"Зарубежная фантастика 2024-8". Компиляция. Книги 1-22 (СИ) - Блэйлок Джеймс

VII

ФЕРМА «ГРЯДУЩЕЕ»

На освещенной фонарями дорожке к каменному дому хаотичной планировки — обиталищу Матушки Ласвелл с общиной — их приветствовал мул.

— Это старина Нед Лудд, — сообщил Кракен Сент-Иву, который почесал животному лоб. Мул довольно оскалился, продемонстрировав огромные зубы.

— Понял, его назвали в честь предводителя печально известных луддитов [91], — усмехнулся Лэнгдон, вспомнив о воинственном отношении хозяйки фермы к современной промышленности.

— Именно так, сэр. Последние двадцать лет служит стражем имения. Матушка Ласвелл научила его считать, и он даже знает алфавит до буквы «п».

— Да он просто чудо, — отозвался Сент-Ив.

— Еще она научила разговаривать курицу, хоте те, кто не видел, этому не верят. Потом один из работников отрубил бедняжке голову, вроде как случайно спутал, хотя на самом деле скорее из жалости. Ее подали на стол с красным вином и беконом, на французский манер.

Вокруг дома прилепилось множество флигельков, и окна в них озарялись светом свечей или керосиновых ламп. За углом одной из пристроек Лэнгдон заметил освещенную оранжерею, где за стеллажом с растениями в горшках возился старик, по древности лет почти такой же, как бедняга Шортер. Сент-Иву вдруг показалось, что со времени его возвращения из Лондона прошли целые недели, а не всего несколько дней. Определенно, в Айлсфорде он что в отпуске. Многообразные истории о внезапных переменах в жизни у него неизменно ассоциировались с какой-либо трагедией — вдруг наступившей слепотой или сгоревшим дотла домом, — однако нынешняя, вновь обретенная непритязательная обыденность представляла собой изменение другого рода, своего рода нежданную благодать.

Вероятно, благодаря особому душевному настрою, довольно быстро восстановившемуся после всех потрясений минувшего дня, ферма «Грядущее» с ее фруктовыми садами представилась Сент-Иву едва ли не чудом продуктивности. Из домика неподалеку доносились чарующие звуки скрипки, причем немалый талант исполнителя был очевиден… В общем, Лэнгдон был очарован и ошеломлен, хотя и вряд ли мог сказать, чего именно он ожидал от посещения сей общины, кроме разве что некоторых проявлений безрассудства, возможно, не лишенного эдемских добродетелей.

Кракен повел его через просторную веранду в дом. Из-за приоткрытой двери, за которой Сент-Ив успел заметить ряды полок с книгами, на них с любопытством поглядывали какие-то дети. Одеты они были едва ли не на цыганский манер, а на Лэнгдона вытаращились, как на диковинку. В доме пахло выпечкой, и аромат этот сразу же напомнил ему, что он до сих пор не ужинал. С приглашающим жестом Кракен ввел Сент-Ива в большую и тускло освещенную гостиную, где по центру семиугольного ковра с витиеватым узором располагался стол, тоже семиугольный. Если уж какой стол и обладает левитационными способностями, подумалось Сент-Иву, то определенно этот. На странном предмете меблировки тыльной, испещренной загадочными символами стороной вверх лежало японское волшебное зеркало с ручкой из плетеного бамбука. К подобным вещицам Лэнгдон, как и его дети, питал слабость: у него в кабинете хранилось несколько подобных экземпляров и даже стояла друммондова лампа, позволявшая наслаждаться проецируемыми зеркалами образами в любое время. Естественно, Сент-Ив, будучи человеком науки, не причислял себя к великому множеству людей, полагавших, будто проекции таких зеркал обладают мистическими свойствами, и очень надеялся, что нынешним вечером ему не придется участвовать в дискуссии по этому поводу.

Вокруг стола были расставлены, соответственно, семь стульев, с резными ножками в виде драконов. Выкрашенные в темно-синий свет стены усеяны белыми звездами. На потолке висела вычурная люстра — естественно, тоже о семи углах, — причем из доброй сотни свечей на ней горело от силы двадцать. Какая-либо другая мебель в гостиной отсутствовала напрочь. Сент-Иву пришло на ум, что за многие годы комната эта, несомненно, курьезностей навидалась вдоволь.

