akchisko_san1 - Гарри Поттер и Обитель Бессмертия
— Мерлин! – только и выдохнул Рон, небрежно отставляя метлу в сторону.
Гермиона ничего не сказала. Она мяла в руках значок, который Рон распознал с одного взгляда.
— Так ты – староста школы? – утвердительно произнес он. – У Перси был точно такой же! – добавил он таким тоном, словно желал во что бы то ни стало уличить ее.
— Да, – кивнула Гермиона. В движениях ее пальцев было что‑то нервное, впрочем, Гарри предположил, что подруга просто пытается таким образом удержать при себе ликование. Она всегда была образцовой ученицей, и в целом могла рассчитывать на такой результат. «Почему бы и не похвастаться?» – удивился Гарри, вспомнив, как накануне пятого курса она вбежала к друзьям, показывая новенький значок старосты «Гриффиндора».
— Как будто есть другие варианты. Хватит делать вид, что ты этого не ожидала. Поздравляю, – сказала Джинни.
Сам того не желая, Гарри задал тот единственный вопрос, который не решалась произнести Гермиона, что немедленно сгустило атмосферу.
— А кого же выбрали старостой мальчиков? – выпалил он.
Об этом, действительно, стоило подумать. Ни Рон, ни Гарри не получили такого значка и, хотя в один голос заявили, что совсем к этому не стремятся, все же кто‑то, несомненно, назначили на это место.
— Если Малфоя, то я Фаджа в свинью превращу, – поклялся Рон.
— Ты не умеешь, – одернула брата Джинни и тут же добавила со свирепым блеском в глазах: – А вот я превращу!
— Прекратите! – ужаснулась Гермиона. – Такого быть не может! Никакой здравый смысл не выдержит назначения Малфоя старостой школы!
Гарри в принципе считал, что она права. Однако предположения Рона и Джинни задели его за живое, заставив занервничать. Он поспешил вскрыть свой конверт, и первым делом уткнулся взглядом в пространный список того, что запрещено.
— И почему не выбрали Гарри? Министерство теперь к нему подлизывается, – продолжала Джинни.
— Да, он был бы отличным примером для младших, – высокопарно произнес Рон.
В душе Гарри удовольствие от похвал странным образом смешалось с готовностью гневаться. Помимо рассуждений о том, кто получил значок старосты из однокурсников, его еще будоражило то, что фигура Фаджа в его голове никак не укладывалась на место директора «Хогвартса».
— Ну, все, хватит, – поморщилась Гермиона. – Безусловно, Гарри мог бы стать старостой школы, – в ее голосе не было места сомнению, и, однако, Гарри точно знал, что она в это не верит.
— Считаешь, я не такой ответственный? – быстро спросил он.
— Нет, конечно, просто немного ответственности тебе бы не повредило! Плохо, что назначили не тебя. Я тоже считаю, что это несправедливо, – сказала Гермиона.
Гарри нетерпеливо фыркнул.
— Жизнь вообще не очень‑то справедлива, – едко заметил он. – Поверить не могу, что Министерство снова назначает нам директора. Как будто им мало того, что сделала Амбридж!
— Ну, этот вроде теперь безобидный дурак, – сделал неуклюжую попытку утешить Рон.
— С такими требованиями безопасности нам скоро дышать запретят! – продолжал злиться Гарри. – Вы полюбуйтесь: «возможность посещать Хогсмид будет пересмотрена»! А Малфой!.. Нет, я лучше даже говорить об этом не буду.
— Удивительно, как ему все сходит с рук, – ворчливо согласился Рон. – Хорошо бы вывести его на чистую воду.
Злость с новой силой всколыхнулась в душе Гарри, и он с размаху пнул по ножке дивана.
— У него метка, – продолжил он сквозь зубы, но тут Гермиона со свойственным ей благоразумным сожалением покачала головой.
— Как ты докажешь это? – спросила она. – Разденешь его?
— Я бы шкуру с него спустил! – выплюнул Рон. – Но он, зараза, хитер, никогда не ходит один, вся штука в этом!
Гарри тоже подумал, что теперь Драко точно вряд ли можно будет застать без Крэбба и Гойла. А Гермиона, видя, как настроены друзья, состроила свою обычную строгую физиономию а–ля «Честное слово!..».
— Надеюсь, мы не будем делать глупости, – постановила она. – Малфой Малфоем, но у нас более серьезные задачи. Меня больше настораживает, что так много чего запрещено. Весь список из кабинета Филча продублировали, – сказала, возвращаясь к письму, Гермиона. – Раньше в этих письмах такого не было.
И чуть позже Гарри, невзирая на, что ему и так все пересказали, все‑таки, вопреки привычке, прочитал послание из «Хогвартса» полностью, а не только список новых учебников. Хотя подпись профессора МакГонагол осталась все та же, оно действительно изменилось по сути, а не только по длине. Как будто бумагу напичкали предупреждениями и предположениями вроде того, что нет большего греха, чем взорвать в коридоре пару бомб–вонючек. Все это здорово напоминало стиль Долорес Амбридж, которая в бытность свою директором закрывала глаза на серьезную опасность, сосредотачивая карательные меры вокруг тех, кто позволял себе просто не согласиться с ней, или отступить от принятых правил. И, если Гарри еще сомневался, то после письма окончательно утвердился в решении, что находиться в «Хогвартсе» в этом году – его основная обязанность.
Взрослые члены семьи Уизли спокойно восприняли новость о назначении нового директора.
— Мне кажется, работа советника не слишком ему нравилась, и Скримжер это понял, – предположил мистер Уизли. – Не очень хорошо, конечно, что выбрали именно его. Насколько я знаю Фаджа, он старается улавливать общие настроения и подыгрывать им. Но он твердо держится линии Министерства.
— Иными словами, он будет пытаться для всего получать инструкции, – перевела Гермиона.
Родители Рона не видели в этом большой беды. Миссис Уизли и вовсе была убеждена, что это даже хорошо. Отец Рона, впрочем, понял опасения Гермионы куда лучше.
— Не волнуйтесь, ребята, – сказал он. – Как ни трудно говорить об этом, особенно после того, как мы потеряли Дамблдора, однако директор – это еще не все. В «Хогвартсе» остаются ваши старые учителя, там сложились свои традиции, и на все это Фадж не сможет слишком сильно повлиять. Да он, я думаю, и не захочет. Не уверен, что он будет так уж стремиться оставить свой след в истории школы. Ведь реформы требуют того, чтобы преодолевать недовольство, доказывая их необходимость, а Фадж превыше всего ценит покой.
«Потому что ему все равно», – угрюмо подумал Гарри.
Однако он не стал обсуждать это даже с друзьями. Ему не хотелось, чтобы его разубеждали и утешали. В самом ощущении недовольства была какая‑то необъяснимая ценность, сознание своей правоты, которое питало его дух. И все‑таки нашелся один собеседник, который решился объяснить ему, что он не прав.
… – Пойми, Гарри, – увещевательно заговорил с ним Дамблдор, – сейчас трудное время, именно поэтому так важно не ожесточиться.
