Виктор Поповичев - Транс
Я хотел спросить что-то еще, но она устало махнула рукой и ушла в угол за ширму. От циновки пахло теплой пылью и соломой. Бессонная ночь начала сказываться, и я задремал.
Не знаю, долго ли я спал, но вдруг проснулся. Комната была красной от заходящего солнца. Осторожно встал, прислушался. За шторой сладко посапывала женщина. Мне захотелось глотнуть свежего воздуха.
Довольно быстро отыскал выход наружу и устроился на куче опилок. Ветер, продолжавший выть в печной трубе – чертовски противный звук, к которому я пока не мог привыкнуть, – мешал сосредоточиться. Хотя и думать-то ни о чем не хотелось.
– Яков, – позвал тихонько, вспомнив, что не сам я пришел в город и что от меня ждут действий.
– Как дела, Поляков? – откликнулся лесной человечек, впервые обратившийся ко мне по фамилии. – Что-то случилось?
– Боюсь, Черный недосягаем для меня.
– Не паникуй, – сказал Махишасура. – Мы хозяева этой земли. Пока все идет хорошо. Тролль Пельдоиви вычислил планету, с которой прибыл к нам Черный.
– Надо выяснить, чего он хочет, – влез в разговор Яков. – Тебе неплохо бы встретиться с Хогертом.
– Откуда вам известна такая фамилия? – удивился я.
– Так ты привыкай, мы все – одна система, – прорычал Махишасура. – В тебе сейчас сидят все демоны, русалки и прочая нечисть, как называют жителей нашего мира у вас.
– Значит, вам известен каждый мой шаг, каждая мысль?
– Зачем каждый?.. Знаем то, что необходимо для общей пользы. – Яков сказал что-то неразборчивое и добавил: – Хогерт имеет дело с документами… Сомневаемся, что они нужны Черному. Но какая-то связь имеется…
– Конец связи. Сюда идут, – сказал я, услышав плеск воды и тихий говор.
Притаился, прислушиваясь. Гора мусора скрывала меня. Не знаю, что мне пришло в голову, но я решил напугать своих новых знакомых и превратился в аморфное существо, заставляющее всех ощущать пульсирующую боль в пятках. Выскользнул из своего укрытия наперерез ничего не подозревающим мужчинам.
Гришка шел размахивая литовкой и, казалось, не замечал меня. Они не видели меня! Я дал им приблизиться, послал иглу в его ноги и тотчас ощутил страшный удар в живот. Чудовищная сила бросила меня через кучу мусора, и я, скорчившись от дикой боли, упал ничком на кучу опилок.
– Руби его! – завопил Гришка. – Он где-то тут, рядом! – Ж-жик, ж-жик, ж-жик, – зажужжал воздух.
Меня положили на циновку. Осторожно пощупали рукой живот, облегченно вздохнули. Тронул живот и я – боль утихла, раны нет. Слава Богу, пронесло на этот раз.
– Нет, думаю, сейчас я тебя отоварю, и хвать его литовкой! Правда, плашмя достал, но с оттяжкой, – хвастался Гришка. – Достал-таки. Будет помнить мою железяку.
Феля возилась в своем закутке, шурша бумагой. Мужчины засели за карты. Кроме Гришки – тот продолжал вновь и вновь рассказывать, как ловко он проучил Хозяина. Однако я придумал, как встретиться с Хогертом. Притворюсь больным. И когда Феля поднесла к моему лигу фанерку с бутербродом и жидкостью в пластиковом стаканчике, отрицательно мотнул головой и скривился от «боли».
Она села так, чтоб заслонить мое лицо от света свечи.
– Брюхо болит, – жалобно глянув на нее, шепнул я, – и тошнота – еле сдерживаюсь.
– Сними рубашку, – попросила она и помогла мне повернуться на спину. Расстегнула пуговицы. Увидев мой голый живот, вздрогнула, прижала свою грязную ладонь к моему лбу.
– Чего там у него? – спросил кто-то недовольным голосом.
– Ушибся, – сказала предводительница спокойно. – Может, перетерпишь? – спросила у меня. – Доктор стоит много хлеба.
– Напишу друзьям, и хлеб будет, – сказал я.
– Мы экономим… Придет зима, и надо будет много еды. Доктору придется отдать большую часть того, что мы накопили. Ты понимаешь?.. А если доктор заинтересуется тобой? Кто ты, чтоб давать такую дорогую цену за свое здоровье, может спросить он.
– Пусть будет так, как сами решите. – Я прикрыл глаза, несколько раз охнул – мол, очень больно, застегнул рубашку и повернулся лицом к стене.
За спиной долго шептались, спорили. Потом затихли. Наверное, все вдруг посмотрели на меня.
– Есть вариант: мы его подкинем людям нашего врага, а он постарается договориться с ними сам. Нам нельзя рисковать. И запас трогать не можем. Представьте: его друзья откажутся помогать – сдохнем, как собаки. В первый же мороз окочуримся. Зимой надо хорошо жрать, чтоб не заболеть.
Мужики одобрительно загудели.
Собственно, спрашивать моего согласия никто не стал. Завернули в какую-то тряпку, пахнущую кислой капустой, обвязали веревками и бросили на дно лодки. Минут через двадцать пристали к берегу и еще около получаса тащили по песку, лавируя меж испачканных во что-то черное валунов. Остановились у врытой в песок цистерны. Константин, виновато поглядывая на меня, развязал веревки и освободил пелены.
– Мы тебе оставляем немного еды… Они придут сюда, когда рассветет. Не говори им о нас. Если спросят – дескать, сегодня вышел из клетки. Покажи им локтевой сгиб – брали кровь и дали взамен еды. – Константин поднес к моему носу вкусно пахнущий кусок выпечки. – Покажешь – мол, все, что осталось… А литовку мы забираем. Не серчай.
– Сволочи вы! – крикнул им вслед. Они ушли, даже удачи не пожелали.
Однако все шло по задуманному плану: кто бы меня ни нашел, скажу, что ищу Хогерта. «Зачем?» – могут спросить. «Послан своим предводителем для важного разговора. И что разговор этот касается только нас, потому что… Потому что мы пришли в город не через клетку, а из-за Черты». Как знать, может, Хогерт, как и я, действительно оттуда и ему знаком мир Якова?
Я встал, сделал несколько шагов. Боль в животе была, но не сильная. Однако стоило прикоснуться пальцами к синяку, ощущалось покалывание, словно прикладывали к животу пучок щетины. Вдобавок навалилась усталость. Облокотился на цистерну. Что-то хрустнуло, и в ржавом металле образовалось отверстие. Пахнуло смрадом, словно внутри находились разложившиеся трупы. В голову полезли мрачные мысли.
Дурацкое состояние, когда начинаешь жалеть о содеянном: зачем ввязался в это дело? Не проще ли послушаться Еремеева и отдать все на откуп «Посоху»? Чего доброго, саданет какой-нибудь дуролом литовкой по шее! Где гарантия, что удар не будет смертельным для меня? Хорошо, если в любой момент можно проснуться, а если не успеешь? Мне стало страшно. Раньше все воспринималось как игра, сейчас – очень близко к реальности, синяк на животе предупреждал: может быть и гораздо хуже.
Холодный камень, к которому я прислонился спиной, напоминал видом врытую в землю берцовую кость. Сыпучий песок медленно заглатывал мои ноги.
