Молка Лазарева - Фрейлина специального назначения
Но увиденная картина — блаженствующий преподаватель зельеварения и восемь кружащих вокруг него фрейлинских «акул» — убила меня наповал.
— Магистр, огромное спасибо за эту приятную прогулку, которую вы нам сегодня подарили.
— Мы, наверное, никогда не сможем отблагодарить вас, магистр!
— Почему вы так решили? — хитро улыбаясь, подмигивал им Глеб.
«Акулы» хихикали и с таинственным придыханием обещали:
— Мы можем сделать для вас все, что попросите!
У меня аж глаза на лоб полезли от такой неслыханной наглости. Нет, ну я все понимаю — легкий флирт с парнями своего возраста еще куда ни шло, но так откровенно пытаться склеить преподавателя?! В мою голову это отказывалось укладываться.
— Все, что попрошу? — в голосе преподавателя появилось притворное смущение.
— Конечно, магистр Глеб. Мы просто обязаны вас отблагодарить! — продолжали «акулы».
Если честно, то я была в полном шоке. И после этого некоторые мадемуазели имеют наглость называть меня «низшей», да я образец целомудрия!
— Ну-у-у, раз вы настаиваете, — протянул преподаватель. — Тогда я приглашаю каждую из вас вечером в свою лабораторию, я думаю, мы там найдем, чем заняться. Вы же мне не откажете?
«ЧТО-О-О-О?» — едва не заорала я. Помешала мне накатившая невесть откуда волна, которая накрыла с головой.
— Конечно, как вы могли такое о нас подумать? Мы дамы чести! — заверили будущие фрейлины.
— Ловлю вас на слове, милые мои! — На лице преподавателя цвела улыбка кота, который за один раз съел миску мышей, выпил литр сметаны и похитил сердце породистой кошечки. — А сейчас, мои хорошие, — продолжил магистр, — разрешите мне сделать небольшой заплыв подальше от берега!
Будущие фрейлины согласно захихикали и, разомкнув свой акулий круг, выпустили преподавателя из водного плена. Зельевар неспешно выплыл, даже умудрился показательно поиграть под водой мускулами, чем вызвал новую волну восторженных охов-вздохов, а затем нырнул куда-то в глубину, чтобы выплыть метрах в сорока от берега.
За всем этим я наблюдала с показательным равнодушием, хотя в какой-то момент пожалела, что не взяла с собой боевые туфли на каблуках — очень хотелось кинуть в одну из «акул», чтобы заткнулись, перестали верещать и раздражать меня своим хихиканьем. Успокоилась я только тогда, когда Глеб от них отплыл, и его «приглашенные дамы» наконец замолкли, перестав испытывать к преподавателю интерес.
Снова закрыв глаза и погрузившись в водную медитацию, я довольно улыбалась солнышку, плещущим волнам, крикам чаек, не спеша барахтала ладонями и ступнями в воде, наслаждалась обстановкой.
— Эля, ты далеко отплыла от берега! — из ниоткуда услышала голос.
«Вот же ж, покоя от него нет! То одно, то второе!» — Мое раздражение проснулось и теперь набирало новые обороты, грозя достигнуть апогея.
Глаза пришлось открыть, чтобы обнаружить Глеба в метре от себя, плескающегося в такой же, как и моя, позе, и берег метрах в пятистах.
«Отлив!» — послушно подсказало сознание.
— Хорошо, я плыву обратно! — согласилась я и, перевернувшись на живот, проворно заработала руками-ногами. Все же плавать далеко от берега в незнакомом месте — верх идиотизма.
Греблось с трудом, и мне не нравилось, что препод плыл рядом — это раздражало.
— Тебе идет голубой цвет! — будто бы невзначай обронил он.
«Ах ты, кобелина!» — сорвалась я с катушек, ведь это означало, что мое нижнее белье все же оценили по цветовой гамме.
— Тоже хотите меня вечером в лабораторию пригласить? — не удержалась и ляпнула я, на что имела полное право. В конце-то концов, комплимент был совсем недвусмысленным! Преподаватели такие студенткам не делают!
Глеб, ни капли не смутившись, продолжал плыть дальше, а вот его белые зубы сверкнули на солнце в широкой улыбке:
— Ну что ты, Элька! Я думаю, восьмерых, молодых, страстных, пышущих желанием отблагодарить первокурсниц мне хватит, — все слова выделял ехидным похотливым придыханием. — Хватит для того, чтобы заставить каждую из них…
Его глазки мечтательно закатились.
«Да вы, батенька, извращенец!» — В моей голове мелькали жуткие картины того, как Глеб может заставить «акул» его благодарить. Камасутра отдохнула.
Мои глаза по мере его речи испуганно округлялись.
— …чтобы заставить каждую из них перемыть все колбы, скопившиеся за пятьдесят лет в моей лаборатории. Давно мечтал устроить генеральную уборку.
Клац… С таким звуком захлопнулась моя упавшая челюсть.
— Но, Элька, ход твоих мыслей я оценил! — озорные смешинки прыгали в его голубых глазах. — Я не сплю с курсантками! Правда, курсантки этого уже на протяжении многих лет не хотят понимать!
От его слов меня терзали противоречивые чувства и назойливые сомнения. Здесь, наедине, далеко от берега, я не побоялась озвучить наболевший вопрос:
— А зачем тогда вся эта игра? Розы? Комплименты? Признания в любви в коридорах Академии? Ты же сам провоцируешь девушек на такое поведение!
— А это и не игра… — в его интонациях послышалась вселенская грусть. — Я не всегда контролирую свое поведение, и об этом известно всем!
— Но ведь сегодня ты играешь. И это заметно…
— Иногда неадекватность очень полезно разыгрывать.
— Тогда еще один вопрос: зачем ты мне это все рассказал?
— Ты муза, о свет моих очей! А с музами нужно быть честными, иначе они перестанут приходить…
— Наверное, ты все же псих!
Магистр лишь улыбнулся и продолжал грести к берегу.
— В разное время моими музами были разные люди или вещи. Одной из них была Троя, потом Луна, несколько лет назад моей музой была ваша иномирянская водка. Сегодня это ты, завтра ею может стать отблеск последней падающей звезды — век моих муз, увы, недолог.
— Однозначно псих! — вынесла я окончательный вердикт. — Глеб, тебе необходимо показаться психиатру.
Забавно, но я не боялась ему заявлять подобные вещи, видимо, пользовалась своим привилегированным положением музы. Но на мое колкое замечание мужчина не отреагировал, он внимательно вглядывался в берег, где сейчас бушевал какой-то переполох.
— Элька, кажется, сейчас начнутся серьезные проблемы! — нахмурился он.
— В смысле? — Суету на берегу я видела, а вот ее причину пока разглядеть не могла.
— В прямом!
До берега оставалось метров пятьдесят, когда я поняла, что имел в виду Глеб. На гальке, широко расставив ноги и заложив руки за спину, как суровая скала, возвышался взбешенный Эридан Тарфолд. Отловленные и обтекающие от воды фрейлины стояли, построившись за его спиной в шеренгу, и в лицах их читались вселенские страдание и боль.
