Айя Субботина - Шаманы крови и костей
- Ты слышишь в моих словах то, что желаешь слышать, а не то, что я пытаюсь вбить тебе в голову, - печально ответила волшебница. - Я говорю лишь, что нет нужды жертвовать собой теперь. Ты умрешь, Арэн из Шаам, сдохнешь в муках, никому не нужный. Что за польза с твоей смерти?
- Пользы, может, никакой, - мрачно заметил дасириец, - только мне Гартису хоть за трусость отвечать не придется.
Миэ мысленно обозвала его болваном.
- Я пришлю тебе птицу с письмом, когда разгадаю книги, - сказала она бесстрастным голосом. Что толку ломать копья, если дасириец давно все решил? Не одну ночь, видать, над тем голову ломал. - И если с шарами что пойму - тоже дам знать.
- Спасибо, - в тон ее голосу поблагодарил Арэн, слишком плохо скрывая, что до книг ему нет никакого дела.
- Дурень ты, Шаам, - в сердцах бросила Миэ и задернула полог, прячась вглубь обоза.
То был их последний разговор. Когда обозы купца прибыли к порталу и пришла пора прощаться, Арэн будто сквозь землю провалился. Торговец торопил, пеняя на грозовые облака, что сунули с запада: ненастье могло плохо сказаться на переходе, и таремец не хотел рисковать. Миэ ничего не оставалось, кроме как пожелать дасирийцу легкого пути до родного дома и попросить Леди Удачу оберегать его от невзгод.
Округлая мраморная площадка, испещренная зачарованными рунами, засветилась, стоило купцу активировать камень-ключ. Блестящий туман окутал ее и обозы, один за другим, скрылись в нем, растворяясь.
Миэ не любила переходить через порталы, хоть сколько удобств они не сулили. Но в теперешнем положении только глупец бы не воспользовался выгодой. Путешествие через магический туман казалось одновременно и длинным, и коротким. Когда Миэ, наконец, вышла, ноздри, опаленные магией, жгло от чистого воздуха. Портал вывел их в сердце холмов. Среди полукружий, лохматых от густых зарослей кустарников, виднелась широкая утоптанная дорога. Впереди, на востоке, гребнем вставали неприступные стены Тарема.
- Нужно идти осторожно, - предупредил купец. - Теперь здесь столько дасирийских доходяг встречается, что не ровен час подхватить от них поветрие.
Миэ стало интересно, каким же образом их станут проверять у городских ворот, не несут ли какую проказу, но смолчала. Неприятное расставание с Арэном, тошнота и головокружение после перехода через портал - все вместе грузом давило на грудь, и слова давались тяжело, будто их приходилось тянуть из-под каменной глыбы.
Наемники из Гильдии сопровождающих и воины из личной охраны купца обступили обозы со всех сторон. Торговец достал из закромов бутыль с каким-то варевом и щедро полил им на отрезы ткани, которые раздал всем, велев перевязать лица до самых глаз. От тряпки смердело мочой, и Миэ едва не вывернула содержимое желудка, пока повязывала ее поверх носа. Обозы двинулись дальше: погонщики торопили тяговых лошадей, щедро хлестали их, и от каждого удара Миэ вздрагивала, словно охаживали ее собственную спину.
Когда городские стены выросли вдвое, и торговец радостно сообщил, что скоро их всех ждет заслуженный отдых и теплые постели, ветер принес запах гнили. Тракт сделал поворот, выныривая на развилку путей. Центром трех дорог служил указатель: казалось, его всадили в самое сердце перепутья. По деревянным жердям расселись вороны. Миэ никогда прежде не видела, чтоб эти черные птицы были такого размера. Их перья лоснились, и воронье не спешило покидать насиженные места. Когда обозы подъехали совсем близко, только пара птиц, недовольно каркнув, убралась прочь.
- Отожрались на человечине, - проворчал купец, и плюнул в сторону пернатых стражей. - Не глядите туда, госпожа Миэль, ни к чему женскому хрупкому сердцу видеть такие изуверства.
Таремка, вероятно, и не поняла бы в чем дело, но слова заставили ее осмотреться. Чуть в стороне, за деревьями, виднелась серая насыпь, такая высокая, что Миэ сперва приняла ее за край далекого холма. Однако же, стоило присмотреться - и бесформенная куча оформилась, показала свою истинную сущность. Руки, ноги, пустоглазые человеческие черепа, еще хранящие остатки кожи и мяса. Таремка сглотнула, не в силах оторвать взгляд от ужасного зрелища. На самой макушке холма копошилось воронье: птицы толкались, покрикивали друг на друга и улетали, урвав кусок плоти. В клюве одной из ворон, что только что примостилась на жерди указателя, поблескивал человеческий глаз.
Миэ поспешно отвернулась, зажав рот ладонью. В другое время она бы, пожалуй, выблевала все, что осталось в кишках, но после Сьёга, полного обгорелых покойников, чувства огрубели.
- Говорю же, госпожа, не на что там смотреть, - торговец тронул ее за руку, намереваясь отвлечь, но Миэ отшатнулась.
Коням, что тянули их повозку, передалось беспокойство таремки, и они попятились, словно собирались отступить. Вознице пришлось несколько раз обходить их хлыстом, чтобы успокоить.
- Это... дасирийцы? - осторожно спросила Миэ. Сколько же их там? Сотня, не меньше.
- Они, госпожа, - подтвердил мужчина. - Раньше здесь околачивались, все хотели на стены Тарема взобраться. Все сюда сходились.
- Зачем?
- Так с ними же Первая пророчица, чтоб ей пусто было. - Торговец снова сплюнул, будто ему от одного упоминая сделалось гадко во рту. - Полоумная девка, все пророчила Дасирии скорую погибель и приход Первого. Мол, если кто не отринет старых богов и не станет молиться новому, тот сгинет в муках быстро и ужасно, и дух его никогда из гартисова царства не выйдет.
- Первый? - В памяти живо всколыхнулось воспоминание - румийка тоже говорила о пророчице, которая якобы обещает спасение всем. - Новый бог?
- Да не в себе эта девка, госпожа Миэль, - отмахнулся торговец и прикрикнул, чтоб двигались быстрее. - Как "хохотунья" в Дасирии взялась разгуливать, так народ к девке потянулся, потому как якобы сбылись ее пророчества. Вот она их сюда и стала выводить, всех, кто уверовал в нового бога. Поклоны били, молились денно и нощно. Слыхивал, - он посмотрел на таремку с сомнением, но та вопросительно вскинула брови, и мужчина продолжил, - приносили они кровавые жертвы. Младенцев сжигали, бабам нетронутым промеж ног пруты раскаленные засовывали. Чтобы через боль доказать божку своему преданность. А Первая пророчица между ними самая первая садистка была - в крови вся измазанная ходила, и кровью же жажду утоляла.
Миэ покривилась. Вслед им донеслось прощальное карканье, от которого по спине таремки пополз колючий страх - добрался до головы и вцепился в самое темя, размножив головную боль.
- Откуда прознали? - не скрывая сомнения, поинтересовалась она. Говорить можно всякое, только никто из таремцев, наверняка, и близко к этому месту не подходил, и знать не знал ни о каких ритуалах. Вернее всего крики зараженных поветрием разбередили их давнишние страхи; стоило одному сказать нелепицу, как людская молва ее подхватила и на свой лад переиначила.
