Кэтрин Фишер - Оракул
В первый момент она не знала, что делать. Надо было бы опуститься на колени, но это казалось неуместным, тем более что он взял ее за руки и широко развел их в стороны, рассматривая.
— Ты точно такая, какой я тебя представлял! Я видел тебя во сне, и еще в саду. Помнишь сад? Тот, где текла и журчала вода?
Она кивнула, смущенно и немного испуганно.
— А я? Я такой же, как ты думала?
Она бросила быстрый взгляд на Орфета.
— Да. Да... такой же.
— Тогда все в порядке. — Исполнившись странного удовлетворения, он выпустил ее руки и подошел к позолоченному столу, на котором лежали подношения. Она в ужасе смотрела, как он разломил буханку белого хлеба, с аппетитом впился в нее зубами и протянул кусок Орфету. Великан в ужасе отпрянул.
— Архон...
— Сын мой, я воплощение Бога на земле. Это пиршество для меня. И я не хочу, чтобы мои друзья остались голодными. — Голос у него был необычный. Он перекатывался между колоннами, и дрожали языки пламени над лампой, и слова казались необычайно древними и далекими.
Мальчик налил себе воды из кувшина — осторожно, пролив на пыльные камни всего лишь несколько капель, — с жадностью выпил и сказал:
— Мама называла меня Алексосом. И вы так зовите, пока я не стану Архоном.
Мирани обернулась к Орфету.
— Они заметят, что еда исчезла...
— Скажи, что ее съел Бог, — музыкант пожал плечами.
Она с трудом сдерживала рвущийся из груди крик. Но, сделав над собой усилие, сказала как можно спокойнее:
— Пройдите поглубже в зал. Не шумите, и не выпускай его наружу. Сюда никто не придет до завтрашнего Ритуала, а вечером я вернусь, проверю, все ли у вас хорошо.
Орфет угрюмо кивнул. Алексос налил воды в вазу для церемониальных омовений и принялся умываться. Грязь и песок слоями сходили с его лица. Намокшие волосы облепили голову. Он тихо рассмеялся.
Орфет мягко взял ее за руку.
— Оставь его на мое попечение. Завтра день Красных Цветов, верно?
Она горестно кивнула.
Он рассмеялся.
— Хорошо, что меня не поймали, а то бы перерезали горло вместе со всеми остальными... Ты уверена, что мальчик здесь в безопасности?
— Уверена. Но, Орфет, — она понизила голос, — побудь с ним, ладно? Тебе нельзя покидать Храм. Если тебя найдут на Острове...
— Не терзай себя понапрасну, госпожа. — Огромный и грязный, он небрежно облокотился о колонну и посмотрел на нее сверху вниз. — Орфет — малый хваткий. Я не так прост, как тебе кажется...
И на мгновение, в первый раз после их знакомства, ей почудилось, что все его хвастовство и грубость — напускные, не более чем защитная скорлупа, под которой прячется кто-то совсем другой, а его настоящая натура становится видна только поздними ночами, когда он, полупьяный, тихо наигрывает на лютне. Он рассмеялся и отвернулся.
В дверях она обернулась, но обрамленный колоннами зал превратился в непроглядный лабиринт, лишь где-то в темной глубине путеводной звездой слабо мерцала лампа.
Снаружи нещадно палило солнце; жара казалась густой пеленой, через которую ей приходилось с трудом продираться на пути к Верхнему Дому. Над внутренним двором и садом колыхалось знойное марево. Там гуляла Крисса и другие девушки, они смеялись и болтали, но с ними был Корет: слуга внимательно наблюдал за тем, как рабыни пробуют ароматизированное масло из огромных амфор, присланных в дар каким-то купцом. Мирани юркнула в кусты гибискуса. Ей не хотелось слышать испуганный, захлебывающийся от волнения шепот Криссы. Напрасно она ей доверилась, тем самым поставив весь план под угрозу. Впрочем, она не доверяла Орфету — он слишком поглощен своими мстительными замыслами. А мальчик... кто же он такой?!
Бог.
Она нахмурилась. Сетис — единственный, у кого есть здравый смысл. Но Сетис ушел. Он ясно выразил ей свои чувства. Она отвела рукой ветку и нырнула под арку, ведущую на террасу Верхнего Дома.
И застыла, как вкопанная.
На террасе был Аргелин. Он сидел к ней спиной и с кем-то разговаривал. Фасад здания окутывали пышные пряди вьюнка с великолепными алыми цветами; среди распустившихся бутонов деловито жужжала целая армия пчел. Опустившись на колени, Мирани на четвереньках подползла поближе. Земля запеклась твердой коркой и обжигала ладони.
Генерал сидел на скамейке в тени, расшнуровав доспехи, и держал в руке чашу. Он говорил:
— Уверяю тебя, мои люди провели самое тщательное расследование. Музыкант мог на самом деле сесть на корабль и сбежать из города. Если девчонка виновата, думаю, ты, госпожа, разберешься с ней лучше меня, хотя мне почему-то кажется, что ты уже предпринимала такие попытки. — Он растянул губы в своей обычной ледяной улыбке и отпил глоток.
Голос Гермии звучал подавленно: он слышался с беломраморного балкона, нависавшего над морем.
— Ей повезло. В следующий раз повезет меньше...
— Мне казалось, ты выбрала ее, потому что она — серая мышка.
— Да.
Мирани презрительно вздернула брови.
— Пожалуй, я ее недооценила. Этот заговор куда серьезнее, чем мы думали. — Гласительница подошла и села на теплые камни у ног Аргелина, прислонилась спиной к скамье. Ее пальцы глубоко зарылись в листья в считанных дюймах от лица Мирани. Монотонно жужжали пчелы.
— В каком смысле?
— Они хотят посадить мальчишку на трон Архона.
Мирани похолодела. Но Аргелин лишь усмехнулся в ответ.
— Да, госпожа, такой заговор есть. Наш заговор....
— Нет, не наш. Еще один. И девчонка в нем замешана. Одна из Девятерых... скажем так, крайне предана мне, и она мне все рассказала. Мне известно, что мальчишку доставили из Алектро.
— Из Алектро? — Аргелин вытаращил глаза — У меня есть сведения о беспорядках в этой деревне. Настырная толпа тамошних жителей всю ночь галдела под окнами моего штаба. Там у них кого-то похитили. Преступников было двое... да.
Гермия кивнула.
— Один из них — музыкант.
— Что?! — Он внимательно посмотрел на нее. — Откуда ты знаешь?
— Я многое знаю. Даже знаю, где спрятан этот мальчишка. — Она высокомерно улыбнулась. — Хочешь, скажу?
У Мирани перехватило дыхание. Она чуть не вскрикнула от резкой боли в груди.
Аргелин выпрямился. Неторопливо поставил чашу на мраморный пол. Чаша тихо звякнула.
— Скажи.
Гермия придвинулась ближе, взяла его за руку, сжала ее в ладонях......
— Ты любишь меня, Аргелин?
Тот нетерпеливо поморщился.
— Ты же знаешь, люблю. Но какое...
— Интересно. — Глаза Гермии изучали его с холодным любопытством; на ярко накрашенных губах не было улыбки. — Ты так же любил бы меня, если бы я не была Гласительницей? Если бы Гласительницей стала Крисса или Ретия, ты полюбил бы их? — Она крепко стиснула его руку. — Ты пользуешься мною, генерал? Или говоришь правду?
