Сергей Карпущенко - Маска Владигора
Владигор, трепеща от восторга, подошел к Кудруне.
— Возьми ее за руку! — приказал Грунлаф, и Владигор робко протянул к руке Кудруны свою большую ладонь. — Скажи, согласен ли ты взять в супруги дочь Грунлафа, правителя княжества игов? — вопросил князь игов.
— Согласен! — громко сказал Владигор и удивился, что голос его почему-то прозвучал непривычно резко и хрипло.
— А ты, Кудруна, дочь Грунлафа, согласна ли стать супругой витязя, победившего всех других в состязании лучников?
— Согласна, — для приличия помедлив, ответила Кудруна, и этот миг казался девушке самым счастливым, самым радостным в ее жизни. Грунлаф, вновь обращаясь к зрителям, спросил:
— Все видят, что я соединил их руки, не ведая, кто скрывается под личиной?!
И со всех сторон раздались крики:
— Ты действуешь справедливо, Грунлаф!
— Никто не посмеет упрекнуть тебя, князь игов!
Грунлаф, услышав эти возгласы, сказал:
— Ну а раз так, пусть же витязь, соединенный навечно с дочерью моей, Кудруной, снимет свою личину, назвав перед этим свое настоящее имя.
Владигор твердо, но все тем же чужим, хриплым голосом произнес:
— Я — Владигор, князь Синегорья!
И, продолжая держать в правой руке руку Кудруны, левой он сорвал с лица маску.
Кудруна вскрикнула, ее прелестное лицо исказилось гримасой ужаса, глаза широко раскрылись, щеки покрылись пепельной бледностью, а губы посинели и мелко задрожали. Она поднесла к лицу руку, словно желая заслониться от какого-то страшного видения, но руки ее плетями повисли вдоль тела, и девушка рухнула на доски помоста.
Владигор видел, что Грунлаф, вместо того чтобы броситься к дочери, тоже в страхе смотрит на него, да и все окружающие застыли в позах насмерть перепуганных людей.
— Да что вы так смотрите на меня?! — вскричал Владигор, недоумевая. — Я — Владигор, говорю вам! Я — князь Синегорья!
Кудруну успели подхватить на руки два воина и унесли ее поспешно куда-то, сам же князь игов, не сводя глаз с Владигора, выхватил из ножен меч и закричал:
— Нет, это не Владигор! Этот урод убил Владигора, завладел его оружием, одеждой, личиной, чтобы завладеть Кудруной! Убейте его!
Владигор не понимал, почему Грунлаф отказывает ему в праве быть князем синегорцев и почему называет уродом. Видя, однако, что к нему бросились сразу пять стражников с обнаженными мечами, он сам выхватил меч и, с быстротой молнии парируя удары нападающих, двоих ранил, а троих заколол.
Зрители, опасаясь за свою жизнь, бросились с места ристалища прочь кто куда, зато витязи, князья, дружинники, размахивая мечами, обступили кольцом Владигора. Бадяга, который видел князя Владигора сегодня утром, вообще не понимал, что происходит: произносят имя Владигор, соединяют руку витязя, стрелявшего из самострела, с рукой Кудруны, и вдруг выясняется, что никакого Владигора здесь нет, и какой-то страшный урод поражает мечом княжеских стражников.
Расправившись с пятерыми нападавшими, Владигор, видя, что правитель княжества игов зовет подкрепление, закричал:
— Грунлаф, остановись! Не надо лишней крови! Что случилось, зачем ты хочешь убить меня после того, как соединил мою руку с рукой твоей дочери?
Но в ответ прозвучали суровые слова Грунлафа:
— Ты — не Владигор! Ты — самозванец!
Продолжая стискивать в руке окровавленный меч, Владигор, уже догадываясь, в чем дело, провел левой ладонью по лицу — и вздрогнул! Не гладкой, опушенной шелковистой бородкой щеки коснулся он, нет! Щека была какая-то бородавчатая, шероховатая на ощупь, словно не обработанная усмарем[9] кожа матерого вепря.
Владигор встал на колени перед телом одного из убитых стражников, на груди которого был железный панцирь, начищенный до зеркального блеска. Приблизил к поверхности панциря лицо, взглянул на отражение и, невольно вскрикнув, отпрянул в испуге, — потом взглянул на отражение вновь и теперь уже не смог сдержать слез, покатившихся из его глаз.
Из зерцала на него смотрело совсем чужое лицо, и каким же уродливым было оно! Низкий, изборожденный глубокими морщинами лоб, надбровные дуги нависли над маленькими, как у свиньи, злыми глазками, широкий короткий нос расплюснут, перекошенный рот расползся чуть ли не от уха до уха, и из него торчат клыки, на скошенный подбородок сочится слюна, щеки изрыты бороздами, будто после какой-то тяжкой болезни…
— Это не я, не я!! — закричал Владигор громко и протяжно, закрывая ладонями лицо. — Меня заколдовали! Бадяга, Бадяга, где ты?! — обратился вдруг Владигор к единственному человеку, который здесь, в стране чужих людей, мог бы помочь ему.
Бадяга неспешно вышел из толпы, сделал несколько шагов по направлению к человеку, столь похожему фигурой и одеждой на его князя. Остановился.
— Бадяга, Бадяга! — бросился Владигор к дружиннику, стал трясти его за плечи: — Бадяга, ну скажи ты Грунлафу, что я и есть Владигор, что меня просто околдовали! Неужели и ты мне не веришь?!
Дружинник с трудом пересиливал желание оттолкнуть урода.
— Нет, ты — не Владигор! — наконец сказал Бадяга и, вырвав из рук Владигора удерживаемую тем руку, зашагал прочь.
Грунлаф же, внимательно следивший за этой сценой, грозно сказал, обращаясь к Владигору:
— Ты, называющий себя Владигором, совсем не похож на него! Подчинись сейчас же моей воле! Я — князь игов, на земле которого ты находишься, властелин и главный судья! Я обвиняю тебя в убийстве князя Владигора! Брось меч и предоставь мне вершить справедливый суд, если не хочешь умереть как собака!
Князь Синегорья, опустив на грудь голову, некоторое время размышлял, потом осторожно положил меч в двух шагах от себя и сказал:
— Я готов отдаться тебе, Грунлаф. Будь же честен в своем суде и помни о гневе Перуна!
— Я всегда о нем помню! — кивнул Грунлаф и, повернувшись к стражникам, сказал: — Возьмите меч и самострел Владигора, его коня отведите в мою конюшню. Человека, называющего себя Владигором, отведите в темницу. В самом скором времени я решу, что с ним делать.
Владигор не сопротивлялся, когда воины Грунлафа связывали ему за спиной руки. Он понимал, что Грунлаф имеет основания обвинять его в убийстве князя Синегорья. Но как доказать, что он на самом деле является Владигором, повелитель синегорцев пока не знал. Впрочем, сейчас ему было все равно: Кудруна, ради которой он приехал сюда и которую все еще безумно любил, Кудруна, его супруга, теперь не могла принадлежать ему!
Когда все разошлись с ристалища, один из витязей поднял с земли черную кожаную маску, что валялась в пыли, долго вертел в руках, приглядываясь к непонятным знакам, которыми была испещрена внутренняя ее сторона. Недоуменно покачав головой, он вздохнул, сунул личину за пазуху и пошел к своему коню.
