Убить Ланселота - Басирин Андрей

«Б», «И», «3», «О»…

Розенмуллен сочувственно взирал на мучения призрака.

«А», «Т», «О», «Н».

Игла остановилась передохнуть. Затем спазматически продолжила…

«Ф», «О», «Р», «Т», «И», «С»…

…и завихляла жалобно. Покойный шарлатан не знал, со сколькими «С» пишется его имя. Позорно проглотив окончание, он выдал:

«И», «М», «О».

– Приветствую тебя, шарлатан, – объявил герцог. Согласишься ли ты продолжить беседу посредством иглы и миски?

Столик жалобно затрясся.

– Или же прибегнешь к удобнейшим и совершеннейшим средствам, предоставленным современной наукой?

Огоньки свечей мигнули.

Ответ ясен. В руках герцога появилась колода карт. Шлеп, шлеп. Рубашка – внахлест. Дама пик полетела в угол.

– Старая карга! – скривились губы герцога.

Семь карт лежали перед герцогом неровным пятиугольником. Хоакин видел только их рубашки, украшенные Колесом Фортуны. Он вытянул шею, стремясь рассмотреть, что Розенмуллен станет делать дальше. Одна за другой карты ложились кверху картинками.

«Аллегория искусства», «Праведность», «Ланселот». Еще одна пиковая дама полетела в угол. «Влюбленный» и «Сила».

Осталась одна карта в центре второго ряда.

– Ну-с, дух любезный… Согласны ли вы обрести пристанище в рисованном образе, что предо мной?

Тук-тук. Тук-тук-тук.

– Открывайте же! – пискнула Маггара.

– Ох как интересно!

Рука герцога застыла над картой. Поколебавшись, перевернула ее.

Король треф.

В неверном пламени свечей физиономия короля расплылась. Это лицо Хоакин узнал бы из множества других. Он, шарлатан.

Та самая саркастическая усмешка, которую не в силах передать на монетах фальшиводублонщики. Лиловый камзол, совиное лицо. И конечно, если рассматривать карту сквозь увеличительное стекло, в глазах сыщется второй зрачок.

– Ты, Розенмуллен? – недовольно спросил шарлатан. – Что ты там наплел о моих министрах?

– Твой преемник обнародовал архивы, Фортиссимо.

– Щенок Фью?

– Он самый.

Карта скрипнула зубами.

– Зачем же ты меня вызвал?

– Академический интерес. Ты заклял некогда одного юношу, да так и оставил. Нехорошо, брат.

– Не помню. Все свои заклятия я перед смертью отменил, – быстро проговорил Бизоатон.

– Значит, не все. Так говорят.

– Кто говорит?

– Фероче. И мой гость. Хочешь на него взглянуть?

– Хорошо. – Дух запнулся на мгновение, не зная, как сказать. – Дай ему мою карту.

Розенмуллен протянул Хоакину короля треф.

– Говори с ним. Расспроси о своем деле. Но поторопись. Ему нельзя здесь долго находиться.

– Хорошо, ваша светлость. Я постараюсь не задерживать его.

Он взял карту и прищелкнул по краю:

– Здравствуйте, ваше магичество. Вот мы и свиделись. Не узнаете меня?

– Здравствуй, юноша. – Бизоатон благодушно посмотрел на стрелка. – Извини. У меня плохая память на лица.

Хоакин поднес к карте подсвечник:

– А так?

– Так лучше. Припоминаю. Разреши я шепну пару слов Розенмуллену?

– Давайте вслух, ваше магичество. Вряд ли между нами возможны секреты.

– Хорошо. – Шарлатан на картинке сделал глубокий вдох. И закричал: – Хватай его, Розенмуллен! Это сам Ланселот!!

– Ланселот вернулся!

Дверь урболкской гостиницы врезалась в стену, посыпалась штукатурка. Герцог стоял в дверном проеме, жадно глотая воздух. Клубы морозного тумана вились вокруг него.

– Он! Он! Бунтовщик среди нас!

– Где? – Короли повскакивали с мест. – Где он?! Говорите же!

– Он у меня. В Базилисковой Камении.

Герцог без сил рухнул в кресло.

– О боги! Боги-боги-боги… – Он сжал виски ладонями.

Графиня Исамродская засуетилась с кувшином и мокрыми полотенцами. Махмуд схватился за вино, король Лир – за жаровню с углями.

– Что с ним? – обступили они герцога. – Рассказывайте, не томите! Он в темнице?