С противоположной стороны в гостиной имелась еще одна дверь, которая в этот момент распахнулась, впуская буквально ворвавшуюся в комнату женщину — несомненно, Матушку Ласвелл, — и с шумом захлопнулась. Хозяйка фермы оказалась довольно крупной импозантной особой с копной рыжих волос, благодаря которым создавалось неверное впечатление о ее возрасте — Лэнгдон оценил таковой немного за шестьдесят. Пышное и вычурное одеяние Матушка, должно быть, состряпала на скорую руку из нескольких кусков китайского шелка. В руке она держала украшенный драгоценными камнями лорнет, в который тут же, закинув голову, принялась разглядывать гостя. Несмотря на довольно опереточный, по оценке Сент-Ива, вид, лицо у Матушки Ласвелл светилось добротой, хотя женщина определенно изрядно натерпелась всякого на своем веку.

— Матушка Ласвелл! Это профессор, — представил его Кракен, — о котором я вам рассказывал. Профессор Лэнгдон Сент-Ив, величайший гений.

— Рада знакомству, — отозвалась женщина, энергично продвигаясь по комнате. Она схватила руку Сент-Ива, пожала и затем едва ли не отпихнула ее от себя. — Весьма признательна, что вы пришли, профессор. Рассказ мой отнимет много времени, а вас, полагаю, дома ждет семья. Поэтому я сразу приступлю к сути. Уильям сообщил мне, что вы знаете человека, величающего себя доктором Игнасио Нарбондо.

— Верно, — подтвердил Лэнгдон, — хотя лично я не уверен, что его знает вообще кто-либо — всесторонне, я хочу сказать. Да я не стал бы даже ручаться, что он сам себя знает. Тем не менее за многие годы у меня имелись с ним… контакты.

— Контакты, — повторила она, словно слово пришлось ей не по нраву. — Уверена, ни к чему хорошему они не привели. Уильям рассказал вам, что когда-то он приходился мне сыном?

— Да, и я был крайне изумлен, услышав об этом.

— Об этом знают очень и очень немногие, сэр, поскольку хвастаться мне, увы, нечем. Вот уже тридцать лет, как я вышвырнула его из своего сердца и памяти, и за все эти годы говорила о нем с одним-единственным человеком — с Мэри Истман. Которую он убил на кладбище этой ночью, хотя я и уверена, что улик против него не найдется. Прошу вас, профессор, не судите меня строго. Я не бессердечная мать. Я любила его, пока он был ребенком, вот только пяти лет от роду он перестал быть таковым. А буквально через несколько лет его и к роду людскому причислить было невозможно. Дьявол в человеческом обличье, вот как я его называю, причем дьявол в буквальном смысле слова. Так вы согласны выслушать меня?

— Конечно. Я не вправе судить кого-либо, кроме себя самого, мэм, однако для доктора Нарбондо делаю исключение. К несчастью, ваше описание этого человека весьма точное. Впрочем, сам я убежден, что теперь он вернется к своим обычным занятиям и вы избавитесь от него еще лет на тридцать. И посему сомневаюсь, что смогу быть вам чем-то полезен, хотя готов оказать посильную помощь.

— Лично я не уверена ни в одном из ваших предположений. Однако если он уехал, опасность даже еще больше. Не хотите ли стаканчик хереса?

— О, будет весьма кстати, благодарю вас.

Матушка Ласвелл указала на стол, и Сент-Ив отодвинул один из тяжелых стульев и уселся. Почти тут же в гостиную вошла девушка с графином и небольшими бокалами, хотя Лэнгдон и не слышал, чтобы хозяйка отдавала распоряжение. «Наверно, где-то спрятан звонок», — решил он для себя. Затем ему стало очевидно, что девушка слепа, однако к столу она подошла на удивление уверенно, держа левую руку в довольно неудобном положении — подав плечо вперед и согнув в локте под острым углом. Девушка поставила поднос на стол, после чего, направив локоть вниз, наполнила хересом три бокала. На протяжении всех этих манипуляций глаза ее с белой поволокой слепо таращились вперед. Сент-Ив подумал про себя, что поволока эта имитирована при помощи кружочков из очень тонкого промасленного шелка или же линзами из матового стекла.

— Спасибо, Клара, — проговорила Матушка Ласвелл. Девушка сделала реверанс, развернулась и направилась к двери, снова поразительно уверенно. И рука ее опять была изогнута необычайным образом — локоть словно тянул ее за собой.