Варвара Шихарева - Ирийские хроники. Заговорённый
В последующие часы Вел жил и умирал бесчисленное множество раз. Извивался на камнях от нестерпимой, раскалённым прутом прожигающей внутренности, боли и срывал себе голос от дикого крика ,а его разум разделился на сотни других. Он был скалою и ветром, видел приход ледников и их отступление; прорастал из каменистой, голой земли первой былинкой и умирал затравленным зверем под смех охотников... А потом снова воскресал - хищной тенью, караулящим около человеческого жилья добычу Бледным Призраком! Маски и жизни, судьбы и целые эпохи проживались Велом за считанные мгновения , и конца этой безумной карусели не было ... Зато была рвущая сердце тоска и бесконечная мука затерявшегося среди времён существа - они терзали Вела непрерывно и были хуже любой физической боли. Пытка нестерпимая и нескончаемая - видеть и знать, а затем , после очередного забвения начинать всё сызнова!.
Эмпат отчаянно пытался снова стать собою, вырваться из замкнутого круга непрерывно терзающих его видений, но всё было тщетно!.. И лишь когда он - опустошённый и раздавленный - стал обращаться в серый, уже больше никогда не станущий живым существом прах, к нему внезапно пришла тёплая , тёмная и ласковая волна , и измученный Вел, слившись с нею, погрузился в тихое, несущее покой и отдых забытьё!..
ПАУТИНА СУДЬБЫ
...- Удивил ты меня, Корви. Неприятно удивил! - Олден покосился на так и пребывающего в заточении ворона и с сожалением отставил в сторону опустевшую чарку. Покончивший с домашними хлопотами Мегрен поручил сотнику присмотр за по-прежнему негодующим Корви и отправился к расположенному в самом сердце чащи озеру - отшельник собирался провести около него ночь, вглядываясь только в одному ему ведомые дали. В итоге мающийся от безделья и тревожного ожидания Олден в одиночку прикончил скудные запасы спиртного, но так и не смог избавиться от недающих ему покоя мыслей. Как бы между прочим оброненное замечание Мегрена зацепило горбуна за живое, с неожиданной силой всколыхнув то, о чём Олден предпочёл бы не вспоминать. Нет, конечно: никто не вечен и объятий смерти никому и никогда не избегнуть, но Мегрен был последним приверженцем старой, ещё не искажённой поздними веяниями и храмовым поклонением традиции, да к тому же ещё и единственным приятелем всегда мизантропствующего Олдена. А потому горький осадок от возможной потери своего извечного оппонента и друга сотник не мог пригасить ни выпивкой, ни рассуждениями о том, что даже в таком случае образовавшуюся пустоту в его жизни всегда смогут заполнить алхимия и "белая", созданная им для лендовской княгини сотня.
... Сотник... Печальный итог для того, кто в своё время командовал тысячами! Олден перевёл взгляд на теплящийся в закопчённом очаге огонь и вздохнул - в таком далёком теперь Амэне он уже пережил и свой головокружительный триумф, и горькое унижение, да и с теперешней , пусть и слишком пасмурной на взгляд южанина родиной, вполне свыкся. Тем более, что на деле власти и свободы у Олдена в Ленде было гораздо больше, чем полагалось по званию, а подчинялся он напрямую лишь Нахимене, считаясь с главою всех "Ястребов" Кройстеном лишь постольку поскольку...
А вот в церемонном и надменном Амэне жизни Олдену не было никогда - закостеневшие традиции и священные предрассудки ни в чём не давали ему воли, ведь жреческие семьи давно стали заложниками ими же самими когда-то установленных правил. Впрочем строгие правила не мешали благородной верхушке плести хитроумные интриги в бесконечной и жестокой борьбе за влияние. Так что не было ничего удивительного в том, что один из надменной амэнской знати , благодаря ущемленному самолюбию, зашёл немного дальше, чем другие. Отец Олдена - Илит - потомственный жрец Хозяина Грома, поняв ,что власть и деньги всё же не помогут ему обойти не менее родовитого претендента на место Старшего в самом богатом и уважаемом храме Амэна, решился на рисковую затею - поставив на отчаянно рвущихся к власти и только начавших укреплять свои позиции поклонников Единого, он смог протащить их в Совет Семи, а затем ещё и сам переметнулся к ним, заняв главенствующее положение в самой верхушке культа! Но новое божество не смогло защитить расчётливого перебежчика от гнева старого, и последствия это гнева в первую очередь ударили по самому болезненному для любого аристократа месту - роды жены были тяжелыми и преждевременными , а появившийся на свет наследник оказался уродом. Болезненное дитя обречено было с самого рождения искупать своим несчастьем отступничество отца - так, во всяком случае, шептались злые языки за спиною Илита.
Стоит ли говорить ,что честолюбие и гордость жреца были глубоко уязвлены уродством сына! Поначалу он даже надеялся, что младенец не проживёт долго, но Алти ,ещё сама не оправившись от родов ,выхаживала своего ребёнка с такой любовью и самоотречением ,на какие способна только мать... Именно благодаря её неусыпным заботам мальчик выжил и встал на ноги, вот только опека всегда печальной и постепенно угасающей матери ,недолго защищала Олдена от жизненных невзгод. Илит хотел иметь здорового наследника во что бы то ни стало и ,не прислушиваясь к предостережениям лекарей о том ,что его хрупкую жену повторные роды могут просто убить, навещал Алти с завидной регулярностью. Итогом этих визитов стало окончательно подорванное здоровье матери и несколько выкидышей, последний из которых окончился мучительной смертью Алти...
Похороны прошли в какой-то суетливой, гаденькой спешке и никто не помешал девятилетнему мальчику остаться у могилы матери на всю ночь... Замороченная хлопотами прислуга хватилась ребёнка лишь на второй день и, сообразив наконец , где нужно искать хозяйского сына, с трудом увела его с кладбища - до этого всегда тихий и незаметный мальчик , с криком вырывался из рук дюжего конюшего,кусаясь и царапаясь , словно только что пойманный рысёнок!. Но это было только начало всех бед - оказавшись под родной крышей, Олден увидел, что положенным трауром в их доме даже не пахнет, а отец уже поглощён целым ворохом дел. Впрочем, Илит нашёл время и для сына - устроившись в кресле, он два часа стыдил мальчика за недопустимое поведение, слабость, и слёзы, а в конце своих нравоучений добавил, что будущую мачеху сын должен называть не иначе, как мамой и вообще - отныне упоминания об Алти в его доме запрещены...И вот тогда впервые стало ясно то, что нравом Олден пошёл совсем не в свою кроткую мать, ведь услышав последние слова Илита ,мальчик ,зло блеснув глазами ,бросил ему прямо в лицо: " Если Алти мне не мать ,то и ты не отец а... Предатель! Лживый ублюдок!!!" ... И пока не верящий собственным ушам жрец приходил в себя от удивления, мальчишка стрелою выскочил из комнаты , а затем и из ставшего ему ненавистным дома!..