– Лучше, господа. Он мертв. Я вызвал стражу. Отправил его к Базилиску, а сам – к порталу и сюда, в Урболк.

Среди королей разлилась тягостная тишина.

– М-да… – протянул его преосвященство.

– Час от часу не легче. – Фероче сдул со лба мокрую прядь. – Вы хоть понимаете, что натворили?

– Итак, господа, мы лишились двух чудищ, – подвел итоги Лир. – Для начала недурно.

– Я протестую! Бахамот жив.

– Это уже неважно.

Розенмуллен переводил взгляд с одного короля на другого.

– Кто-нибудь объяснит мне, что происходит? Это какая-то шутка?

– Хороши шутки. По Терроксу бродит Ланселот, самый настоящий. И вот уже второй дюжинец, не разобравшись, пихает его к зверю великому. Вы хоть воображаете, ваша светлость, что натворили?

– О чем вы, ваше преосвященство? От Базилиска еще никто не уходил живым.

– Кроме Ланселота, – поддержал Фероче. – Но позвольте! Быть может, вы ошиблись? Откуда вы знаете, что это Ланселот?

– Так сказал шарлатан.

– Я?

– Нет, Фью. Мертвый шарлатан. Вы ведь просили допросить его?

– Да, просил. Вы держали письмо над свечкой?

– Не догадался.

– Зря. Самое главное было записано между строк. Симпатическими чернилами.

Его преосвященство побарабанил пальцами по столу.

– Так-так. Не все потеряно, господа. Ланселот силен, но есть предел и его могуществу. Будем действовать без промедления. Ваша светлость, вам надлежит немедленно вернуться в Доннельфам.

– Немедленно? Я еще не обедал. А путь сюда занимает часы. – Герцог с тоской посмотрел на обеденный стол.

– Мы знаем. Перемещение через портал утомительно. И тем не менее вам придется отправиться в обратный путь сейчас же.

– Но, ваше преосвященство, к чему такая спешка? Порталы работают в одну сторону. Мне все равно придется добираться своим ходом.

– Не совсем так. Вы воспользуетесь транспортной магией.

– О боже!

– Помните: от вашей расторопности зависит жизнь зверя великого. Всех зверей, если на то пошло.

– Я помогу вам. – Фероче одернул камзол. – Возьмем у хозяина лыжи. Я наведу Вдохновение Пути.

Случилось то, чего Хоакин так боялся. Его заковали в кандалы и посадили в подземелье.

Ни черной книги, ни Маггары, только сырость и холод. И еще – темнота. Сквозь решетчатое оконце сочился тусклый сумеречный свет. Его хватало, лишь чтобы создать на стене размытое пятно.

Стрелок ощупал пространство вокруг себя. Грязный тюфяк с торчащими из дерюги колючими колосками. Каменный пол, стены в пятнах селитры. Дыра в углу – отхожее место.

В таких подземельях узники могут томиться десятилетиями. А в случае Хоакина – и веками. Амнистий Розенмуллен не признавал и править собирался неограниченно долго. Мощь зверя великого дает хозяину долголетие, если не бессмертие.

Стрелка это не устраивало. Отсюда следовало бежать как можно быстрее. Правда, решить, как именно, он не успел: за дверью загремели шаги. Лязгнул засов.

– Там он, там, – донесся из-за двери недовольный голос. – Никуда не денется.

Голос принадлежал профосу. Хоакин подобрался.

– Не чихал?

– Шутить изволите, господин Эрастофен? У нас распорядок строгий. Мышь не пробежит, клоп не чихнет.

Дверь распахнулась, и в камере стало как-то очень светло. Хоакин зажмурился.

– Здравствуй, Истессо, – послышался голос философа. – Вот мы и свиделись. Чудный вечер, правда?

– Вечер что надо, – подтвердил Хоакин, осторожно открывая глаза.

Альбинос воткнул факел в кольцо на стене. Хозяйски обошел камеру, похлопал по сырым стенам.

– Ничего так. Солидно.

– Только мокро.

– Это решаемо. Я попрошу профоса принести одеяло.

– А еще кровать пошире. Здесь шкафчик поставим сюда вешалку. Люстру на потолок. Вполне можно будет жить.

Альбинос уселся на тюфяк рядом с Хоакином:

– Люстра не влезет, потолок слишком низкий. Но ты прав, Хок, в своей иронии, прав. Нам надо кое-что обсудить.

И он замолчал, глядя на колеблющееся пламя факела.

– Что именно? – не вытерпел Хоакин.

– Маггара потребовала, чтобы я помог тебе бежать.