные фантазии, которые, впрочем, вскоре вполне могли стать явью.
Я прогостила у Яра шесть с половиной дней и все это время осваивала лишь приемы защиты, но не нападения. Отшельник считал, что если мне удастся отразить первую атаку врага и продержаться несколько минут, то это уже будет большой удачей. Он не верил в меня, и я не надеялась на свои силы. Теперь он сам выступал в роли нападающего, но ведь и он для меня не был врагом. Я по-прежнему была неловкой и постоянно промахивалась. Лишь однажды мне удалось четко отразить удар, хотя мне самой показалось, что это получилось случайно.
Однажды вечером пятого дня я снова отрабатывала приемы защиты вместе с Отшельником. Внезапно он резко остановился, и плавно отошел в сторону. Я от неожиданности пролетела по инерции и рухнула в кучу соломы. Когда же я выбралась оттуда, собираясь спросить Яра, уж не новый ли прием какой пожелал он таким образом мне показать, то увидела своего пращура стоящим в глубокой задумчивости. Он часто впадал в продолжительное молчанье, так что я не удивилась и, усевшись на поверженное чучело, стала ждать, до чего же на этот раз он додумается и какую глубокую философскую мысль мне выскажет. Но на этот раз я услышала нечто, что удивило меня и несколько насторожило:
