Александр Прозоров - Заговорщик
– Это не пустые слова, государь, – вскинул подбородок Зверев. – Это слово князя Сакульского. Оно подкреплено честью моей и честью всего моего рода!
В этот раз государь задумался надолго. Минуты через три он взялся за колокольчик, что стоял на подоконнике, тряхнул им, а когда приоткрылась дверь, кратко распорядился:
– Адашева ко мне!
Царский писарь пребывал где-то неподалеку, явился почти сразу – и с порога уставился на Зверева змеиным немигающим взглядом. Казалось, еще чуть-чуть – и он прыгнет, вцепится зубами, впустит в жилы свой смертоносный яд.
– Ныне, Алексей Федорович, посольство ливонское прибыть должно. С недоимками за сорок девять лет. После того, как они серебро по счету в казну сдадут, на следующий день ко мне их проводишь.
– Слушаю, государь, исполню в точности. Коли же они…
– Никаких «коли», – спокойным тоном, но жестко отрезал Иоанн. – Я приму посольство только после того, как дань попадет в казну.
– Слушаю, государь. – Писарь наконец оторвал взгляд от князя, поклонился и попятился за дверь.
– Тебя же, князь, прошу вернуться в свой московский дом, – ровным голосом продолжил правитель. – Передай от меня пожелание здоровья княгине, с детьми своими любимыми побудь. Они ведь поди, соскучились. Пусть отцу родному порадуются. Ступай.
Эти ласковые слова означали только одно: домашний арест.
Как известно, все, что делает государь всея Руси, направлено на благо подданных. Андрей проникся этой истиной, когда, вернувшись домой, поднял сына на руки в тот самый день, когда у мальца прорезался первый зуб. Кабы не «арест» – не застал бы он этого момента, разве что из письма узнал. Как не увидел бы и первых шагов своего сына. И ремонта в левом крыле дворца не закончил бы, и печь не облицевал бы завезенными с Камы цветными глазурными изразцами, и хлев бы не обновил. Коли хозяина из дома не дергать – ему тут всегда работа найдется. Тем более, на таком обширном подворье, что досталось князьям Сакульским.
Поначалу Зверев беспокоился: что там на уме у Иоанна, отчего решил Сакульских к Москве привязать, у себя под рукой. То ли гнев обрушить намерен, то ли от беды спрятать. Но потихоньку, за хлопотами, тревога ушла, и Андрею стало казаться, что вот эту размеренную жизнь: просыпаться от нежного поцелуя жены, делать краше дом, играть с детьми и засыпать в объятиях любимой женщины – выбрал он сам. Ни о чем другом он не смел и мечтать.
Однако в дождливый, а потому счастливый Калинов день[20] в ворота дворца постучал незнакомый боярин: с коротко стриженной бородкой, тонкими усами, в простеньких сафьяновых сапогах и замшевых шароварах – но под распахнутым мокрым плащом виднелась дорогая ферязь без рукавов, надетая поверх небесно-голубой шелковой рубахи. С гостем были двое холопов. Они, не мудрствуя лукаво, вошли на двор, стали расседлывать лошадей, снимать с холок сумки и вьюки. Боярин же, строго соблюдая правила нынешнего этикета, остался у порога, молясь надвратной иконе.
– Гости! Гости! – шумно засуетилась Полина. – Дарья, платье мое неси! Агафья, Онуфья, Рамаза, детей переоденьте. Гребень мой где? Гребень несите! Кокошник… Нет, понизь, понизь давайте… Куда ты лезешь, в кованом они сундуке. И ожерелье достаньте с самоцветами. Дарья, ты где? Человека в погреб пошли! Зачем, зачем – за квасом! Нет, за пивом! Стой, куда?! Вина вели испанского принести… Нет, квас с ледника…
Об Андрее супруга в суете забыла, и он спокойно смог влезть в короткие войлочные бурки, шитые катурлином и украшенные по голенищу рубинами, заправить в них легкие атласные штаны, выбрать из сундука ферязь с серебряной нитью, опоясаться наборным поясом, набросить на плечи шубу. Жарко и тяжело, но что поделать – по титулу положено. Приоткрыв окошко, он увидел, что незнакомец уже вошел на двор и крестится на все четыре стороны, желая хозяевам добра и процветания. Следующим шагом должны были стать поклоны перед иконой над крыльцом. Причем в этот момент гостя полагалось уже встречать.
– Полина! Все, ты и так красивая. Пошли… Вот, проклятье, а посоха-то у меня и нет!
Опять же по обычаю, Андрей вышел первым, спустился на две ступени к гостю:
– Здрав будь, путник, приведенный волей Господа к моему крыльцу. Чего ты ищешь в наших землях: приюта, совета, али ночлега?
– Тебе здоровия, князь Андрей Васильевич, – заметно ниже поклонился незнакомец. – Я, боярин Никита Терпигорев, сын Андрея Терпигорева, пришел к тебе с поручением от государя нашего, Иоанна Васильевича.
– Всегда рады приветить хорошего человека… – У Андрея вылетело из головы, что именно следовало говорить в подобном случае, и он попытался сымпровизировать. Боярин начал подниматься по ступеням. Хлопнула за спиной дверь, на крыльцо вышла Полина в повязанном поверх кокошника платке:
– Здрав будь, мил человек. Вот, испей с дороги… – Княгиня слегка поклонилась, протянула серебряный ковш. Гость принял его со ступени, на две ниже хозяйки, поднес к губам.
– Что там? – шепотом спросил Зверев.
– Не знаю, – так же тихо ответила жена. – Еремей принес.
– Благодарствую, хозяюшка, – перевернул ковш боярин, демонстрируя, что не оставил ни капли.
– Сделай милость, мил человек, – опять поклонилась княгиня. – Преломи с нами хлеба кусок, коий Бог послал.
– Благодарствую, с радостью. – Гость вернул ковш и поднялся до конца лестницы. Полина пошла вперед, Андрей двинулся следом, пытаясь вспомнить, когда именно по нормам приличия можно будет снимать шубу. В теплый дождливый день под ней было невыносимо жарко.
Стол в трапезной был уже накрыт. Небогато: только заливные, соления, ветчина и копчености. И, разумеется, вино.
– Кушайте, гости дорогие, – поклонилась Полина. – На здоровье.
Княгиня ушла, оставив служилых людей наедине. Холопы гостя у стола пока не появились – вестимо, заняты были с дороги.
– Ну, – не стал оттягивать Зверев, – давай вздрогнем.
Он занял свое законное место в кресле во главе стола, потянулся за кувшином. Никита Андреевич занял место на лавке справа, взял себе с блюда ломоть хлеба, наколол кусок буженины, положил сверху, добавил пару огурцов, щепоть капусты. Поднял налитый князем кубок.
– За богатство и благополучие в этом доме!
Андрей кивнул, осушил кубок, наполнил сосуды снова, поинтересовался:
– Какими судьбами в наших краях, боярин? Чего надобно, что ищешь? Может, помощь нужна какая?
– Так ведь тебя ищу, княже, – усмехнулся гость. – Не поверишь, токмо-токмо из Ливонии вернулся! Был у государя с докладом. Он же, прежде чем в поместье на отдых отпустить, к тебе повелел заехать.
– За государя нашего, Иоанна Васильевича! – поймал гостя на слове Андрей. А когда тот осушил кубок до дна, поинтересовался: – И как там ныне, в Ливонии?
