Дэвид Эддингс - Обитель чародеев
От резкого порыва ветра дверь комнаты, в которой спали Гарион с Леллдорином, с громким стуком распахнулась.
– Пойду закрою, – сказал Леллдорин, откидывая одеяло, и, спотыкаясь, направился по холодному каменному полу к двери.
– И долго так будет дуть? – недовольно спросил Гарион. – Разве заснешь при таком шуме?
Леллдорин закрыл дверь на задвижку, и Гарион услышал, как он возится в темноте. Послышалось легкое постукивание одного камня о другой, мелькнула искра, которая тут же погасла, и Леллдорин принялся снова высекать огонь Через пять-шесть ударов трут засветился, и молодой астуриец принялся дуть на него, пока не затеплилось пламя.
– Ты случайно не знаешь, сколько сейчас времени? – спросил Гарион, когда его друг зажег свечу.
– Думаю, что скоро будет светать, – ответил Леллдорин.
– У меня такое чувство, будто эта ночь длится десять лет, – простонал Гарион.
– Можно поболтать, – предложил Леллдорин. – К рассвету шторм должен утихнуть.
– Говорить лучше, чем лежать в темноте, вскакивая при каждом шорохе, – согласился Гарион, приподнимаясь в постели и накидывая одеяло на плечи.
– Ты, наверное, повидал всякое после того, как мы виделись в последний раз, Гарион? – спросил Леллдорин, залезая обратно в постель.
– Да, довелось, – согласился Гарион, – и не только хорошее, надо признаться.
– Ты сильно изменился, – добавил Леллдорин.
– Меня изменила жизнь. Это не совсем одно и то же. Я не хотел этих перемен. Знаешь, ты тоже переменился.
– Я? – расхохотался Леллдорин. – Боюсь, что нет, мой друг. То, что я натворил за неделю, подтверждает одно – я такой же, как прежде.
– Давай уточним кое-что, – сказал Гарион. – Самое интересное то, что здесь существует некая порочная логика. Все твои поступки, взятые по отдельности, вполне логичны и нормальны. Только когда рассматриваешь их в целом, получается катастрофа.
– Теперь я и моя бедная Ариана обречены на вечную ссылку, – вздохнул он.
– Я попытаюсь вам помочь, – обнадежил его Гарион. – Твой дядя простит тебя, Торазин, возможно, тоже. Он тебя слишком любит, чтобы долго сердиться. Барон Олторейн, судя по всему, на тебя очень сердится, но он мимбратский аренд. И простит все, если это было сделано из-за любви. Впрочем, подождем, пока не заживет его нога.
Вот здесь ты допустил серьезную ошибку, Леллдорин. Ногу никак нельзя было ломать.
– В следующий раз постараюсь избежать этого, – тут же пообещал Леллдорин.
– В следующий раз?
Они рассмеялись и продолжили разговор под мерное колебание пламени свечи. Спустя час шторм понемногу стих, и их снова потянуло ко сну.
– Почему бы нам не попытаться опять заснуть? – предложил Гарион.
– Я задую свечу, – сказал Леллдорин. Он встал и направился к столу. – Ты готов? – спросил он Гариона.
Гарион почти мгновенно уснул и почти мгновенно почувствовал чье-то легкое прикосновение и еле слышимый шепот над ухом.
– Ты готов? – он повернул голову и увидел перед собой королеву Солмиссру, которая принимала облик то женщины, то змеи…
…Затем он очутился под мерцающим куполом пещеры богов и, не отдавая себе отчета, направился к чистокровному и родившемуся мертвым жеребенку, вытянув вперед руку.
– Ты готов? – торжественно спросил его Белгарат.
– Мне кажется, да.
– Хорошо. Собери свою волю и направь на него.
– Мне очень тяжело, дедушка.
– Ни о чем не думай. Только направь её. Он перевернется на другой бок, если ты сделаешь все правильно. Торопись. У нас еще много работы…
Гарион начал напрягать силу воли.
…В следующий раз он очутился на склоне холма с Адарой, своей двоюродной сестрой. В руке у него была засохшая ветка.
– Ты готов? – спросил его голос из глубины подсознания.
– Это имеет какое-то значение? – в свою очередь спросил Гарион. – Я хочу сказать, есть ли тут какая-нибудь разница?
– Все зависит от тебя и как ты с этим справишься.
– Это не очень хороший ответ.
– Это не очень хороший вопрос. Если ты готов, преврати ветку в цветок.
Гарион сделал, как ему было сказано, и внимательно осмотрел результат своей работы.
– Он не очень удачный, – как бы оправдываясь, сказал он.
– Так и должно было случиться, – вторил ему голос.
– Разреши, я попытаюсь еще раз.
– Что ты собираешься с ним делать?
– Я как раз хотел… – Гарион поднял руку, чтобы уничтожить неудавшийся цветок.
– Это запрещено, ты же знаешь, – напомнил ему все тот же голос.
– Разве не я сделал его?
– При чем здесь ты? Ничего нельзя переделывать. Он расцветет пышным цветом. А теперь пошли. Нам надо торопиться.
– Я пока не готов.
– Очень плохо. Мы больше не можем ждать…
…Гарион проснулся. В голове ощущалась странная легкость – видимо, от беспокойного сна. Леллдорин крепко спал. Гарион в темноте нащупал свою одежду, оделся и вышел. Необычайные сновидения продолжали преследовать его и в полутемных коридорах цитадели, воздвигнутой Железной хваткой. Ему даже стало казаться, что все ждут не дождутся от него каких-то подвигов.
Он вышел в продуваемый ветрами внутренний двор, в углах которого намело сугробы, а черные каменные плиты блестели ото льда. Забрезжила заря, и на фоне плывущих облаков уже были различимы зубчатые стены, окружающие двор.
За двором располагалась конюшня, где пахло теплым сеном и лошадьми. Дерник был уже на ногах. Как всегда, он стеснялся присутствия именитых дворян и предпочитал побольше времени проводить с животными.
– Тебе тоже не спится? – спросил кузнец Гариона, когда тот вошел в конюшню.
– От сна только муторно на душе, – ответил Гарион. – У меня такое чувство, будто моя голова набита соломой.
– Веселого Эрастайда, Гарион, – поздравил его Дерник.
– Да, да. – Из-за сновидений он совершенно забыл о наступлении праздника. – Веселого Эрастайда, Дерник.
Его жеребенок, спавший в дальнем стойле, проснулся и негромко заржал, почуяв запах Гариона.
– Веселого Эрастайда, маленький, – улыбаясь, приветствовал тыкающегося в него мордой жеребенка Гарион. – Как ты думаешь, шторм совсем прекратился? – спросил он Дерника, почесывая уши животного. – Или вернется?
– Подозреваю, что ушел в сторону, – ответил Дерник. – Хотя на этом острове погода меняется неожиданно.
Гарион кивнул головой в знак согласия, потрепал жеребенка по гриве и пошел к двери.
– Пожалуй, пойду проведаю тетю Пол. Вечером она говорила, что хочет починить мою одежду. Если она примется меня разыскивать, можно нарваться на неприятности, сам понимаешь.
– С годами ты, как я вижу, мудреешь, – усмехнулся Дерник. – Если я кому-нибудь понадоблюсь, то я тут.