Джеймс Кейбелл - Сказание о Мануэле. Том 1
— Ох — хо — хо! — произнес Мануэль и начал в раздражении теребить свою седую бородку. — Неужели одно обязательство порождает другое с такой быстротой! Чего же ты от меня хочешь?
— Очевидно, ты должен взять войско короля у Фердинанда и выгнать этого ужасного Асмунда из Пуактесма.
— Боже мой! — проговорил Мануэль. — Как просто у тебя выходит. Так мне заняться этим прямо сегодня днем?
— Мануэль, ты говоришь не подумав, ибо ты, вероятно, не смог бы отвоевать весь Пуактесм за один день.
— Ох! — произнес Мануэль.
— Нет, мой дорогой, без постороннего содействия не обойтись. Ты бы сперва достал войска себе в помощь, — как конные, так и пешие.
— Моя миленькая, я лишь имел в виду…
— Даже тогда, наверно, понадобится порядочно времени, чтобы истребить всех норманнов.
— Ниафер, позволь мне, пожалуйста, объяснить…
— Кроме того, ты находишься очень далеко от Пуактесма. Тебе бы даже не удалось добраться туда сегодня днем.
Мануэль прикрыл ей ладонью рот.
— Ниафер, когда я говорил о покорении Пуактесма сегодня днем, я позволил себе немного пошутить. Я больше никогда в твоем присутствии не позволю себе легкой иронии, ибо понимаю, насколько ты ценишь мой юмор. Между тем повторяю: нет, нет и тысячу раз нет! Хорошо зваться графом Пуактесмским, это ласкает слух. Но я не хочу быть посаженным, как овощ, на нескольких акрах земли. Нет, у меня только одна жизнь, и за эту жизнь я намерен увидеть мир и пределы этого мира, чтобы их оценить. И я, — решительно закончил он, — Мануэль, который следует своим помыслам и своему желанию. Ниафер заплакала.
— Я просто не вынесу и мысли о том, что о тебе скажут люди.
— Полно, моя милая, — говорит Мануэль, — это нелепо.
Ниафер плакала.
— Ты ведешь себя недостойно! — говорит Мануэль. Ниафер продолжала плакать.
— Мое решение бесповоротно, — говорит Мануэль, — так, Боже праведный, какой от этого толк?
Ниафер теперь плакала все более и более душераздирающе. А высокий герой сидел, глядя на нее и опустив широкие плечи. Он злобно пнул громадную зеленую голову дракона, все еще гадко кровоточащую у его ног, но от этого проку было мало. Победитель дракона был побит. Он ничего не мог предпринять против подобной влаги: его решимость подмокла, а независимость была смыта этим соленым потоком. И к тому же, говорят, что теперь, когда молодость ушла от него, дон Мануэль стал думать о спокойной и тихой жизни более безропотно, чем в этом признавался.
— Отлично, — говорит вскоре Мануэль, — давай переправимся через Луар и поедем на юг на поиски твоей проклятой диадемы с рубинами, слуг и прекрасного дома.
Так что во время Рождественских праздников к королю Фердинанду в лимонную рощу за дворцом привели красивого, рослого, косоглазого и седовласого воина. Здесь святой король, соответственно экипированный нимбом и гусиным пером, творил по средам и субботам небольшие чудеса.
Король обрадовался перемене в облике Мануэля и сказал, что опыт и зрелость — прекрасные черты, которые должны присутствовать во внешнем облике дворянина такого ранга. Но — вот незадача! — что касается передачи ему каких — либо войск, то это совершенно другой вопрос. Солдаты нужны королю для его собственных целей, а именно для немедленного захвата Кордовы. Между тем здесь находятся принц де Гатинэ и маркиз ди Пас, которые прибыли с такой же безумной просьбой: один просит солдат, чтобы помочь ему против филистеров, а другой — против каталонцев.
— Похоже, всем, кому я когда — либо жаловал поместья, сегодня нужны войска, — проворчал король, — и если б у любого из вас была хоть капля рассудительности, вы бы сохранили земли, когда — то данные вам.
— Мы испытываем дефицит, сир, — с заметным жаром заявил молодой принц де Гатинэ, — скорее не рассудительности, а поддержки нас нашим сеньором.
Это было совершенно верно, но, постольку, поскольку подобные грубоватые истины обычно не бросают в лицо королю и святому, тонкие брови Фердинанда полезли на лоб.
— Вы так полагаете? — спросил король. — Нужно это рассмотреть. Что, к примеру, вон там?
Он указал на пруд, из которого бралась вода для поливки лимонных деревьев, и принц увидел какой — то желтый предмет, плавающий в пруду.
— Сир, — сказал де Гатинэ, — это лимон, упавший с дерева.
— Вы рассудили, что это лимон. А как считаете вы, ди Пас? — спросил король.
Маркиз являлся государственным деятелем, который редко рисковал. Он подошел к кромке пруда и взглянул на этот предмет, чтобы себя не скомпрометировать. А затем возвратился улыбаясь.
— Ах, сир, вы в самом деле придумали хитроумную проповедь против опрометчивых суждений, ибо, хотя дерево — лимонное, плавающий под ним предмет — апельсин.
— Так вы, маркиз, рассудили, что это апельсин. А как считаете вы, граф Пуактесмский? — спрашивает король.
Если ди Пас мало чем рисковал, то Мануэль вообще не стал рисковать. Он зашел прямо в воду и достал плавающий предмет.
— Король, — говорит огромный дон Мануэль, мудро прищурив ясные светлые глаза, — это половинка апельсина.
Король же сказал:
— Вот человек, которого нелегко обмануть суетными картинками сего мира и который ценит истину выше сухих башмаков. Граф Мануэль, вы получите свои войска, а вы вдвоем должны подождать до тех пор, пока не приобретете силу суждений графа Мануэля, которая, позвольте вам заметить, ценнее любого поместья, которое мне придется отдать.
Поэтому, когда началась весна, Мануэль отправился в Пуактесм во главе армии, делающей ему честь, и потребовал от герцога Асмунда отдать ему страну. Асмунд, который обычно был весьма капризен из — за наложенного на него проклятия, отказался, использовав при этом весьма оскорбительные эпитеты, и война началась.
У Мануэля, конечно же, не было никаких знаний в военном искусстве, но король Фердинанд послал Мануэлю в качестве советника графа Тохиль — Вака. Мануэль в золоченых доспехах представлял собой внушительную фигуру, а его щит с вставшим на дыбы жеребцом и девизом «Mundus vult decipi» стал в битве для его более осмотрительных соперников сигналом к передислокации на какой — нибудь другой участок сражения. Клеветники шептали, что на военном совете и перед войсками дон Мануэль звучно повторял приказы и мнения, выдвинутые Тохиль — Вака. В любом случае официальные заявления графа Пуактесмского повсюду вызывали доброе чувство, приберегаемое для старых друзей, так что особого вреда причинено не было.
Наоборот, дон Мануэль теперь раскрыл в себе бесценный дар оратора, и в каждом местечке, которое они занимали, он выступал с яркими обращениями к оставшимся в живых обитателям (прежде чем их повесить), призывая всех здравомыслящих людей бороться против военного самодержавия Асмунда. Кроме того, как указывал Мануэль, это была борьба, какой свет еще не видывал, борьба за мирное детство. Никогда еще, как он выражался, не велось войны ради того, чтобы покончить с войной навсегда и гарантировать прочный мир, и никогда люди не сражались за столь славное дело. И на всех эти возвышенные мысли оказывали благоприятное воздействие.
