Макс Фрай - Ключ из жёлтого металла
Разумеется, принять решение было куда проще, чем осуществить, время-то, прямо скажем, неподходящее, утро буднего дня, туристов сравнительно мало, и ребята, по идее, должны сейчас сидеть на занятиях. Ну вот и поглядим, как реальность будет выкручиваться, злорадно подумал я. Давно я от нее ничего из ряда вон выходящего не требовал, разбаловалась она у меня, разленилась. Пусть привыкает, что теперь все будет иначе.
И стало иначе.
На улице Нерудовой пахло дымом, корицей и почему-то морем, мимо стремительно проехал мальчишка на одноколесном цирковом велосипеде, среди воробьев на мостовой суетился взъерошенный волнистый попугайчик цвета ошпаренного лимона, а у входа в мой отель были разбросаны клочки игральных карт. У кого-то пасьянс не сошелся, весело подумал я. Ну поглядим, может, у меня сойдется.
И зашагал вперед по дорожке из пик и червей, которая вела наверх, в Пражский Град.
Пестрые кусочки картона не иссякали, похоже, неизвестный любитель рвать и метать распотрошил не одну, а добрую дюжину колод, чтобы вымостить мне путь к Святому Виту, у подножия которого я встретил нестриженого черного пуделя, без хозяина и ошейника, зато с почти целой пиковой дамой в зубах. Сплюнув ее к моим ногам, пес убежал, не обращая внимания на мои насмешки: «А как насчет моей души, неужто не требуется?» Но, видимо, действительно не требовалось.
Я пожал плечами, подобрал карту, яркую, как картинка в книжке для дошкольников. Такая колода никогда прежде мне не попадалась; впрочем, теперь их стало очень много, не уследишь, не то что в годы моего детства, когда все довольствовались одним и тем же стандартным набором. У пиковой дамы были огромные глаза, ярко-зеленые волосы и оранжевая роза в зубах. Я пожал плечами, но сунул трофей в карман, пусть останется у меня на память о дне, когда мир изменился. Почти незаметно — начнешь описывать перемены и тут же заткнешься, обнаружив, что говорить, в сущности, не о чем, — но, я очень хотел в это верить, необратимо.
Повинуясь не столько любопытству, сколько желанию убедиться, что дело о рваных картах закрыто, и с легким сердцем отправиться куда глаза глядят, обошел собор Святого Вита. Разноцветных клочков больше не нашел, зато в переулке по соседству с площадью увидел уже знакомого черного пуделя. Он разлегся на разогретом солнцем тротуаре, вывалив от удовольствия длинный розовый язык. Рядом ним стояла на четвереньках субтильная девица в джинсовом комбинезоне и мешковатом белом свитере, явно с чужого плеча; ее прямые, едва прикрывающие уши волосы были подстрижены аккуратным каре, выкрашены во все цвета радуги и тщательно уложены аккуратными ровными полосками. Челка, в центре которой проходила граница между желтым и зеленым, выглядела особенно эффектно. Приглядевшись, я понял, что барышня не просто так ползает по земле, а разрисовывает цветными мелками плитки тротуара. Подойдя поближе, я услышал, как она тихонько бормочет себе под нос: «Ишол на барщину пиздячить Иван-дурак из третьей избы. В штанах нес окорок свинячий, чтоб не страдать от онанизму…»
Фигассе заклинание, подумал я, шокированный не столько содержанием поэтического произведения, сколько звучанием родной речи. Интересно, а чехи то в городе еще остались? Пока, по моим наблюдениям, счет был явно не в их пользу.
Заметив меня, девица умолкла, подняла радужную голову и вежливо сказала:
— Извините, пожалуйста, что я надела ваш свитер. Вы оставите его у меня только завтра; по-хорошему, тогда же и следовало бы начать его носить. Но я не утерпела.
Это была едва ли не самая дремучая чушь, какую мне когда-либо доводилось слышать. Однако я невольно уставился на ее свитер. Он действительно был очень похож на мой. Надо же.
— Все это, конечно, еще можно отменить, — сообщила радужная незнакомка. — Если захотите.
— Что именно? — спросил я.
— Смотря с какой точки зрения. Если с вашей, то меня и его. — Она погладила пса. — А если с моей, то вас и, увы, свитер. Мне будет его очень не хватать.
Чем дальше, тем меньше я понимал, что происходит. Но присутствовать на репетиции в этом самодеятельном театре абсурда мне пока нравилось.
— Ладно, — согласился я, — не будем ничего отменять. Если уж вам так дорог мой свитер.
— Отлично, — кивнула девица.
Собрала мелки в коробку, поднялась с четверенек, отошла немного в сторону; пудель тут же поднялся и последовал за ней.
— Сейчас мы уйдем, а вы, пожалуйста, наступите на мой рисунок, — сказала она. — Просто наступите ногой, а еще лучше — двумя. Ничего больше делать не нужно.
— И что случится?
— Тогда ничего не отменится, — снисходительно, как неразумному отроку, объяснила радужная. — Ну как, наступите?
— Обещаю.
— Большое вам спасибо. Ну, мы пошли. Пора. Меня уже будят.
— Будят? — растерянно переспросил я.
— Ну да, да, — нетерпеливо кивнула она. — До встречи!
Будущая хозяйка моего свитера развернулась и побежала, пес рванул следом. Я поглядел, как эта парочка свернула во двор, хотел было отправиться за ними, поглядеть, что там, за воротами, но решил, что сперва все-таки надо наступить на рисунок, а то вдруг потом не найду. Никогда в жизни я не давал таких идиотских обещаний, да еще и при столь дурацких обстоятельствах, — уже хотя бы поэтому следовало сдержать слово.
Я посмотрел на картинку. Сперва мне показалось, на тротуаре нарисовано солнце с разноцветными протуберанцами; приглядевшись, я понял, что все не так просто. Круг, пустой внутри, но тщательно разрисованный снаружи. На его поверхности стояли разноцветные домики, росли деревья, ездили автомобили и бегали крошечные человечки. Так могла бы выглядеть работа ребенка, впечатленного известием, что Земля, оказывается, круглая, однако даже моих дилетантских познаний хватило, чтобы за кажущейся простотой рисунка распознать руку профессионала. Это была великолепная графика; я, помню, пожалел, что у меня нет ни фотоаппарата, ни даже камеры в телефоне — затопчут ведь, через пару часов ничего не останется. Однако все, что я мог сделать, — исполнить просьбу художницы, аккуратно поставить в центр пестрого круга левую ногу, а следом за ней — правую, и…
— С вами все в порядке? Бессонная ночь? — сочувственно спросил Рыцарь. — А почему кофе не пьете? Вам его уже принесли. Вы не против, если я сяду рядом?
Я сперва утвердительно кивнул, а уже потом его узнал. Сейчас он, конечно, был без бутафорских лат и картонных ножен, однако красная куртка та же, что я видел на нем в баре. И чудовищное произношение, и сердечная улыбка, и восхитительная невозмутимость самодостаточного человека. Когда не понимаешь, кто ты такой, где находишься и что, черт побери, происходит, такой собеседник — просто подарок судьбы. Не факт, что объяснит, зато успокоит одним своим присутствием.
