Маргит Сандему - Околдованная
Значит Тенгель рассказал об этом! Возможно, в глубине души он немного гордился маленькой племянницей.
— Они тоже туда, наверх? — спросил кучер.
— Да. Здесь внизу их ждет только смерть. Во всяком случае, Суль.
— Хорошо. Я уже готов.
Тенгель быстро рассказал о подручных фогда, которые сейчас, по всей видимости, уже разыскивали их. Кучер кивнул.
— Мои лошади отдохнули.
— Я должен остаться, — сказал Тенгель, обращаясь к нему и Силье одновременно. — Эту кобылу я должен оставить на хуторе у моста. Кроме того, я обещал привести домой Хемминга. Я знаю, где он. Он здесь в селении, и я вытащу его за красивые волосы, даже если бы мне пришлось тащить его с любовного ложа. Поезжай, я приеду потом.
— Нет, будь добр, — жалобно сказала Силье, — не оставайся здесь, будь теперь с нами!
— Я вас скоро догоню. А теперь поторапливайтесь! Было ясно, что уговорить его невозможно. Скоро вся поклажа была погружена в повозку, и они стали двигаться вверх, по узкой лесной дороге.
— Он так ужасно рискует, — жаловалась Силье кучеру.
— Тебе не нужно беспокоиться за Тенгеля, — отвечал он. — Этот человек может больше, чем нам следует об этом знать.
— Нет, я так не думаю. О нем идет дурная слава, но он не такой!
— Добрая барышня Силье, — сказал кучер, повернувшись к ней. — Как, по вашему мнению, он мог находиться здесь, внизу, так долго?
— Вы полагаете, что он…?
— Не знаю, может ли он менять личину или использует другое колдовство. Но он был среди людей так долго в первый раз.
«И этот тоже говорит „среди людей“, — подумала потрясенная Силье.
— Да, но почему он подвергает себя таким опасностям? — спросила она жалобно.
— Такого вопроса я от вас не ожидал, барышня Силье, — пробормотал кучер, снова поворачиваясь вперед.
Силье не успела подумать над его ответом, потому что Даг начал реветь. Был ли он мокрым или голодным, она не знала, вероятно, было и то, и другое. Но она ничем сейчас не могла ему помочь. Молоко, приготовленное для него, стало ледяным, а раздевать его сейчас было бы безумием. Вместо этого она положила его к себе на грудь и начала баюкать, пока он не перестал плакать и снова заснул. Лошади, тащившие их повозку, были сильными. Подъем был крутым, дорога вилась вдоль отвесных пропастей. Каждый раз, как она бросала взгляд на долину, река и дома внизу казались все меньше. В конце концов они стали как игрушечные, а потом их и вовсе не стало видно.
Даг теперь спокойно лежал и спал у нее на руках, а Суль стояла за спиной кучера и погоняла лошадей. Силье придерживала ее за ноги, чтобы она не упала. Она часто восхищенно посматривала на витраж, положенный сверху на другую поклажу. Ей никогда не принадлежало ничего такого красивого, и она спрашивала себя, использует ли она его когда-нибудь. Где они будут жить? Она бы поставила витраж на видное место, может быть, как украшение на стену. Или здесь, наверху, живут только в шалашах?
Ее пальцы коснулись альбома, который она получила от Бенедикта. Он был переплетен с помощью вытканной ленты. Так мило с его стороны! Это стоило ему работы и денег. Ни она, ни Бенедикт не подозревали, что она владела чем-то таким, что будет значить для нее бесконечно много. Да, его подарок когда-то поможет раскрыть тайну Людей Льда. Но пока что это были только переплетенные листы пергамента домашнего изготовления. Силье смотрела на младенца с чистыми, светлыми чертами лица. У него немного отросли волосы и выбивались из-под шапки. Она размышляла о том, что бы сказала его мать, увидев его теперь на дороге, ведущей к стране ужаса и холода, к «Стране теней». Она часто думала о матери Дага. Что чувствовала теперь эта женщина? Облегчение? Нет. Способность глубоко сопереживать подсказывало Силье, что эта женщина должна была чувствовать нечто другое. А кроме того, была небольшая деталь, которая укрепляла Силье в ее вере. Кружка, наполненная молоком и поставленная рядом с младенцем. Доказательство отчаяния несчастной матери.
10
Шарлотта Мейден задумчиво сидела у окна и смотрела на полуразрушенный собор. После пожара в 1531 году никто словно не имел сил начать большую реставрацию. После реформации страна переживала голод и бесчисленные эпидемии. Только часть этого собора была теперь действующей, остальное лежало в руинах.
Из окна она видела также реку Нид, которая так красиво обвивала город и делала его почти неприступным с его единственным въездом, укрепленным воротами на западе.
— Скажи мне, матушка, — начала Шарлотта задумчиво. — Ты что-нибудь знаешь о женском монастыре в Бакке? Он еще существует?
Мать в замешательстве посмотрела на нее, оторвавшись от рукоделия.
— Орден бенедиктинцев? Его, пожалуй, уже нет. Разве все не исчезло с Реформацией, как думаешь? По правде сказать, я не знаю.
— А цистерцианцы на Рейне? Это был, кажется, тоже женский монастырь?
— Мне думается, что он больше не существует. А в чем дело? Почему эти странные вопросы?
— Я надумала поступать в монашеский орден.
— Ты? Ты сошла с ума? Ты же даже не католичка!
— Разве это имеет значение? Я, пожалуй, могу поменять веру.
— Нет, Шарлотта! Об этом не может быть и речи — что скажут люди? А твой отец? Нет, мы приглашены на бал в субботу к владельцу лена. Там ты повеселишься и забудешь о своих причудах. Говорят, приедут несколько изящных кавалеров из Дании. Здесь, конечно, не так много, из кого можно выбирать.
Шарлотта нетерпеливо встала и вышла из комнаты. Мать озабоченно посмотрела ей вслед. Неужели то, что так мучило ее в последнее время, были религиозные раздумья? Но католический монастырь! Это просто невозможно! Если бы только выдать ее замуж… Как могли они произвести на свет ребенка с такой непривлекательной внешностью? Длинный нос, имевший привычку преследовать некоторые датские дворянские и, в не меньшей степени, королевские семьи, украшал лицо Шарлотты. Бедная девушка, она была их главной заботой.
В своей комнате Шарлотта упала на постель. Она знала, что далеко не красива. Будучи юной, она заочно была помолвлена с молодым графским сыном из Дании. Однако после первой, торжественной встречи на балу он покинул ее с невразумительными извинениями. Договор, заключенный родителями, был вскоре расторгнут. Позор был невыносим, но со временем она научилась заглушать его. Когда другой очаровательный датчанин оказал ей внимание в прошлом году, она, испытывая недостаток в мужском восхищении, стала его очень легкой добычей. Она всегда скрывала свою застенчивость за сияющей улыбкой и беспечными разговорами. Никто не должен был догадаться, как ужасно и беспомощно она себя чувствовала. Молодой датчанин был опытным соблазнителем… Шарлотта была опьянена счастьем, пока не узнала, что он уже женат, а она сама ждет от него ребенка. Но теперь все это было несущественно. Если бы только она могла повернуть время вспять и вернуть ребенка в свои объятия! Это невозможное желание постоянно сверлило ее мозг. Ее все время мучил страх, воспоминания об оставленном в лесу младенце.
