Джон Толкин - Властелин Колец
Ход был тёмный, сырой и упирался в решетчатые ворота из густо посаженных стальных прутьев. Мерри спешился и отпер их, а когда все прошли — захлопнул. Ворота сомкнулись, и зловеще клацнул запор.
— Ну вот! — сказал Мерри. — Путь назад закрыт. Прощай, Шир, перед нами Вековечный лес.
— А про него правду рассказывают? — спросил Пин.
— Смотря что рассказывают, — отвечал Мерри. — Если ты про те страсти-мордасти, какими Толстика пугали в детстве, про гоблинов, волков и всякую нечисть, то вряд ли. Я в эти байки не верю. Но лес и правда чудной. Всё в нём какое-то насторожённое, не то, что в Хоббитании. Деревья здесь чужаков не любят и следят-следят-следят за ними во все… листья, что ли? — глаз-то у них нет. Днём это не очень страшно, пусть себе следят. Бывает, правда, иногда — одно ветку на тебя обронит, другое вдруг корень выставит, третье плющом на ходу оплетёт. Да это пустяки, а вот ночью, мне говорили… Сам-то я ночью был здесь раз или два, и то вблизи Городьбы. Мне казалось, будто деревья шепчутся, судачат на непонятном языке и сулят что-то недоброе; ветра не было, а ветки всё равно колыхались и шелестели. Говорят, деревья могут передвигаться и стеной окружать чужаков. Когда-то они даже к Городьбе подступали: появились рядом с нею, стали напирать и клониться на неё сверху. Тогда хоббиты вышли, порубили сотни деревьев и выжгли широкую полосу к востоку от Городьбы. Лес отступил, но обиды не забыл. А полоса и сейчас ещё видна — там, немного подальше в лесу.
— Деревья — и всё? — опять спросил Пин.
— Да нет, ещё водятся будто бы, по слухам, в глубине леса и с другого его краю всякие подозрительные твари, — ответил Мерри, — только мне с ними встречаться не доводилось. Но тропы то-то протаптывает. Зайдёшь в лес, а там, откуда ни возьмись, тропа, но кто её знает, куда поведёт, да каждый раз по-разному. Тут раньше была одна неподалёку — хотя теперь, может, и заросла — большая тропа к Пожарной прогалине, а дальше она ведёт примерно в нужную сторону, на северо-восток. Авось разыщу.
Из нескончаемого оврага вывела наверх, в лес, еле заметная дорожка; вывела и тут же исчезла. Въезжая под деревья, они оглянулись: позади смутной полосой чернела Городьба — вот-вот скроется из виду. А впереди были только стволы и стволы, впрямь и вкривь, стройные и корявые, гладкие и шишковатые, суковатые и ветвистые, серо-зелёные, обомшелые, обросшие лишайником.
Не унывал один Мерри.
— Ты ищи, ищи свою большую тропу, — хмуро понукнул его Фродо. — Того и гляди, растеряем друг друга или все вместе заплутаемся!
Пони наудачу пробирались среди деревьев, осторожно ступая между извилистыми, переплетёнными корнями. Подлеска не было. Пологий подъём вел их в гору, и деревья нависали всё выше, темнее и гуще. Стояла глухая тишь; иногда по неподвижной листве перекатывалась и шлёпалась вниз набрякшая капля. Ветви словно замерли: ниоткуда ни шелеста — но хоббиты чувствовали, что их видят, что их рассматривают — холодно, подозрительно, враждебно. Причём всё враждебнее да враждебнее: они то и дело оборачивались и вскидывали головы, точно опасаясь внезапного нападения.
Тропа не отыскивалась, деревья заступали путь, и Пин вдруг почувствовал, что больше не может.
— Ой-ой-ой! — жалобно закричал он во весь голос. — Я ничего худого не замышляю, пропустите меня, пожалуйста!
Все в испуге застыли, но крик не раскатился по лесу, а тут же заглох, точно придушенный. Ни эха, ни отзвука: только лес сгустился плотнее и зашелестел как будто злорадней.
— Не стал бы я на твоём месте кричать, — сказал Мерри. — Пользы ни на грош, а навредить может.
Фродо подумал, что, наверно, пути давно уже нет и что зря он повёл друзей в этот зловредный лес. Мерри искал взглядом тропу, но очень неуверенно, и Пин это заметил.
— Ну, ты прямо с ходу заблудился, — проворчал он, а Мерри в ответ облегчённо присвистнул и показал пальцем вперёд.
— Да, дела! — задумчиво проговорил он. — Деревья ведь, а на месте не стоят. Я так понимаю, вон она, Пожарная прогалина, но тропку к ней явно кто- то убрал!
Путь их светлел, деревья расступались. Хоббиты вдруг вынырнули из-под ветвей и оказались на широкой поляне. Над ними раскрылось небо, неожиданно голубое и чистое. Под пологом леса они даже не заметили, как рассвело и поднялся туман. Но солнце было ещё слишком низко, чтобы его лучи падали на поляну, хотя они уже озарили макушки деревьев. Листва по краям Прогалины была гуще и зеленее, словно отгораживала её от леса. Здесь не было ни деревца: только жёсткая трава да квёлый болиголов, купырь, всякий бурьян, жирующий на пепле, буйная крапива и чертополох. Унылое место, но после чащоб Вековечного леса оно казалось прелестным ярким садом.
Хоббиты приободрились и с надеждой поглядывали на небо, где разгорался день. На дальнем конце Прогалины среди деревьев ясно обозначилась тропа. Она уходила в лес, открытая и местами довольно широкая, хотя деревья то и дело подступали к ней, прикрывая своими тёмными сучьями. По ней они и направились. Тропа уводила вверх по пологому склону, но теперь путники ехали веселее и куда быстрее прежнего, в надежде, что Лес смилостивился и всё-таки пропустит их.
Однако не тут-то было, вскоре тайное лиходейство стало явным. Спёртый воздух напитался духотой, деревья стиснули их с обеих сторон и заслонили путь. Копыта пони утопали в грудах прелых листьев, запинались за скрытые корни, и в тишине звук этот глухо отдавался в ушах. Фродо попытался было запеть, чтобы приободрить друзей, но смог только негромко пробормотать:
Пусть сумрачно в глуши лесной,
Но мы надежду везём с собой:
Хоть меж стволов одна чернота,
Но не бывает чащ без конца.
Куда бы ни лежал наш путь,
Опять доведётся на солнце взглянуть.
Смотришь, а лес уже и исчез…
На слове "исчез" голос его окончательно затих. Воздух казался тяжёлым и словно заталкивал слова назад в горло. Прямо за ними на тропу с треском рухнул со старого склонившегося дерева длинный сук. А впереди стволы будто сомкнулись.
— Что-то на "исчез" совсем не похоже, — заметил Мерри. — Погоди ты петь. Вот выберемся, тогда уж хором споём на прощание, да погромче!
Говорил он весёлым тоном, стараясь прикрыть им собственную тревогу. Остальные не ответили. Фродо грызла неуверенность и угнетала тоска; он корил себя за легкомыслие и уж совсем собрался было повернуть всех вспять (то есть неведомо куда) — как вдруг тягостный подъем кончился, деревья раздвинулись и они увидели, что тропа бежит прямо к зелёному холму, который возвышался над лесом, точно бритая макушка.
