Елизавета Дворецкая - Весна незнаемая. Книга 2: Перекресток зимы и лета
Неясный гул ветра сплетался в слова, сначала неразборчивые, потом все более ясные. Громобой прислушался: издалека долетала легкая россыпь березового шума, и в этом шуме он различал мягкий женский голос, похожий на голос богини Лады:
Пойду я из дверей в двери,
Из ворот в ворота,
В чистое поле,
Под светлый месяц,
Под частые звезды;
И лежат три дороги:
И не пойду ни направо, ни налево,
Пойду по дороге середней,
И лежит та дорога через темный лес…
Громобой огляделся еще раз: прямо перед ним, по краю обводя овраг, вилась бледная, едва заметная тропинка. На земле, густо усыпанной серовато-бурым слоем старой палой листвы, где лишь изредка торчали зеленые былинки, она скорее угадывалась, чем виднелась: на ней не было никаких следов, а только чуть-чуть веяло присутствием живого духа. А может, и того не было, а просто кто-то издалека указывал Громобою, куда идти. И он пошел.
Чем дальше он шел через лес, тем крупнее становились деревья вокруг. Подлесок, кусты и мелкие деревца исчезли, оставались только старые деревья-великаны: дубы, сосны, ветлы. Здесь и там громоздились овраги, холмы, валуны, точно какой-то исполин гулял здесь, ненароком ломая столетние дубы и разбивая землю своими тяжеленными шагами. Огромная ива, надломленная посередине ствола, висела ветвями вниз и была похожа на великана-велета, которого враги убили и повесили вверх ногами. Ветер дул все сильнее. Он стремился откуда-то сверху навстречу Громобою, и идти становилось все труднее. Пригнувшись, опустив голову и набычившись, Громобой упрямо шагал и шагал против ветра, почти не глядя вперед и на каждом шагу цепляясь руками за стволы и ветки, чтобы не отнесло назад. От ветра гудело в ушах и шумело в голове, постоянное сопротивление вихря заставляло напрягаться изо всех сил, так что вскоре Громобой уже не чуял земли под ногами, а ощущал одно: что лезет все вверх и вверх.
Местность поднималась и постепенно перешла в крутой склон горы. Ревущий вихрь стремился в горы вниз, как водопад, наклонял огромные стволы, теребил и ломал ветки; в лицо Громобою летели древесные обломки, листва, комья земли и даже мелкие камни. Одной рукой заслоняя глаза, второй он хватался за что попало, за деревья, за корни, торчащие отовсюду, за выступы скалы, подтягивался, но лез и лез вперед с чудесным упрямством – качеством, за которое его всю жизнь бранили и которое сейчас так пригодилось.
Вдруг шум и рев кончился, как отрезало. Оглушенный Громобой не сразу заметил перемену, но, вскочив на очередной уступ, внезапно осознал, что и леса больше нет. После долгого напряжения стоять без опоры было трудно, хотелось за что-нибудь ухватиться, но вокруг было пусто, и Громобой стоял, опустив усталые руки, и пошатывался, стараясь обрести равновесие. Позади себя он видел целое море бушующих зеленых вершин, круто уходящее вниз и вдаль, насколько хватало глаз. Там внизу ревел ветер, но здесь была тишина. Перед ним была равнина, упиравшаяся прямо в голубовато-синее небо. Даль его была так спокойна, так беспредельна и глубока, что Громобой сразу понял: сейчас он видит это не с земли, а тоже с неба. Мимоходом кольнуло беспокойство: куда же это я забрался? Он вышел из Надвечного Лета, владений богини Лады, но полез еще выше… Что же выше-то?
Громобой сделал шаг, но тут же покачнулся и остановился. Только теперь он глянул себе под ноги, и от этого взгляда его пронзила холодная дрожь: под ногами был прозрачный свод, и сквозь твердую толщу непонятно чего он видел далеко-далеко под собой землю – бескрайние пространства лесов, ленты рек, луговые равнины, горы, кое-где светлые пятнышки озер. Где-то вид заслоняли облака, создавая видимость твердой опоры для ног, но быстро расходились снова, и Громобой опять видел под собой прозрачные громады воздуха. Он не мог заставить себя сделать хоть шаг – так и казалось, что сейчас нога провалится и он рухнет вниз с такой высоты… Что до земли и нечему будет долетать.
Но другой дороги здесь не было. Солнце же ходит по прозрачному своду Среднего Неба – значит, и ему можно, раз уж он как-то сумел сюда взобраться! Стараясь не смотреть под ноги, Громобой поднял голову. Ветра здесь не было, но воздух был как-то необычайно плотен и густ. Казалось, воздух стоит здесь, как вода в пруду, но стоит ему получить какой-то слабый толчок, и вся эта воздушная громада обрушится отсюда сверху на лежащий внизу мир – и это будет воздушный ток огромной силы, исполинский ветер, способный поломать леса и расплескать озера. «Шли вихри зеленого леса ломати, на поле из корени вон воротити, моря синие колебати…» Это была самая вершина мира, откуда и льются на землю ветры. А значит, и Дед Ветров, к которому его послала Лада, где-то здесь.
Впереди виднелось какое-то туманное облачко. Не глядя вниз, Громобой направился к нему. Идти было неожиданно легко, словно сама воздушная громада, бывшая здесь вместо земли, подталкивала его ноги. Чем ближе он подходил, тем больше прояснялось облачко, и вскоре Громобой разглядел, что это два невысоких холмика, а в промежутке между ними лежит чья-то исполинская фигура. Неясно вырисовывался как будто старик, весь укутанный в свои длиннющие белые волосы и такую же бороду. Белые пряди его волос постоянно шевелились, словно по каждому волосу беспрерывно пробегали ветерки и вихорьки. Глаза старика были закрыты, а на губах его виднелась огромная ледяная цепь.
Чем ближе подходил Громобой, тем труднее ему было идти. Дыхание Ветрового Деда издалека обжигало холодом, так что в груди теснило и ноги подгибались. И пояс, который на него надела Лада, быстро застыл и стал казаться ледяным. Он все тяжелел, потом стал оттягивать назад, словно к нему была прикреплена невидимая цепь. Эта цепь все натягивалась, и наконец Громобой обнаружил, что не может сделать больше ни шагу. А между тем было неясно, близко ли он подошел к Ветровому Деду: пространство между ними не поддавалось измерению, да и рассмотреть Стрибога было нелегко. Стоило сосредоточить на чем-то взгляд, как все расплывалось, глазам рисовалось только огромное белое облако, закрученное вихрем. Оставалось впечатление постоянного движения, клубящегося ледяного урагана, каждый миг готового сорваться с места и лететь, сметая все на своем пути, но какой-то невидимой силой прикованного на месте. Из этого белесого облака глазу лишь мельком удавалось выхватить то очертания лица, то прядь бороды, то блеск ледяной цепи, и то настолько неверно, что Громобой сомневался, а можно ли договориться с этим существом.
– Здравствуй, Ветровой Дед! – крикнул Громобой, не особенно надеясь на ответ.
– Здравствуй, племянник! – грохнуло в ответ, и Громобой покачнулся: этот голос звучал как мощный поток ветра, густой почти как вода, и сам этот звук своей силой сбивал с ног. – По делу пришел или от безделья?
