Сергей Алексеев - Волчья хватка. Книга 3
На этом повороте Молчун и обернулся, в последний раз глядя на догорающую вотчину. Дом развалился и лишь изредка выпускал протуберанцы пламени, дотлевал, высвечивая чёрный остов гостиницы и трактора среди почти ровного поля, где ещё недавно стояла база. Кормилица осталась на месте бывших ворот, опять подвязавшись платочком ушей, только сейчас по– старушечьи скорбным, и возле неё уже дрались кобели. Волк не пожалел ни о чём, ибо след вожака манил сильнее, заставляя трепетать вдруг ставшую бродячей душу. Вожак на этом месте тоже оглянулся и пошёл уже уверенней, крупным, напористым шагом, выбрасывая впереди себя снег с носков армейских ботинок.
Версты полторы он не сбавлял скорости, пока не начал часто останавливаться перед грязным логом и прислушиваться. А потом и вовсе свернул с дороги в лес, крадущимся волчьим шагом приблизился к краю лога и здесь постоял некоторое время. Ночной тягун навеял запах близкого присутствия людей, отчего Молчун прилёг и начал осторожно спускаться следом вожака в заросший мелким ельником, глубокий лог, где можно было спрятать всё, что угодно. Сначала на склоне ему попались несколько куч человеческого дерьма, укрытого снегом, — верно, люди здесь обитали не один день, скорее сидели в засаде и ждали добычу. Потом пустые бутылки из–под водки и воды, также выброшенные ещё до снегопада, и лишь на болотистом дне лога появились их первые свежие следы. Похоже, засада в срочном порядке и налегке бежала отсюда, оставив на месте тяжёлые бронежилеты, пластиковые коробки с сухпаем и сумки с аппаратурой. Цепочки следов то сбивались в тропу, то расходились, и тогда было видно, с какой скоростью могут бегать люди. Все часто падали, цепляясь за колодник и кочки, не разбирали пути и неслись прямо по воде с намокшим снегом. Молчун сопроводил их следы до угнетённого сосняка, где наткнулся на шипящий звук, исходящий из земли, сделал кружок и отыскал источник: на снегу валялась потерянная рация…
Он вернулся к месту засады, подхватил след вожака, пересёкший наискось лог, и скачками пошёл вверх. Вожак вернулся на дорогу и опять зашагал размашисто, без опаски, но через три поворота извилистого просёлка что–то насторожило его, вынудило затаиться на обочине под толстой лиственницей. И в тот же час донёсся запах стреляных гильз и едва уловимые следы автомобильного выхлопа. Однако вожак оставил укрытие и пошёл далее, прижимаясь к обочине, дабы не мелькать в дорожном просвете. Скорее всего, здесь была ещё одна засада, с меньшим количеством людей, которые и попытались остановить вожака. Он появился внезапно, и кто–то начал стрелять, скорее для острастки: пули исчиркали снег по бокам следа и оставили следы на деревьях много выше головы. Что произошло потом, тоже было понятно зверю, ибо два человека сидели пристёгнутыми, обнимая толстые сосны, а третий исчез вместе с вожаком и машиной. Далее дорогу прорезали только автомобильные покрышки…
Молчун прижал уши, приблизился к крайнему пленнику, и тот, верно озябший и заторможенный, вскочил, попытался спрятать нижнюю часть тела за дерево — не вышло. Забраться вверх тоже не удалось: наручники мешали.
— Волк! — закричал он и в тот же час стал уговаривать с гипнотическим тоном в голосе: — Не трогай, не приближайся, не смей. Проходи мимо. Я безоружен и безопасен…
Его товарищ, бывший в трёх саженях на другой обочине, тоже встал и молча, вмиг исчез за своим деревом — только голые руки в наручниках торчали, как семейка переросших опят. Волк отошёл от первого, обнюхал второго и отпрянул: от него понесло свежим дерьмом и мочой. Следы третьего тоже остались, похоже, вожак сначала катал его по снегу, затем посадил в машину. На дороге осталась его бронированная, воняющая потом сфера, подшлемник, патроны россыпью и в магазинах да обрывок чёрной кевларовой униформы. Молчун вынюхал след протекторов и дальше пошёл на махах, благо, что укрытый влажным снегом просёлок хорошо держал толчковые задние лапы.
Он бежал уже несколько суток подряд, пробираясь через леса, проскакивая открытые поля, луговины речки и железные дороги, за всё это время не съел ни куска мяса и пил только воду или хватал снег. Подобные странствия за последний год стали привычными для Молчуна, к тому же он легко проходил сквозь крупные посёлки и даже города, не опасаясь быть признанным за волка и ничуть не страшась людей. Даже позволял накормить себя или вовсе погладить. И напротив, огибал стороной мелкие, где народ был дошлый, наблюдательный, не принимал его за крупную бродячую собаку и мог встретить выстрелами. Старая рана, оставленная пулей гаишника, давно заросла, однако у волка остался особый нюх на милиционеров, особенно на дорогах. До сей поры он мстил искусно, даже изящно, ни разу не пролив и капли их крови, но ввергая в животный страх, который так или иначе сидел в каждом.
Как всякий странник, он путешествовал больше вдоль дорог, а то и по обочинам, и не мог пропустить мимо ни одного поста ГАИ. Мести и забавы ради зверь незаметно подкрадывался к будкам, высматривал жертву, после чего нападал всегда из–за укрытия, внезапно и спереди. Ударом передних лап валил наземь, крысился в лицо, затем рвал форму, ремни, иногда разоружал, унося с собой амуницию вместе с кобурой или жезл. И сразу стремительно исчезал, но недалеко: затаившись где–нибудь поблизости, вкушал плоды мести–суету, ор, стрельбу, в общем, сумасшествие на смерть перепуганных людей. Краденое оружие сначала пытался разгрызть, но поддавались лишь деревянные или пластмассовые жезлы, которые он уничтожал в прах, у пистолетов же только накладки на рукоятях–всё железное закапывал. Однажды воспользовался открытой патрульной машиной, забрался на заднее сиденье и там затаился. Едва гаишник сел за руль и тронулся, вырос за спиной и не сделал хватку, лишь обозначил её, будто бы схватив за горло. При этом не оставил даже царапин.
Милиционер вынес дверцу и набегу открыл не прицельный огонь по собственной машине. Когда кончились патроны, Молчун выбрался из кабины, спрятался в придорожной канаве. И оттуда уже увидел, как гаишники разоружили и скрутили своего товарища, после чего приехали врачи в белых халатах, натянули на несчастного смирительную рубашку и увезли.
Догнать вожака, уехавшего на отбитой машине, волку не удалось, и за полночь на окраине райцентра он нашёл в кустах аккуратно опрокинутый джип, к колесу которого был прикован наручником третий участник нападения. При виде волка он изловчился и заскочил на борт, но стать недосягаемым не сумел. Зверь встал на задние лапы и беззвучно ощерился ему в лицо–этого было достаточно, чтоб разум помутился от ужаса. По крайней мере, претерпевшие дикий страх люди навсегда оставят желание охотиться за вожаком стаи.
